Падение башен. Нова - Страница 121

— А теперь я убью тебя, — он перешагнул через ноги Себастьяна, сгрудившие ковер. — Это ответ на твой вопрос.

Это пришло откуда-то из глубины, прятавшееся до сих пор в закоулках его памяти. Наркотик помог появиться этому чувству, осветил его ярко и отчетливо. Что-то задрожало внутри его. Оно поднялось откуда-то снизу, вцепилось в живот, расперло грудную клетку, широко разлилось и вырвалось наружу, Лок взревел. Все чувства обострились под действием наркотика, он увидел сиринкс, оставленный на краю круга. Он схватил его…

— Не надо, капитан!

…когда Принс замахнулся, Лок нагнулся, прижимая инструмент к груди. Он до отказа вывернул рукоятку интенсивности.

Ребро ладони Принса проломило косяк, к которому минуту назад прислонялся Мышонок. В четырех-пяти футах выше луча полетели щепки.

— Капитан, это же мой!..

Мышонок прыгнул и капитан наотмашь ударил его ладонью. Мышонок полетел в песчаный бассейн.

Лок прыгнул в сторону и резко повернулся лицом к двери, где Принс, все еще улыбаясь, делал шаг вперед.

Лок рванул рукоятку музыки.

Вспышка.

Отражение вспышки на куртке Принса, луч был сжат до предела, рука Принса рванулась к глазам. Он, моргая, затряс головой.

Лок снова рванул рукоятку.

Принс зажмурил глаза, отступил назад, вскрикнул.

Пальцы Лока рванули струны. Хотя звук был остронаправленным, по комнате, перекрывая крик, загрохотало эхо. Голова Лока под этим звуком ушла в плечи. Но он снова ударил по звуковой деке. И снова. С каждым падением его руки на инструмент, Принс отступал назад. Он наступил на ногу Себастьяна, но не упал. В разуме, еще частично свободном от ярости, появилась мысль, его среднее ухо уже должно выйти из строя… Затем ярость метнулась дальше. И не стало ни единой частички разума, свободной от нее. Еще раз.

Руки Принса обхватили голову. Его настоящая рука задела парящую полочку. Статуэтка упала.

Взбешенный Лок с размаху ударил по пластине запаха.

Отвратительная вонь поползла в ноздри, защипала полость носа; так, что выступили слезы.

Принс, зашатавшись, закричал. Кулак в перчатке ударил по стеклянной панели. Она треснула от пола до потолка.

Лок шел за ним по пятам, почти ничего не видя сам.

Теперь Принс ударил по стеклу обоими кулаками, стекло брызнуло в стороны. Его куски полетели на пол и на камни.

— Нет! — это Руби. Лицо ее было спрятано в ладонях.

Принс бросился наружу.

Жар охватил лицо Лока. Но он шагнул следом.

Принс, шатаясь и спотыкаясь, отступал к сиянию Золота. Лок осторожно спускался за ним по острым камням склона.

И ударил.

Свет хлестнул Принса. Он, видимо, сохранил часть своего зрения, потому что снова вцепился в свои глаза. Он упал на одно колено.

Лок пошатнулся. Плечо его задело горячий выступ. Он весь покрылся струйками пота, пот тек по лбу, задерживался на бровях, скатывался по шраму. Он сделал шесть шагов. И на каждом извлекал свет ярче Золота, звук громче грохотал чем лава, запах был резче запаха серных испарений, щипавших его глотку. Его ярость была настоящей и алой, ярче, чем Золото.

— Подоно… Дьявол… Отродье!

Принс упал в тот самый момент, когда его настиг Лок. Его голая рука отдернулась от раскаленного камня. Голова приподнялась. Руки и лицо его были в порезах от осколков стекла. Рот открывался и закрывался, как у рыбы. Слепые глаза моргали, закрывались и снова открывались.

Лок отвел ногу назад и вдребезги разбил это задыхающееся лицо…

И все прошло.

Он вдохнул горячий газ. Глазам стало больно от жара. Он повернулся, руки его повисли по бокам. Земля под ним вдруг резко накренилась. Она разошлась и жар толкнул его в спину. Он, шатаясь, стал пробираться между изъеденными оспой камнями. Огни Таафита дрожали за мерцающей завесой. Он потряс головой. Мысли вертелись вокруг обожженной груди. Он закашлялся, звук был словно далекое мычание. И он уронил сиринкс…

Она приближалась к нему, обходя зазубренные острия.

Прохлада тронула его лицо, влилась в гортань. Лок заставил себя выпрямиться. Она пристально глядела на него. Ее губы трепетали, не произнося ни слова. Лок шагнул к ней.

Она подняла руку (он подумал, что она собирается ударить его, но отнесся к этому совершенно безучастно), и коснулась его напружинившейся шеи.

Сглотнула.

Лок смотрел на ее лицо, ее волосы, забранные серебряным гребнем. В мерцании Золота ее бархатистая кожа приобрела цвет ореховой скорлупы, глаза ее над выступающими скулами были густо накрашены. Но главное заключалось в слабом наклоне подбородка, в выражении губ цвета меди, застывших между ужасной улыбкой и смирением с чем-то невыразимо грустным, в изломе пальцев на горле.

Ее лицо приблизилось к его лицу. Теплые губы коснулись его губ, стали влажными. Он почувствовал тепло обвивающихся вокруг него рук и прохладу перстня. Ее руки скользнули…

Сзади застонал Принс.

Руби, вскрикнув, метнулась в сторону. Ее ногти царапнули его плечо. Он шагнул сквозь разбитое стекло. Обвел взглядом экипаж.

— Черт бы все это подрал! Идем отсюда!

Под узловатой плотью, словно цепи ходили мускулы. Рыжие волосы поднимались и опускались на его блестящем животе при каждом вдохе.

— Идем!

— Капитан, что случилось с моим?..

Но Лок уже двинулся к двери.

Мышонок дико посмотрел на капитана, на колышущееся Золото. Он бросился через комнату и нырнул в разбитое стекло.

Лок уже собирался закрывать садовые ворота, когда Мышонок скользнул между близнецами. Сиринкс он прижимал одной рукой, футляр — другой.

— Идем на «РУХ», — говорил в это время Лок. — Мы улетаем с этого мира!

На одном плече Тай несла, придерживая рукой покалеченного зверя, на другое опирался Себастьян. Катин попытался ей помочь, но Себастьян был слишком низок для того, чтобы Катин мог оказать реальную помощь осклабившемуся от боли киборгу в блестящей одежде. В конце концов Катин засунул руки под ремень своих шортов.

Они торопливо шли по булыжникам Города Ужасной Ночи и туман клубился над уличными фонарями.

— Паж чаш.

— Дама чаш.

— Колесница. Моя взятка. Девятка жезлов.

— Валет жезлов.

— Туз жезлов. Взятка к дураку идет.

Старт был очень плавным. Теперь Лок и Айдас вели корабль, остальной экипаж сидел в холле.

Катин глядел с пандуса, как Тай и Себастьян играли в карты.

— Парцифаль — вызывающий жалость дурак — покинул малую аркану и перешел в состав двадцать одной карты большой. Он изображается на обрыве утеса. Белый кот вцепился ему в зад. Невозможно сказать, падает ли он, или возносится. Но в позднейших сериях мы имеем уже карту, названную «отшельник»: старик с посохом и фонарем на том же самом утесе грустно смотрит вниз.

— О чем, черт возьми, ты разговариваешь? — спросил Мышонок. Его пальцы поглаживали шрам на полированном розовом дереве. — При мне хоть не говори. Эти чертовы карты Тарота…

— Я говорю об исследованиях, Мышонок. Я начинаю думать, что мой роман должен быть своего рода исследованием. — Он снова взял диктофон. — Рассмотрим первоначальные версии Грааля. Довольно странно что ни один из тех писателей, которые приступали к описанию легенды о Граале во всей ее полноте, не дожили до завершения своего труда. Мэгеннинсон и Вагнер, создавшие наиболее популярные версии, исказили изначальный материал настолько, что мифологическая основа их версий является и неузнаваемой, и бесполезной (возможно, это и есть причина, по которой они избежали участи остальных). Но все правдивые пересказы версии о Граале: «Конте дель Грааль» Кретьена де Тройе в тринадцатом веке, «Парцифаль» Вольфрама фон Эшенбаха и «Прекрасная королева» Спенсера в шестнадцатом веке, все они неполны, потому что их авторы умерли. Я знаю что в конце девятнадцатого века американец Ричард Хови начал цикл из одиннадцати музыкальных произведений на тему Грааля и умер раньше, чем закончил пятую вещь. Аналогично Джордж Макдональд, друг Льюиса Кэррола, оставил незаконченными свои «Источники легенды о Святом Граале». То же самое с циклом поэм Чарльза Вильяма «Странствия через Логр». И столетие спустя…