Падение Римской империи - Страница 31
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 172.Как бы ни была неприятна эта идея, власть на всем протяжении истории находилась в длительной и весьма характерной взаимосвязи с «деланием денег»: это касается как больших, так и малых государств, переживающих период расцвета и стоящих на грани краха. В большинстве обществ, существовавших в прошлом — и многих, существующих в настоящем, — связь между властью и выгодой даже в малой степени не представлялась (и не представляется) проблематичной: личная выгода и выгода для друзей рассматривалась как абсолютно весомая (притом совершенно законная) и главная причина для того, чтобы добиваться власти. Когда наш старый знакомец философ Фемистий впервые привлек внимание императора Констанция в начале 350-х гг., Либаний, его товарищ, преподававший риторику, большой поборник моральных ценностей, связанныхс классическим образованием, писал ему: «Твое присутствие за столом [императора] свидетельствует о величайшей близости [между вами]… любой, кого ты упоминаешь, немедленно становится богат, и… удовольствие, получаемое им, когда он дарует подобные милости, превосходит то, которое испытываешь ты, принимая их». С точки зрения Либания, влияние, приобретенное Фемистием, не представляло собой проблемы — как раз наоборот! Фактически вся система назначений на чиновничьи должности в империи основывалась на личных рекомендациях; так как конкурсные экзамены отсутствовали, патронаж и связи играли главную роль. Обращаясь к нескольким императорам, Фемистий посвятил не одну из своих речей теме «друзей» — т. е. ближайшего окружения императора, ответственного за привлечение его внимания к подходящим кандидатурам на те или иные должности. Конечно, Фемистий хотел, чтобы эти друзья обладали проницательностью и благодаря этому могли давать первоклассные рекомендации, однако он не желал никаких изменений самой сути вещей. Непотизм был системой; службу все связывали с возможностью набить себе карман, и умеренное казнокрадство считалось более или менее в порядке вещей .
И ничего нового в этом не было. Ранняя Римская империя, даже в период активных завоеваний, так же как и в позднейшие эпохи, была отмечена злоупотреблениями — быть может, следовало бы просто сказать «употреблением» — властью со стороны чиновников (друзей чиновников высших рангов), которые стрем ил ись обогатиться сам и и обогатить своих товарищей. Согласно историку Саллюстию, писавшему в середине I в. до н. э., моральные устои римской общественной жизни начали рушиться после гибели Карфагена, главного соперника Рима, в 146 г. до н. э. На деле, однако, крупнейшие фигуры общественной жизни всегда в первую очередь были озабочены собственным продвижением, и в ранней империи происходило то же самое. Многое из того, что мы можем назвать коррупцией в римской системе управления, просто отражает нормальную взаимосвязь власти и выгоды. Некоторые императоры, наподобие Валентиниана I, периодически добывали себе политический капитал, нанося удар по «коррупции», но даже Валентиниан не пытался изменить систему как таковую . Мне кажется, важно реалистично смотреть на то, как люди используют политическую власть, и не придавать слишком большого значения отдельным случаям взяточничества. Если фактор «власть — выгода» не замедлил подъем империи на первых порах, то нет и причины предполагать, что он сыграл важную роль в ее падении. Что же касается скандала в Лептис Магне, то Роман, Палладий и Ремигий просто слишком далеко зашли. При более пристальном рассмотрении можно увидеть в «Лептисгейте» нечто значительно большее, нежели простое укрывательство.
Пределы власти правительства
Теоретически император обладал высшей властью, когда дело доходило до формирования общего законодательства; в отдельных случаях у него было право модифицировать закон ил и уничтожать его по своему усмотрению. Ему было довольно одного слова, чтобы приговорить к смерти или помиловать. Внешне он во всех отношениях представлял собой абсолютного монарха. Но внешность может быть обманчива.
Валентиниан, долгое время до восшествия на престол служивший в армии, имел большой непосредственный опыт надзора над приграничными областями вдоль Рейна; находясь в Трире, он имел возможность провести исчерпывающее расследование любого несчастного случая. Однако с проблемой, возникшей в Африке, все получилось совершенно иначе. Впервые Валентиниан узнал об эпизоде в Лептис Магне из двух внезапно полученных диаметрально противоположных отчетов: один привезло первое посольство из провинции, прибывшее к его двору, другой поступил от Романа через magister officiorum, Ремигия. Трир, где находился Валентиниан, отстоял от места событий примерно на 2000 километров. Он не мог покинуть приграничную Рейнскую область, чтобы расследовать один относительно незначительный эпизод в весьма темном уголке Северной Африки; все, что он мог сделать, — это отправить своего представителя, дабы тот вместо него разобрался в случившемся. Если эта личность дезинформировала его (как было в данном случае) и позаботилась о том, чтобы другой отчет о событиях не достиг ушей императора, то последний вынужден был действовать соответственно. Основной вывод, который можно сделать из «Лептисгейта», состоит в том, что, несмотря на всю власть императора, как теоретически, так и на практике, центральная власть в Римской империи могла принимать эффективные решения лишь тогда, когда получала точную информацию о происходящем на местах. Режим Валентиниана любил представлять себя защитником налогоплательщиков от несправедливых требований со стороны военных. Но из-за ложного сообщения Палладия действия императора в случае Лептис Магны привели к полностью противоположному результату.
Требуется усилие воображения, чтобы понять, насколько трудно было получать точную информацию в римском мире. Имея под властью ровно половину его, Валентиниан контролировал область, существенно большую, нежели современный Европейский союз. Если и в наши дни эффективные действия центра на такой территории достаточно сложны, то проблемы, связанные с сообщением, с которыми столкнулся Валентиниан, поставили его в невообразимо более сложные условия, нежели руководителей в современном Брюсселе . Двоякая проблема состояла не только в том, что сообщение в те времена осуществлялось куда медленнее, чем теперь, но и в минимальном количестве линий, по которым его можно было передавать. В случае с Лептис Магной дело усугублялось не только черепашьей скоростью, с которой передавалась информация, но и просто-напросто малочисленностью тех, кто осуществлял связь: поначалу источника информации было два (посольство и Ремигий, представлявший точку зрения Романа), а потом к ним прибавился третий, когда Валентиниан отправил комиссию по расследованию фактов в лице Палладия. Когда Палладий подтвердил сообщение Романа, возникла ситуация «два против одного», и больше источников у Валентиниана не было. В мире телефонов, факсов и Интернета вообразить себе тогдашнюю ситуацию еще труднее. Контакты Валентиниана с городскими общинами, составлявшими его империю (за исключением тех, которые находились в непосредственной близости от Рейнской области), были редкими и несистематичными.
Возможность увидеть эту проблему изнутри дает еще один исключительной важности источник, оставшийся от поздней Римской империи, — папирусы, сохранившиеся в течение столетий благодаря сухому и жаркому климату египетской пустыни. (Судьба распорядилась так, что большая часть архива в конце концов оказалась в библиотеке Джон Райландс Лайбрери в Манчестере — городе, известном большим количеством выпадающих здесь осадков.) Те папирусы, о которых пойдет речь, приобретенные крупным викторианским коллекционером A. C. Хантом в 1896 г., происходят из города Гермополиса, расположенного на западном берегу Нила на границе Верхнего и Нижнего Египта. Одно из писем (имеющее важное значение) отделилось от остальных и оказалось в Страсбурге. Когда обнаружилось, что оно относится к той же переписке, стало ясно, что это письма некоего Феофана, землевладельца из Гермополиса и, очевидно, римского чиновника высокого ранга начала IV в. н. э. В конце 310-х гг. он состоял советником по законам при Виталисе, который, будучи rationalis Aegypt, являлся финансистом, отвечавшим за работу оружейных мастерских, а также за другие действия Римского государства в провинции. Основная масса архива относится к путешествию, которое Феофан совершил из Египта в Антиохию (совр. Антакью в Южной Турции близ границы с Сирией), центральный город римского Востока, по делам службы где-то между 317 и 323 г. В бумагах нет рассказа о путешествии — мы можем только догадываться, какова была возложенная на него миссия. Однако здесь есть нечто в своем роде еще более ценное — упаковочные листы, финансовые отчеты и датированный маршрут; все вместе это позволяет живо представить себе официальные путешествия в Римской империи .