Падение сверхновой (сборник) - Страница 5

Юра откинулся на подушку, мучительно стараясь вспомнить, где он видел этот крутой лоб и впалые щеки. Казалось, что стоит еще чуть-чуть напрячься, как вспомнит, но в самый последний момент, когда, казалось, уже наступало озарение, мысли расползались, вялые и негибкие. И опять нужно было возвращаться, что-то припоминать, что-то отбрасывать как несущественное. От этой мучительной и напряженной работы Юру стало мутить. К голове прихлынул сухой жар, и Юра был куда-то опрокинут и унесен.

Ему казалось, что он тонет в каком-то багровом болоте. Сколько он ни бился, никак не удавалось выбраться из засасывающей трясины. Каждое движение только ухудшало его положение. Вот уже кровавая болотная вода подступила к самому горлу. Юра хочет схватиться за что-то рукой и не может — ее зажало в железных тисках.

— Опять бредит, — тихо сказал доктор, опуская Юрину руку.

— А как второй? — спросил Кирленков, кивнув на свою кровать.

— По-прежнему в беспамятстве.

— Как же мы кормить-то их будем? — огорченно развел руками Костенко и осторожно накрыл салфеткой две чашки бульона с гренками и стаканы с густым малиновым киселем.

Один за другим все тихо вышли из комнаты. Медленно закрывая дверь, Волобоев в коридоре обратился к Кирленкову:

— Послушай, Толя, я не собираюсь с тобой спорить. Может быть, ты и прав. Но ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Ну, пусть твой этот минус-мир абсолютно зеркален нашему. Пусть там все так же. Даже люди точно такие же. Пусть они нашли возможность пробиться в наш мир и перестроить, или, как вы, физики, говорите, перезарядить антиатомы на атомы, чтобы не взорваться здесь, у нас. Ладно, я верю этому так, на слово верю. Ты объясни мне другое. Почему у незнакомца рубашка с красной меткой: Л. Ш. и ярлычок Минской шелкоткацкой фабрики? Это раз. Обрати внимание на его брюки. Тридцать четыре сантиметра! Теперь таких никто не носит, даже ярые борцы со стилягами. Да и сандалии какие когда-то носил мой папа. Почему человек из антимира носит минскую рубашку и вообще одет так, как одевались дачники лет двадцать назад? А вообще я целиком за тебя. Тем более, что и в антимире, судя по его посланцу, тоже страдают гипертонией.

И, насмешливо поклонившись, щеголеватый доктор молодцевато зашагал в столовую, куда только что перед этим отправился повар.

Кирленков, задумчиво потупившись, тоже пошел в столовую. Уж кто-кто, а он раньше всех учуял соблазнительный запах мозгов-фри.

После обеда спор возобновился. Попыхивая трубкой, Оганесян, которому хотелось подумать обо всем неторопливо и обстоятельно, попытался примирить бушующие страсти.

— Помните, — сказал он, — у Чапека есть прекрасная повесть «Метеор». На больничной койке лежит без сознания откуда-то свалившийся летчик. Он обгорел, и у него нет документов. Никто о нем ничего не знает. И каждый конструирует ею историю по-своему. Эта повесть — о различных путях познания. Религиозная сестра воссоздает историю летчика из ночных сновидений, доктор — из чисто внешних, физиологических и терапевтических признаков, ясновидящий… ну, само собой понятно. Но наиболее полную картину дает писатель, у которого чисто внешние признаки прошли сквозь призму искусства. Вот, мне кажется, у нас с вами подобная ситуация. Анатолий Дмитриевич порадовал нас сегодня утром блестящей гипотезой. Я бы назвал ее рассказом доктора плюс чуть-чуть от писателя и еще меньше — от ясновидящего. Научная часть гипотезы Анатолия Дмитриевича хоть и спорна, но блестяща. Этого у нее не отнять. Но вот выводы… Здесь остается только руками развести. И если чапековский ясновидящий что-то такое все же сумел увидеть, то здесь… Впрочем, не буду повторяться и умолчу о шитых белыми нитками местах гипотезы Анатолия Дмитриевича. О них уже говорилось не раз. Чем, собственно, я хочу закончить свою мысль? Я с нетерпением жду выздоровления Юрочки. Мне очень хотелось бы знать его мнение. Без религиозной нянечки мы обойдемся уж как-нибудь, а рассказ писателя нам просто необходим. А Юрочка у нас не просто писатель — он поэт! Все рассмеялись. И Кирленков тоже.

— Всецело с вами согласен, Вартан Цолакович, — многозначительно подняв указательный палец, сказал Володя Карпов, — только одно небольшое добавление. Дело в том, что рассказ писателя был заключительным аккордом, когда весь фактический материал уже оказался собранным. У нас же есть еще один неиспользованный резерв. Я сегодня проявил пленку, которая была в Юрочкином киноаппарате. Завтра все смогут увидеть заснятый им фрагмент. Думаю, что он будет интересен. И, хотя этот материал добыт «писателем», давайте будем его считать приобщенным к научной, фактической стороне вопроса. Так будет лучше… Больше похоже… Ну, в общем, мне так кажется…

В столовой раздались дружные аплодисменты.

— Если так, то и я выложу все свои карты на стол, — сказал Кирленков. Только то, что я вам сейчас скажу, считайте лишь одной из возможных гипотез. Дело касается инициалов Л. Ш. на рубашке минской фабрики.

В столовой стояла напряженная тишина.

Кирленков продолжал:

— До войны в Минске жил крупный физик, профессор Лев Иосифович Шапиро. Он занимался так называемым "творящим полем" — осцилляторами вакуума. Он пропал без вести. Считают, что его убили немцы.

Когда потух свет и на экране показались блестящие змеи и молнии поцарапанной ленты, все затаили дыхание. Но ничего нового по сравнению с тем, что видел Юра при съемке, фильм не дал. Это сказал сам Юра, который, несмотря на решительные протесты Волобоева, захотел во что бы то ни стало сам присутствовать на демонстрации фильма и давать пояснения. Коротенький обрезок ленты прокрутили еще раз и зажгли свет. Единственным дополнением к тайне Незнакомца на сегодняшний день было лишь то, что все, в том числе и сам Юра, узнали, что лицо в огненном иллюминаторе принадлежит именно тому человеку, который, все еще без сознания, лежал на постели Кирленкова. Вот и все

— Послушай, Толя, — обратился к Кирленкову Юра, — растолкуй ты мне подробней о встречном времени. Что-то я здесь недопонимаю.

К Юриной просьбе присоединились все. Кирленков задумался и, немного помолчав, стал рассказывать.

— Вы помните последний кадр Юриного фильма. Вероятно, в тот момент, когда он снимался, наш Юрочка уже был сбит с ног, поэтому нацеленная в небо кинокамера запечатлела весьма тривиальный эпизод: падение кедровой шишки. Как она падала, вы видели. Теперь мысленно представьте себе, что пленка прокручивается в обратном направлении. Что будет тогда? Вы увидите, как притягиваемая землей шишка взлетит в небо. То есть поведет себя точно так же, как тело отрицательной энергии. По сути дела, поменяв направление движения ленты, мы изменили направление течения времени. Любое тело, взятое из нашей жизни, хотя бы этот ключ от аккумуляторной, в мире отрицательной энергии полетит вверх, как и наша воображаемая шишка. Понятно?

Кто сказал «да», а кто просто кивнул головой, лишь Оганесян, встав с места, громко предложил:

— А знаете что? Давайте действительно крутить пленку в обратном направлении.

Опять на экране прыгали золотые змейки. Потом показалось небо, мохнатая лапа кедра. Кедровая шишка действительно выскочила из снега и, вознесшись в небеса, приросла к ветке. Но это уже никого не интересовало.

Ничего необычного здесь не было: пленка прокручивалась в обратную сторону. Все с любопытством ждали, что же будет дальше.

На голубом фоне неба виднелись нерезкие и туманные силуэты дальних кряжей. Все было как-то неестественно наклонено к линии горизонта. Потом кедр качнулся, куда-то переместился и все увидели раскаленную металлическую глыбу домик аккумуляторной. Вишневый накал сменился пурпурным, потом оранжевым. Дом начал едва заметно вибрировать, точно хотел скорее излучиться в свет. Частота колебаний постепенно увеличилась, и все с удивлением увидели, что домик аккумуляторной начал таять, как тает брошенный в воду оранжевый кристалл хромовых квасцов. Наконец, когда контуры аккумуляторной едва стали угадываться, зажглось пятно непередаваемого красного оттенка. Это был какой-то иллюминатор. Цвет его постепенно менялся, точно этот иллюминатор выплывал из инфракрасной части спектра в зону видимого света.