Падающие в небеса - Страница 5

– Что-то крутится в голове, но определенно вспомнить не могу. А кто это?

– Американский ученый, физик, математик, лауреат Нобелевской премии.

Сапожников прокрутил в голове полученную информацию и понял, что никогда прежде не слышал об этом человеке, но какие-то ассоциации имя и фамилия все-таки вызывали. На всякий случай решил ответить твердо:

– Думаю, что я с ним никогда раньше не встречался!

– Ошибаетесь, вы не только с ним встречались, но и дружили! – с улыбкой произнес Беленький.

Брови Сапожникова от удивления поползли вверх, он не смог ничего сказать в ответ на подобное заявление. Несколько секунд продолжалось молчание. Теперь уже Беленький ждал, когда заговорит его собеседник.

– Когда? – с трудом выдавил Сапожников.

– Вы учились с ним вместе в школе!

Михаил Петрович встряхнул головой, будто пытаясь отбросить наваждения, быстро соображая, каким образом он мог учиться с американцем.

– Не ломайте голову, – продолжил Беленький, – его звали тогда Матвей Лившиц.

– Мотя!.. – вырвалось у Сапожникова.

– Да. Ваш лучший друг Мотя, покинувший нашу страну по израильской визе, через Австрию попавший в итальянский пересылочный пункт, а потом благополучно въехавший в Соединенные Штаты. Стандартный путь советской эмиграции. Сегодня этот самый Мотя – выдающийся ученый Мэтью Липсиц.

– Надо же! Кто бы мог подумать?

– Ну, хорошо. Теперь выяснили: вы его знаете. Двигаемся дальше. Нам нужен контакт с Липсицем, – вдруг резко сказал Беленький.

– Ну и контактируйте, а я здесь при чем?

– При том, уважаемый Михаил Петрович, что ваш школьный товарищ Липсиц ведет очень замкнутый образ жизни. Он не общается ни с кем из коллег вне работы, обрубает любые попытки познакомиться, предпринимаемые нашими людьми. Круг его общения очень ограничен: члены семьи и два университетских товарища…

– И как я войду в этот магический круг? – прервал Сапожников.

– Однозначно ответить на ваш вопрос невозможно. Но судя по тому, что эти самые университетские товарищи «нашлись» лишь в последние годы, наши психологи предполагают, что у господина Липсица глубоко сентиментальный склад характера. На чем мы и надеемся сыграть. Нам пришлось очень долго искать людей из бывшей жизни Липсица, и после досконального анализа мы остановили свой выбор на вас.

Сапожников на протяжении всего разговора отрешенно сидел, откинувшись в кресле, но, услышав последние слова, напрягся и выпрямился. Со стороны он напоминал породистую сторожевую собаку, увидевшую противника и готовую моментально на него броситься. Для начала Михаил Петрович спросил:

– Что же я такого важного должен буду делать?

– Разрешите, я поведаю вам о сути задания позже. Для начала я должен услышать ваш ответ, и надеюсь, вы скажете «да!».

– А если я скажу «нет»? – спросил с абсолютно отрешенным взглядом, устремленным мимо собеседника, Сапожников.

– Не думаю, что такой вариант ответа возможен. Обсуждаемая с вами тема является предметом особой государственной важности. И если я сказал, что ожидаю от вас положительный ответ, так это просто вопрос времени. Сейчас, сегодня вечером или завтра утром. Я уверен, что вы, Михаил Петрович, будучи патриотом, не можете ответить отказом.

Беленький произносил слова медленно, почти по слогам, как будто пытаясь достучаться до вдруг ставшего безразличным ко всему происходящему в данный момент в этом кабинете Сапожникова.

«Неужели он не понимает, что шансов отвертеться у него нет?» – подумал директор департамента.

– Илья Иосифович, а могу ли я как-нибудь по-другому помочь вашей организации?

– Это как, например? – с сарказмом спросил Беленький.

– Куплю вам компьютеры, или автомобили, или маленький самолет, например, или… – теперь уже издевался над собеседником Сапожников.

Михаил Петрович вдруг почувствовал необычайную легкость, как будто многотонные цепи разорвались, и он взлетел, а теперь сверху наблюдал за происходящим. Вряд ли кто-нибудь мог объяснить произошедшую с Михаилом Петрович метаморфозу, он и сам не понимал, что же произошло. В одну секунду Сапожников перестал опасаться и этого заведения, и этого человека. Теперь миллиардер видел в сидящем напротив него собеседника такого же, как и он сам, бизнесмена, пытающегося решить свои проблемы. А с бизнесменами Сапожников умел общаться профессионально, ведь он был гроссмейстером этого ордена.

– Нет! – резко оборвал его Беленький. – Нам не нужны, как вы выразились, «маленькие самолеты». Повторяю еще раз: все, что от вас требуется, – войти в контакт с Липсицем.

– Нет! – не менее жестко произнес Сапожников и замолчал, не желая продолжать разговор.

– Михаил Петрович, я понимаю, что для вас мое предложение крайне неожиданное, – вдруг перешел на мягкий, мурчащий тон Беленький, – но без вас нам будет очень трудно справиться с поставленной задачей. Имейте это в виду! Я позвоню вам завтра.

– Хорошо, – сказал Сапожников только для того, чтобы скорее закончить беседу и выскочить из здания.

Тот же офицер проводил посетителя до выхода, оттуда Михаил Петрович почти бегом добрался до паркинга и прыгнул в машину, которую с интересом рассматривали водители на стоянке. Видимо, нечасто приезжали «Майбахи» на территорию Службы внешней разведки.

Вечером Михаил Петрович запланировал полететь в Лондон, поэтому он решил не возвращаться в офис. Позвонил помощнику, занимающемуся его поездками по всему миру. Николай отвечал за оформление маршрутов, бронирование билетов и стыковки любых возможных видов транспорта, будь то полет частным самолетом Сапожникова, встречи шефа и членов его семьи в аэропорту, трансферы на автомобилях, заказы VIP-залов и даже швартовка личной яхты.

– Николай, попробуй сдвинь часа на три мой отлет в Лондон.

– Хорошо, Михаил Петрович, я сейчас свяжусь с Внуково-3 и минут через пятнадцать вам перезвоню.

– Договорились. Я нахожусь недалеко от Внуково, поэтому сразу поеду туда и буду ждать. Надеюсь, у тебя получится!

– Да не в первый раз изменять график. Если не случится никаких форс-мажорных ситуаций в виде полета президента, премьера или мэра Москвы, то все будет в порядке.

Эскорт автомобилей свернул на Киевское шоссе, Сапожников открыл шторку окна и посмотрел на улицу. Он поймал себя на мысли, что не может узнать хорошо знакомую с детства дорогу. Дедушкина дача располагалась в генеральском поселке в районе Апрелевки, и все детство и юность Миша проводил там. Каждое лето, в самом начале, родители забрасывали его на дачу, где у мальчика была уже сложившаяся компания. Большой теплый дом, стоящий на огромном участке размером почти с гектар, мог быть использован круглый год. В связи с этим родители часто приезжали со своими компаниями на выходные, и иногда кто-то из их знакомых брал с собой детей. Ребята с удовольствием принимали участие во взрослых посиделках, слушали, как родители поют песни, смотрели, как они танцуют под магнитофонные записи. Но главным развлечением для Миши и его друзей было разведение огня в камине, а потом они могли часами, до тошноты и угара, смотреть на пламя, подбрасывать дрова, загодя приготовленные родителями. Миша в детстве насмотрелся на огонь в камине настолько, что потом во взрослой жизни не мог его терпеть. Архитектор, проектировавший усадьбу Сапожникова, в угоду моде и сложившимся правилам красивой жизни запроектировал в главном доме целых четыре камина. Михаил Петрович, отдавший строительство на откуп жене, с ужасом обнаружил эти кошмарные сооружения и ни разу не зажег спичку ни в одном из них. Марина тоже, видимо, не питала особых чувств к открытому огню, а согласовала наличие каминов механически, поэтому стояли они уже почти десять лет, абсолютно новые, как из магазина, никем и никогда не используемые.

Вот такая же оскомина, как от огня, образовалась у Сапожникова и от Киевского шоссе. Слишком много и с удовольствием он ездил по нему в детстве. С поступлением в институт это самое удовольствие потихоньку начало таять, создавая какое-то неприятное ощущение. Его можно было сравнить с только что выпавшим снегом в середине осени – вроде красиво, вокруг белым-бело, а под ногами мерзкая слякоть.