Падение сверхновой (сборник) - Страница 6

И, когда иллюминатор зажегся чуть желтоватым, соломенного оттенка светом, в нем резко и четко обозначилось лицо Незнакомца. Глаза его были закрыты, подбородок энергично вскинут вверх. Скорее это напоминало скульптуру, чем лицо живого человека, такая была в нем сила экспрессии. Постепенно свет в иллюминаторе менялся в сторону ультрафиолетового конца спектра. Странное превращение претерпевало и лицо Незнакомца. Обратное прокручивание выявило не замеченные ранее детали. Сначала исчезли или, может быть, просто стали прозрачными волосы, потом кожа. Некоторое время был виден чисто анатомический портрет — сухожилия, мускулы, вены. Потом изображение стало похоже на рентгеновский снимок — череп и неясные тени постепенно тающих тканей. Наконец исчезло и это. И только в иллюминаторе полыхал странный спиртовой огонь.

Вдруг стекло иллюминатора стало расслаиваться. В нем возникали какие-то неглубокие дырочки, от которых во все стороны летели отколотые пластинки.

— Точно кто-то стреляет по толстому кварцевому стеклу, — прокомментировал происходящее на экране Володя Карпов.

То, что Володя принял за дырки от пуль, все сильнее углублялось в слой иллюминатора, пока там не образовалась маленькая черная точка. Вокруг нее молниями побежали трещины. Что-то невидимое ворвалось в иллюминатор. Спиртовой огонь качнулся, точно под сильным порывом ветра. И внезапно все озарилось мертвенным зеленым светом. В этом свете стала видна внутренность какой-то тесной сферической кабины. Кабина держалась на экране лишь доли секунды, но все заметили, что она была пуста, лишь на стенках ее колючим огнем вспыхивали зеленые блестки. Лента кончилась. Оганесян поднялся со своего места и включил свет. * * *

Четверг прошел в напряженном труде. До прибытия вертолета оставался только один день. А нужно было успеть ликвидировать все нарушения и поломки в приборах, вызванные неожиданным вторжением Незнакомца. По крайней мере, необходимо было выяснить, что можно починить здесь своими силами, а что придется отослать на вертолете или выписать с главной базы. Ничего нового в этот день обитатели площадки на Тайну-олу не узнали — некогда было даже поговорить. Один только Юра слонялся без дела, так как строгим приказом Оганесяна и доктора был отстранен от всяких работ. Единственное, что ему разрешили, — это дежурить у постели Незнакомца, который так и не приходил в сознание Но это было не так уж интересно. Читать не хотелось. Тысячи вопросов буквально жгли язык, но все были так заняты, что Юрины попытки заговорить встречали только раздраженный протест. Оставалось лишь бродить по комнатам и смотреть в окна, что Юра и делал

Наконец ему повезло. Кирленков, утомленный перетаскиванием разряженных в результате появления Незнакомца аккумуляторов, вошел в дом, чтобы умыться и немного передохнуть. Он был мгновенно атакован Юрой, вылившим на него весь накопленный запас вопросов и нетерпения.

— Я знаю, что ты думаешь, Толя, знаю! — Юра говорил торопливо, чтобы не дать Кирленкову отговориться ничего не значащей фразой. — Ты думаешь, что Незнакомец — это доктор Шапиро. Это, в конце концов, легко установить на Большой земле. Дело не в том. Ты мне вот что ответь. Если это он и каким-то образом он сумел создать дираковский вакуум, то как он мог жить там? А?

— Где — там?

— В мире минус-энергия. Ведь если он перезарядил каждую элементарную частицу всех атомов своего тела и ушел в антимир, то это было, как ты говорил вчера, в сорок первом году. Так? А как же он жил там двадцать лет? Что ел? Чем дышал, почему не обтрепал свой дачный костюм?

Или ты полагаешь, что там есть мир, полностью подобный нашему?

Юра еще продолжал бы засыпать Кирленкова вопросами, если бы тот умоляюще не поднял руки вверх:

— Хватит, Юрочка, хватит. Не все сразу. Прежде: то, что ты сейчас сказал, сказал и придумал именно ты, а не я.

— Но ведь ты думаешь именно так!

— Что я думаю, знаю только я один. Тебе я отвечу лишь затем, чтобы ты понял, как необходимо физику знать теорию относительности.

— Я знаю.

— Нет, ты не знаешь. Ты учил ее — этому я охотно верю. Но не более. Кирленков взглянул на часы и встал. — Пойдем в гостиную, посидим четверть часа, покурим, и я тебе немного расскажу.

— В классической ньютоновской физике, — начал Кирленков, попыхивая сигареткой, — соотношения «раньше», «позже», «одновременно» всегда считались абсолютно не связанными ничем с выбором системы отсчета. Эйнштейн отчасти ликвидировал эту несуществующую абсолютность. Наряду с событиями, последовательность которых во времени по-прежнему не зависела от системы отсчета, появилась новая категория событий. Мы называем их квазиодновременными, то есть ложноодновременными. Каждое из этих квазиодновременных событий при смене системы отсчета может превратиться из предшествующего в последующее или одновременное. В сущности, любые два события либо квазиодновременны, либо квазиодноместны К чему я это говорю? А вот к чему. Допустим, все было так, как ты только что сказал. Заметь: именно ты, а не я! Юра согласно кивнул

— Так вот, — продолжал Кирленков, — допустим. Незнакомец ушел через дираковский вакуум где-то около Минска, а вернулся в наш мир на Тайну-олу. Здесь явное нарушение одноместности. Почему? Да потому, что тот мир не может быть полностью зеркален нашему. Ты вошел туда в одно место, а вышел в другом. Вот и все. Такие же превращения могут быть и со временем. В сущности, можно допустить, что он появился у нас в мире вчера, а в этот мир вошел завтра.

— Ну, уж это ты того через край хватил

— Ничего не хватил. Вот послушай. Допустим, у нас есть два события — А и Б. А — это выстрел охотника, Б — это смерть подстреленного им зверя. Наоборот вроде никак нельзя. Ведь если в какой-нибудь системе отсчета ружейная пуля попадет в тело зверя и причинит ему смерть раньше, чем она вылетела из ружья, — все наши представления о причинности оказываются вверх ногами. Это даже не индетерминизм, а вообще черт те что. Получится, что в одной системе отсчета волк умирает потому, что в него выстрелили, а в другой — ружье выстрелило потому, что он умер. Нелепица! И действительно, никакая наука не может допустить, чтобы следствия предшествовали своим причинам. Для этого нужно невозможное; чтобы пуля летела быстрее света. Вот в этом все дело. В скорости. Свет обогнать нельзя. Но приблизиться к скорости света — отчего же нет? Значит, если мы увеличим скорость почти до световой, у нас, во-первых, причина остается причиной, а следствие — следствием и ничто не нарушится, а во-вторых, сузится промежуток времени между причиной и следствием. Понимаешь? Здесь и весь секрет. Незнакомец ушел в мир встречного времени. Он ушел из нашей системы отсчета в другую. Это для нас в его отсутствие прошло двадцать лет, а для него могли пройти неделя, день, час. Я не знаю точно, сколько. Понял теперь?

— Ты все-таки молодец, Толик! — Юра обнял Кирленкова. — Ты гений. Что бы там ни было, правда все это или ошибка, но ты гений.

Кирленков высвободился из его объятий, взглянул на часы и встал. Потом неожиданно улыбнулся, ткнул Юру пальцем в живот и пошел к двери.

— Когда станешь академиком, Толя, возьми меня к себе.

— Ладно, возьму.

— Но я найду еще доводы против твоей гипотезы. Так и знай! — крикнул ему вслед Юра.

— Ну, научные работнички — столяры и плотнички, давай, давай! поторапливал их Юра.

Работать ему еще не разрешали, и он увязался за Кирленковым и Карповым в аккумуляторную.

Кирленков молча и сосредоточенно паял. Как художник над какой-то абстрактной мозаикой, склонился он над панелью с перепутанными жилками проводов и разноцветными цилиндрами сопротивлений, выискивая одному ему понятные нарушения в схеме.

В другом углу за высоким лабораторным столом застенчиво приютился Володя Карпов. В руках у него гудело пламя кислородной горелки и молочным светом лучилось раскаленное стекло кварцевого баллона.

А Юра размашистыми шагами ходил от стены к стене. Нараспев читал стихи Блока, Уитмена и свои собственные, время от времени приставал, но вообще вел себя вполне прилично. Во всяком случае, Кирленков еще не предпринимал попыток от него избавиться.