Падение сверхновой (сборник) - Страница 12

Пока катер поднимали на борт, капитан уже отдавал какие-то распоряжения в машинное отделение. Он крепко пожал руку Мухину, похлопал по плечу Володю и, застегнув верхнюю пуговицу белого кителя, прошел в свою каюту.

— Что это с ним сегодня? — спросил Мухин; Володя молча пожал плечами. Мухину он определенно начал нравиться.

— Сейчас мы все узнаем, — Мухин потянул Володю в радиорубку.

Пока они поднимались по узкому, сияющему красной медью перил трапу, на судне уже выбрали якорь и оно, легко дрожа, первыми оборотами винтов начало тихо разворачиваться в открытое море.

— А-а, заходи, ребята! — радостно встретил их Леша-радист, вихрастый малый в пестрой ковбойке. Леша снял наушники, щелкнул тумблером и, улыбаясь во всю ширь круглого лица, уставился на гостей.

— Что тут у вас стряслось? — спросил Мухин.

Алеша загоготал:

— О, тут, брат, такие дела! Сам черт не разберет. Старик в полнейшем недоумении. Вся наша программа разлетелась в пух и прах. Все меняется.

— В чем же все-таки дело? Ты-то, наверное, что-нибудь знаешь.

— Во-первых, — Леша загнул палец, — цунами. Получили срочную радиограмму, что с оста идет цунами.

— Цунами? Неприятная штука, — заметил Хитров.

— Еще бы, — буркнул Мухин. — Таков уж этот район. Тридцать восемь действующих вулканов! А сколько таких вулканов на дне, знает только бог. Да и глубина здесь подходящая для таких волн.

Леша пытался продолжить свой рассказ и уже было загнул второй палец, но Мухин его опередил:

— Где эпицентр?

— Градусом южнее нас и что-то около сто пятьдесят шестого градуса долготы.

— Так-с! — Мухин прищурил глаз. — К северу от Тускароры… Там глубины солидные. Свыше трех тысяч… Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нам. «Шокальский» в открытом море, он и не почувствует волны…

— Может быть, цунами угрожает островам, нашему Райкоке, например? Вот нам и радировали, чтобы мы возвращались на корабль, — высказал догадку Хитров.

— Нет, — пренебрежительно отмахнулся Мухин. — Станет тебе старик спешно разводить пары из-за всякого пустяка. Тут что-то не то…

— Дайте же мне досказать! — взмолился Леша. — В том-то и дело, что нам срочно приказали идти к эпицентру. Испытания будем проводить там!

— Что-о?! — Хитров и Мухин даже привстали от удивления.

Леша торжествующе откинулся в кресле и, довольный произведенным эффектом, замолчал. Но молчать Леша не умел, ему не терпелось вылить на ошарашенных собеседников последний ушат новостей.

— И это не все! — Леша даже закрыл на минуту глаза. — У эпицентра нам назначено рандеву с вертолетом. К нам доставят кинооператора.

Мухин поморщился.

— Да-да, кинооператора, — интриговал Леша, — с особыми полномочиями.

— То есть как это?

— Этот кинооператор назначается ответственным за погружение. Вы возьмете его на дно — раз. Программу наметил лично он — два.

Мухин рассмеялся.

— Ну, брат, здесь ты что-то врешь или же напутал при приеме. Этого быть не может. Хотя бы потому, что батискаф рассчитан на двоих. А эти двое вот они! — Мухин помотал рукой от Володи к себе.

Леша обиделся. Не стал спорить и, повернув кресло, надел наушники.

Оставалось лишь одно: уйти. Все знали, что в таких случаях Леша кремень, ни слова не вымолвит.

Свесившись за борт, следил Володя за бесконечным буруном, бегущим прочь от серого носа судна. Мириады пузырей сливались в шипящую монолитную массу, лопались и исчезали в белесой голубизне. Не верилось, что где-то там, в глубине, клокочут адские силы.

Солнце почти село. Странно было видеть тонкий оранжевый сегмент, повисший над белой полосой, которая отделяет воду от неба. Судно шло быстро. Но расстояние от него до солнца не уменьшалось, лишь медленно таял оранжевый сегмент, точно леденец во рту.

Мухин провел эту ночь прескверно. Подушка казалась ему горячей и неудобной. В иллюминаторе была синяя тьма. Лишь море слабо светилось розовато-голубым огнем.

Мухин встал и тихо, стараясь не разбудить соседа по каюте, пробрался к вешалке, нащупал коробку папирос и спички, закурил. Стало немного легче.

Послышался отдаленный стрекот. Мухин сел и прислушался. Стрекот все усиливался. Наконец, треск достиг своего максимума и повис где-то над головой. Потом послышалась беготня, какая-то возня на палубе, стук и грохот передвигаемых ящиков.

"Вертолет прилетел, — догадался Мухин, — с этим… кинооператором".

Мухин сердито погасил папиросу и решительно повернулся на правый бок, лицом к стенке. Мухину казалось, что он проспал не больше минуты, когда в его сон безжалостно вторглась чья-то энергично трясущая за плечо рука.

— Какого черта? — сонно проворчал Мухин, с усилием разлипая веки. В глаза брызнул свежий утренний луч. Отблески волн дрожали на потолке. Было уже раннее утро.

Море было на редкость спокойное. Батискаф почти не качало. Поэтому Мухин и Хитров легко проскользнули в узкую трубу люка. Загрузка балластом тоже прошла хорошо. Оставалось еще раз все проверить и идти на погружение.

— Я все же ничего не понимаю, — ворчал Мухин. — Взять и за здорово живешь поменять программу. Как это вам нравится? Должны были исследовать Тускарору, а теперь вот извольте садиться на какую-то мель.

— Три километра для вас мель?

— Три — это не десять запятая триста семьдесят семь. И, кроме того, что мы там будем делать? Более туманного задания я еще никогда не получал. "Фотографируйте все, что вам покажется необычным", и только-то… А если мне там все покажется обычным?

— Все же там извержение подводного вулкана. До нас таким зрелищем не любовался ни один человек…

— Мы тоже пока им еще не полюбовались… И этот кинооператор. Сказали, что он будет погружаться вместе с нами. А где он? Человек искусства, свободная профессия; они все любят поваляться в постельке. Раньше одиннадцати не изволят встать.

Хитров не отвечал. Глубиномер показывал первые метры. В голубом, пронизанном солнечными лучами мире, который лежал по ту сторону толстого кварцевого стекла, виднелись фигуры аквалангистов. Лениво двигая ногами в ластах и посылая приветственные жесты, они провожали батискаф.

Точно ртутные черточки, промелькнули какие-то рыбешки; лениво колыша полупрозрачным колоколом, не хотела отставать от батискафа медуза.

— Видите, какой у нее узор? — спросил Володя, указывая на медузу.

— Что-то вроде черного крестика.

— Это медуза гонейма — крестовичок. Для аквалангистов она страшнее акул и кальмаров.

— Это крохотулька? — недоверчиво спросил Мухин.

— Она самая. Прикосновение к ней вызывает ожог, который приводит к параличу, а иногда даже убивает.

В иллюминаторе становилось все темнее. Красные плавки аквалангиста казались уже коричнево-зелеными. Мелькнула стремительная голубая торпеда: кета или чавыча.

Аквалангисты в последний раз помахали им и отстали.

— Да, вот он, предел человечьей власти, — тихо сказал Мухин. — Не пускает нас море — вот и все. Планеты новые покорим, может, и к звездам слетаем, а на своей же земле, в глубинах океана, нам нет места.

— Мы-то ведь с вами и дальше вниз идем. Или вот Пикар, например, на одиннадцать километров вглубь спустился! Свыше тысячи атмосфер давления. Но выдержал, победил человек.

— Все это не то, Володя. Нужно не в батисферах, не в скафандрах море покорять, а так, как аквалангисты, в чем мать родила, только тогда проникновение в глубины сможет стать массовым, только тогда мы освоим океанское дно. Ведь семьдесят один процент территории планеты под водой. Кому, как не мне, геологу, понимать это?

— Придет время, освоим, — неуверенно протянул Володя, — сейчас над этим работают. У нас в институте, например, в лаборатории океанической бионики.

— А что они там делают?

— Изучают приспособляемость животных к большим глубинам.

— Ах, изучают! Ну, значит, не скоро удастся человеку дно босыми ногами пощупать.

Батискаф достиг глубины, куда уже не попадают солнечные лучи.