Отважные(изд.1962) - Страница 76

Разыскивая новые надписи, Коля присел на корточки и с трудом стал разбирать почти скрытое тенью от нар слово, смысл которого полностью никак не мог до него дойти, а когда наконец дошел, Коля даже вздрогнул и невольно схватился за Витино плечо:

— Витя, смотри, что здесь написано!..

— Что? Что?

— Написано — «Опасайтесь». Видишь?

Виктор взглянул через его плечо, но так ничего и не увидел, кроме каких-то царапин на штукатурке.

— Не вижу, — сказал он, вглядываясь до боли в глазах. — Хоть убей, не вижу!

— Да ты посмотри внимательнее… Ну куда ты смотришь? Вот внизу, у самых нар: «О-па-сай-тесь». Последние буквы совсем вправо, под нары ушли. И дальше что-то написано. Наверное, имя того, кого надо опасаться. Только там темно. Не видать ничего… Где бы нам спички достать?..

— Ребята, вы тут? — вдруг услышали они сверху голос Май.

Подняв головы, они увидели в просвете между двумя балками ее раскрасневшееся на морозе лицо.

— Как вы туда забрались — по лестнице или через потолок? Я сейчас тоже к вам спущусь.

— Нет! — не сговариваясь, крикнули Коля и Витя и, соскочив с нар, стремглав выбежали во двор.

— Куда же вы? — подозрительно спросила Мая. — Нашли небось что-нибудь и прячете…

— Просто там ничего хорошего нет, Мая, — как-то по-новому, мягко и дружески, сказал Коля. — Пойдем лучше отсюда. В других местах поищем. — И он соскочил на землю с кучи битого кирпича.

— Ага! Вот тут кто! — вдруг послышался откуда-то из-за трубы знакомый голос. — И всюду-то они бегают, всюду бегают…

Ребята оглянулись. В нескольких шагах от них, на обгорелой балке, стоял Якушкин, зябко поеживаясь в своем стареньком пальто. В руках он держал неизменную треногу от фотоаппарата, а сам фотоаппарат в потертом кожаном футляре висел у него на ремне через плечо. Темные выпуклые глаза его смотрели сквозь треснувшие очки удивленно, встревожено и как будто недовольно.

— Что это вы в подвалах делаете? — ворчливо сказал он, подходя к ним поближе. — Так и хочется вам, видно, на мине подорваться.

— А мы только так — вошли посмотреть, — сказал Виктор.

— Посмотреть? — усмехнулся Якушкин. — Когда мина взорвется, ничего не увидишь…

— А вы знаете, что мы там нашли? — сказал Коля.

— Ну что? Что? — не то покашливая, не то посмеиваясь, спросил Якушкин и поправил сбившиеся набок очки. — Цепи какие-нибудь страшные?

— И вовсе не цепи, — сказал Виктор, — а стенку с надписями… Там осужденные на смерть свои имена оставили…

Коля оттеснил Витю и взволнованно заговорил:

— И еще там о каком-то предателе написано… На стене, под самыми нарами… Сказано — опасайтесь, а кого опасаться, я не разобрал, там темно. Спички у вас есть?.. Давайте посмотрим!

Мая даже руками всплеснула.

— Ну не стыдно вам: сами все видели, а меня не пускаете! — И она бегом бросилась к заваленной кирпичом лесенке.

— Мая!.. Мая!.. Не ходи! — закричал Коля.

Но девочка уже исчезла за дверью.

— Вот проныры! — покачал головой Якушкин. — Ну ладно, пойду уж и я посмотрю, что там за надписи такие…

Мелкими шажками, чтобы не зацепиться за какой-нибудь камень, он вслед за Маей, кряхтя, стал спускаться в подвал.

Мальчики посмотрели друг на друга и медленно пошли вслед за ним.

Они увидели Маю на нарах. Она стояла, вытянув шею, и читала выцарапанные на бетоне надписи. Лицо у нее было серьезное, а глаза почти не мигали. Она боялась пропустить хотя бы одно слово, которое могла разобрать на этой скорбной стене. «Хорошо, если бы не увидела», — подумал Коля, замирая от жалости и сочувствия. Но Мая уже все увидела, все прочитала и все поняла. Она вдруг схватилась руками за стену, как раз в том месте, где виднелось глубоко и четко выцарапанное в цементе родное ей имя.

— Папа!.. Папа!.. — закричала она, и слезы ручьем потекли по ее лицу.

Мальчики, побледнев, стояли рядом и не знали, что им делать, как утешить ее.

— Ах, ребята, — сказал Якушкин, — вот горе-то, вот горе!..

Он подошел к Мае, легонько приподнял ее и, сняв с нар, поставил на пол.

— Ну, девочка, не плачь, — он погладил ее по плечу своей жесткой рукой с длинными узловатыми пальцами, коричневыми от табака, — слезами не поможешь… А я вот сейчас сфотографирую эту стенку и подарю тебе карточку… Ну, успокойся, успокойся! Мальчики, — обратился он к растерянно стоящим в стороне Коле и Вите, — отведите-ка вы ее домой. Не нужно ей тут находиться.

— Пошли, Мая, — сказал Коля и взял девочку за руку.

Всхлипывая, Мая послушно пошла между Колей и Витей, а Якушкин, расставив треножник, стал приспосабливать аппарат, чтобы навсегда запечатлеть для истории эти последние слова погибших за Родину людей.

Когда ребята подходили к пролому в заборе, они не заметили, что за ними, стоя на пороге проходной будки, наблюдает какой-то солдат. Постояв немного и оглядев пожарище, солдат скрылся в будке и захлопнул за собой дверь.

Дети вернулись домой и обо всем рассказали Клавдии Федоровне. Она посадила рыдавшую Маю рядом с собой и долго, ласково утешала девочку.

А через некоторое время верный своему слову Якушкин принес Клавдии Федоровне большую, еще влажную фотографию. На снимке все надписи на стене были видны отчетливо и казались высеченными на граните.

Клавдия Федоровна горячо поблагодарила Якушкина, хотела ему заплатить, но Якушкин от этого наотрез отказался и поспешил уйти, сказав, что он только выполнил свой долг перед дочерью погибшего за Родину человека.

— Пусть у нее останется память об отце…

Подумав, Клавдия Федоровна решила пока не отдавать карточку Мае. Потрясение было слишком сильным, пусть пройдет время.

Раздобыв спички, Коля и Витя перед ужином, ни слова не сказав Мае, снова отправились в подвал гестапо. Было уже темно, но мальчики шли по протоптанной тропинке и быстро оказались в камере. Они стали на колени перед нарами, и Коля чиркнул спичку.

Неровный желтый свет выхватил из темноты край черных нар, запрыгал по серой шершавой стене.

— Теперь видишь? — спросил Коля.

Витя смотрел туда, где Коля водил спичкой.

— Ничего не вижу, — ответил он, — дай-ка я сам.

Коля передал ему коробок, и Витя зажег вторую спичку. Теперь, водя ею у самой стены, он с трудом разобрал выцарапанное на ней слово: «Опасайтесь…»

— Вижу, вижу, — взволнованно сказал он.

— А теперь давай свети под самые нары. Что там?

Тут спичка догорела и обожгла Вите пальцы. Но, не чувствуя боли, он взял из коробка сразу три спички, сложил их вместе и разом чиркнул. Спички с треском вспыхнули. Витя прикрыл их ладонью и нырнул под нары.

— Ну, что там? Что там? — нетерпеливо спрашивал его Коля.

Витя долго молчал, пыхтел, затем, когда огонь совсем сник и в камере опять стало темно, вылез обратно.

— Ничего там не разобрать, — сказал он. — Имя, может, и было, да там штукатурка осыпалась. Ничего не разберешь.

— Ври!

Коля сам забрался под нары, исчиркал чуть ли не целый коробок спичек, но так ничего и не разглядел.

Белая осыпь штукатурки грядкой лежала на бетонном полу, и от окончания надписи на стене почти ничего не осталось.

— А это что? — вдруг спросил Виктор, взглянув в дальний, самый темный угол под нарами. — Посвети-ка туда!

— Что там?

— Какие-то палки!

Коля чиркнул последнюю спичку, и в сумеречном, пляшущем свете ребята разглядели смутные очертания каких-то предметов. Витя протянул руку и вытащил один из них. Это был плотный рулон жесткой ткани.

Через минуту перед ребятами лежало уже несколько рулонов разной длины и толщины.

— Как ты думаешь, что это? — спросил Витя.

— Не знаю, — сказал Коля. — А ведь раньше их тут не было!

— Не было, — согласился Витя. — Я утром все углы осмотрел. И под нары даже лазил.

— Кто же это сюда положил?

Ребята помолчали, ощупывая рулоны.

— Может быть, Якушкин? — сказал Коля.

— Наверное, он, — согласился Витя. — А ты заметил, как он старался нас отсюда поскорее выпроводить?