Падший ангел за левым плечом - Страница 2

Утратить.

Сохранить, постараться сохранить во что бы то ни стало счастье свое – лучик света – Виктория Одинцова всегда старалась.

Поначалу-то, после смерти мужа, было делать это ой как непросто. Небо с овчинку казалось. В те времена, оставшись одна, чтобы как-то прокормить семью и выплатить кредиты, которые брал муж, Виктории приходилось работать в двух местах. Практически без выходных и праздников. На сон и то времени не хватало, потому что в разных местах имелся разный график: где сутки – трое, где сутки – двое, а порой и через день, а порой и в ночную смену.

О счастье ли тут думать, когда с ног валишься и засыпаешь на сиденье автобуса, рискуя проспать свою остановку?

Но даже в те времена Виктория думала, мечтала о счастье. Вот выплачу кредит… Станет полегче. Потом, может, как-то все устроится, обойдется.

Когда случилось то происшествие в отеле «Сказка интернешнл» – роскошном, с крытыми бассейнами и аквапарком, где она работала ночным сменным администратором, призрак маленького индивидуального счастья опять словно померк.

Ну как же, ее ведь тогда затаскали на допросы сначала в уголовный розыск, потом к следователю, а затем, когда дело в суд перекочевало, и туда. Как свидетеля.

Прокурор ей все в суде внушал – вы свидетель обвинения. От ваших показаний многое зависит. От ваших показаний зависит практически все со стороны обвинения.

Каково это слышать, а? Это и крепкий, здоровый человек слышит с трепетом сердечным, с этаким мандражом. А она в то время в горе великом была, только мужа потеряла – вся на нервах, на успокоительном.

Но и эта полоса черная сгинула. Суд закончился обвинительным приговором. Ну тому… типу, которого обвиняли в таких ужасных вещах…

Виктория постаралась со временем выбросить все это из головы.

А потом – вот чудеса в решете – и прокурора того посадили, который ей все внушал, как важны ее показания.

Ну жизнь, вот жизнь, а!

Про прокурора она тогда услышала в местных новостях по телевизору. Ну посадили и посадили. Кто о прокуроре из нормальных людей заплачет?

Нет, Виктория не хотела ерничать. Она вообще была доброй женщиной. Она заботилась о сыне-студенте. Боялась, что он, такой влюбчивый и бесхребетный, еще женится ни свет ни заря. А что им тогда со свекровью, с бабкой, делать? Квартира хоть и трешка, но стандартная, со смежными комнатами. А если приведет жену да дети пойдут? Где всем ютиться?

Когда муж был жив, вроде и не ютились, а просто жили. Это сейчас, что ли, у страха глаза велики?

А с другой стороны – семья у сына, дети – это же внуки. Так, значит – вот оно, счастье. Один из его основных элементов.

Тут Виктория всегда вздыхала.

Вздохнула она и сейчас и улыбнулась.

Она только-только закончила гладить выстиранное постельное белье и убрала гладильную доску. Пора что-то к ужину готовить. Скоро сын явится. Хоть сегодня и суббота, он клятвенно обещал, что приедет домой, а не зависнет в каком-то студенческом клубе на Спартаковской.

Свекровь, громыхая клюкой, прокандехала по коридору из своей комнаты в туалет. И угнездилась там надолго. Запоры мучили старуху.

Ей к ужину надо бы морковки сырой потереть – Виктория бросила взгляд на кухонный комбайн. Или дать слабительного? Нет, уж потружусь для нее. Подумаешь, кнопку нажать в комбайне – раз, и готова морковка тертая.

Вот в этом как раз счастье-то и заключается. В радении за близких, в заботе о них. Пусть и не очень ценят они это из-за сварливости характера и рассеянного старческого склероза.

Счастье – это сиюминутное, очень хрупкое ощущение: я счастлива… я почти счастлива… нет, не почти, а я просто счастлива… я живу…

Дома тепло – несмотря на весну, на начало апреля, в доме хорошо топят батареи. А в прошлый год топили плохо. А в этом году – хорошо, и это счастье.

У нас теперь свое дело – да, да, несмотря на экономический кризис, мы сложились компанией и держим крохотную булочную-кондитерскую в Рождественске. Семь человек сложились – прежние знакомые мужа и их жены взяли ее в долю, что называется. А свое дело есть свое дело, бизнес, пусть и не малый даже, а крохотный!

Но все же это не прежние ее мытарства на нескольких работах сразу.

Тут – счастье: чистая витрина, стойка, кофеварка, чтобы «кофе с собой». И выпечка сдобная с корицей – ее пекут сами, и хлеб разный, и плюшки, и круассаны.

А еще пасту делают «живую» и равиоли сами лепят с тыквой, со шпинатом и рикотой. Народ покупает. Немного, денег-то не ахти у народа, потому что кризис. Но молодежь и разные там модные, продвинутые, которых, правда, в Рождественске кот наплакал, покупают равиоли и «живую пасту». И это все – доход бизнесу.

Доход ей в том числе, Виктории. И это тоже счастье.

Счастье, когда деньги есть и не надо побираться по знакомым, прося в долг на срочное погашение кредита.

Счастье вот так стоять на теплой кухне у окна, заставленного фиалками и геранью, и смотреть на сумерки – серые, раздуваемые всеми весенними ветрами.

Какого, собственно, рожна еще чего-то хотеть? Вот сын учится, поступил сам, на бюджетное место, и платить за учебу не надо.

Это счастье по нынешним временам.

Свекровь на своих ногах – бродит, таскается к врачу, до туалета сама доходит. И это счастье. Вот не дай бог сляжет…

Может, умрет. Не станет колодой лежать. Создавать проблемы…

Тут Виктория устыдилась своих мыслей. Нет, нет, смерти желать не годится. Это плохо.

Она ведь добрая, сердечная. Она всегда все по совести. И тогда, во время дачи показаний, она ведь не солгала, не прибавила, не убавила. Рассказала чистую правду о том, что слышала в ту ночь в отеле «Сказка интернешнл».

Так что этот, которого упекли… ну, насильник-то… он не должен быть к ней в претензии.

Она не солгала ни следователю, ни суду. И тому сыщику, начальнику местного уголовного розыска, который насильника задержал, она тоже не солгала.

Правду сказать – это ведь тоже счастье.

Хотя такого бы счастья-то поменьше – не правды сказанной, а следствия и суда…

Виктория с охапкой выглаженного белья прошла в комнату сына. Кавардак какой тут вечно. Белье надо поменять…

Она бросила взгляд на стол сына – пыли, пыли, но он запрещает ей дотрагиваться до стола. Тут компьютер, тут какие-то диски. А то она с компьютерами не умеет обращаться! Виктория хмыкнула. Она компьютеров-то побольше видела, чем он в свои восемнадцать.

– Викуся, эй, Викуся! – громогласно воззвала с толчка из-за закрытой двери туалета свекровь.

– Да, мама, скоро ужинать будем.

– Замочи мне чернослив в кипятке в кружке. Подашь опять морковь тертую, так я ее в помойное ведро!

Виктория покачала головой – свекруха в своем репертуаре, блажит бабка. Но… это ведь тоже счастье, вот такое маленькое семейное… этакий семейный смешной раздолбайчик.

Надо ко всему относиться спокойно. Самое главное – они живут, никого не трогают.

И батареи в этом сезоне в районе топят нормально.

И в доме тепло.

И в холодильнике есть что на стол поставить и что поесть.

И у них теперь свое дело – крошечный бизнес.

А желать чего-то еще – по нынешним-то временам – иллюзия.

Маленькое счастье – вот оно: тепленькое такое. Виктория погладила простыни, и правда еще хранящие тепло утюга.

Весна – скоро расцветут фиалки на подоконнике в горшках.

Завтра – воскресенье и у нее выходной, потому что у них в булочной – график.

А потом она всю неделю работает.

Булочки с корицей, ватрушки с творогом, кофе с собой – это для молодежи.

Сын попросит, как всегда, денег – на какие-то прибамбасы к компьютеру.

И она ему даст. Потому что это ей сейчас по силам.

И в этом тоже – счастье.

Видите, как много счастья в этой жизни? Так чего же унывать?

– Когда наступила смерть? – повторил свой вопрос полковник Гущин.

– Более пяти часов назад, – ответил эксперт Сиваков.