Падение Арконы - Страница 11

- Будьте здравы, страннички! Далеко ли путь держите!? - окликнул Ратибор троицу, выступив вперед.

- Держим путь мы с земли бодричей, ободеритов, что по Одеру да Лабе живут. А идем к Лютобору, князю ругов и защитнику священного острова.

- Худо им.

- Еще бы не худо. Под германцами волком воют, а куда денешься!

- Дело есть?

- А то как же? Имеется... - ответил за всех мужчина с мечами.

- Таково ли дело, чтобы князь рядил? - засомневался Сев, показываясь с противоположной Ратибору стороны.

- Да, ладно тебе! Смотри, как старик уморился! - прервал его Ингвар, и уже обращаясь к путникам, миролюбиво продолжил - Вы простите нас, странники, на то мы и в дозор поставлены, чтоб чужих высматривать. Вы скажите нам, какого вы родуплемени... А до князя вам лучше с нами добираться. В ночи оно и заблудиться можно.

- Наши имена ничего не скажут, а роду мы росского, в том не сомневайтесь. Кто такие мы? Не разведчики, не лазутчики, а певцы мы бродячие. Нам дорога - дом родной, чисто поле - пуховая постель...- опять ответил за всех подозрительный рыжеволосый.

- Ой, что-то не нравится мне этот боян!

- раздалось в ответ, - Да ты посмотри на себя! Ну, какой из тебя певец? Глаза рысьи, нос орлиный, этот шрам - схватки лютой память?

Песнь клинков - лучшая из песен! Скажешь не так? - не унимался Сев.

- Ты поверь нам, добрый человек! Мы не тати и не воры. Все зовут меня Светланою, - встала между ними девушка- А спутники мои - верный Инегельд она указала на мужчину - и Златогор, дед моего отца. Именуют нас по-разному. Кто кличет фокусниками и артистами, кто певцами безродными. Иной вспомнит о скальдах, другой о внуке Велеса, третий о Браги, сыне Одина.

"Ага!" - сказал себе Игорь - "То-то больно стар, кудесник. И молчун к тому же. Он из тех же, что и мой Олег, царствие ему небесное!"

- Имя-то не наше, Инегельд, не русское!

- заупрямился Сев.

- Что в имени тебе моем, юноша! Я бы звался Иггволодом, коль не страшно тебе - таким знают меня враги! Но как величать себя - знаю сам.

- Пусть Инегельд споет! - предложил Ратибор. Сев согласно кивнул. "А если у незнакомца и впрямь что-то толковое получится - вот стыд то! Но лучше лишний раз своего остановить, чем врага проморгать!" - подумал он.

- Я не могу петь, когда того не желаю...- начал Инегельд и улыбнулся, видя как ладонь Ратибора нервно поглаживает рукоять грозной и таинственной датской секиры - ибо те, кто с ней познакомился поближе, никому больше не выдавали тайну этого знакомства... впрочем, как и все остальные тайны тоже.

- Сейчас самое время для хорошей драпы, потому что всем нам скоро потребуются небывалые силы. Но для хвалебных строк у меня не лучшее настроение...- продолжил молодой скальд.

Старик Златогор незаметно сдвинул музыкальный инструмент на колени и, не говоря ни слова, тихонько тронул струны. Певец вершил свое колдовство:

Встречай зарю, пока ты юн, А если млад - познай булат!

Мужчиной быть - далеко плыть...

В могильник слег, чуть срок истек.

Звенящий вал тишь разорвал.

Враг у ворот - вставай, народ!

Когда огнем пылает день.

И тень длинна. И кровь красна.

Запел клинок, и ночь легла Кровавых рос да вдовьих слез.

Из пепла вновь восстань Любовь!

Смерть на конце шальной иглы, А на лице сто тяжких мук - На что мне лук без тетивы!

Следом запела и Светлана, ее исполнение не шло ни в какое сравнение с приблатненными выкриками размалеванных эстрадных певичек конца двадцатого века, столь привычными для слуха Игоря. Под мерный перезвон струн и аккомпанемент морской волны, набегавшей на берег, братья услышали такую балладу:

О власти волшебников много легенд, И это оно неспроста.

Той власти в сердцах возведен монумент, За тысячи лет до Христа.

Ту власть сто веков проклинают слова, Но сердце иное твердит...

Легко Чародеям - считает молва, Но этот неверен вердикт.

Нет могуществу мага границ, Он творит несомненно и глыбко.

Почему же тогда, у волшебников с лиц, Навсегда исчезает улыбка?

Попы чародеям готовят костры, И пытки в подвалах тюрьмы.

Мечи крестоносцев длинны и остры, Но так ли их мысли прямы?

Их души источены страхом вконец, Им зависть сжигает сердца.

И магу наденут терновый венец, Восславив святого отца.

Нет могуществу мага границ, Он приводит подонков в смятение.

И они перед ним, сами падают ниц - Чтоб потом отомстить за падение.

Тому, для кого все открыты пути, Не стоит земным рисковать.

Работай, играй, путешествуй, шути, Учись свое счастье ковать.

Но если спиною ты чувствуешь Рок, И боль причиняешь, любя, Знай, это тебе преподносят урок - То Магия ищет тебя!

Нет могуществу мага границ, Хоть могущество - это не мед.

Он стряхнет мои слезы, с пушистых ресниц, И взамен ничего не возьмет...

Ингвар вздрогнул, где-то за холмами прозвучал гонг, и рог в свою очередь затянул унылую вечернюю песнь - то угас последний солнечный луч, красный диск скрылся за обзором. Все замерли...

- Раунд прошел в позиционной борьбе - усмехнулся Игорь в усы.

- Ночуйте с нами! Рискованно вам в потемках под свои же стрелы соваться! - нарушил Всеволод повисшее в воздухе молчание.

* * * Ярославова "Правда" узаконила деление божьих рабов на "новых" русичей огнищан и русичей "старых" - смердов: "Если холоп ударит свободного человека и скроется, а господин не выдаст его, то взыскать с господина 12 гривен. Истец же имеет право везде умертвить раба, своего обидчика". Впрочем, тогда ни одному княжескому холую не пришло в голову обозвать всех смердов ленивыми и ни на что не способными. Умения трудиться народу русскому не занимать.

Хромой сын Владимира, подобно отцу, весело проводил ночи в своей загородной резиденции, селе Берестове.

Иерей местной церкви Святых апостолов, Илларион, вскоре стал митрополитом и благословил православных на окончательное изничтожение языческой ереси.

С той поры служители Велеса засекретили свою деятельность, хотя то здесь, то там появлялись перехожие калики, лечившие заклинанием да заговорами. Костоправы и травники, скоморохи и сказители путешествовали по дорогам и почитались за юродивых да блаженных. Волхвы и вещуны схоронились в чащах и пещерах. Впрочем, через двадцать лет,, один из них, по слухамдед руянского волхва Любомудра возглавил восстание в Новом городе. Бедный люд взялся за колья, но жрец не хотел крови, наивный, он верил в силу Слова, ведь и зверь, бывает, слушает, как человек. Епископ Новгородский в полном облачении и с крестом в руках вышел на вечевую площадь, предложив всем язычникам отойти к волхву, а христианам собраться вокруг князя Глеба.

Сам князь вышел на переговоры:

- Если ты волхв, скажи, что сбудется с тобою самим?

- Мои боги говорят, что ты не в силах причинить мне вред. И еще говорят мои боги, что свершится скоро великое чудо.

- Говорят? Врут твои истуканы!

Получи!...- с этими словами Глеб обрушил топор, ранее спрятанный под плащом, на голову жреца.

Все, кто стал за язычника, были порубаны предательски налетевшей, остервенелой и вооруженной до зубов дружиной.

Года через три епископ Феодор скончался при странных обстоятельствах, Глеб тоже отправился вслед за святым отцом в свой христианский загробный мир два лета спустя. Произошло это, надо полагать, не без ведома Стрибога.

* * * Ах, как все похоже! Язычников никогда не любили - их боялись, не важно, были они японцами, эфиопами, татарами или итальянцами. Не было и нет всеобщего рецепта от бед, единого лекарства от всех болезней. Если власти и знали об этом, то от осознания собственного бессилия казнили направо и налево, тщетно доказывая свою необходимость и значимость. Любой инакомыслящий тем или иным способом преследовался, изничтожался, его втаптывали в грязь, сжигали и распинали. Между тем, именно еретики от науки, отщепенцы от религии, язычники искусства подымали человеческую культуру ввысь, покоряя вершину за вершиной. Именно то, что называют благом цивилизации или государственным благом неумолимо сталкивало культуру вниз и обращало в ничто.