Отто фон Штиглиц (СИ) - Страница 44

Взрывной волной их с Ванькой уронило в лужу, а через долю секунды, когда полковник старался собой Хуана прикрыть и прилетел осколок оконного стекла, пропорол одежду и впился в задницу. Брехт его вытащил, практически боли не ощущая, так пощипывало. Вскочил, выдернул за шкирку из приличной лужи Ваньку, и они побежали дальше к зелёному «Мерседесу». И по дороге Брехта паника одолела. Вспомнил, что хотел же завести автомобиль. Забыл. Твою же налево! И что теперь делать? А если ключи не в замке, если они у бандерлога в кармане или, вообще, он их в руке держал, и когда пуля ему разрывала левое предсердие или правый желудочек, он ведь руками взмахнул, и как в американских фильмах – ключ пролетел в воздухе десяток метров и провалился в решётку ливнёвки. Ну, хотя Брехт на той дороге ливнёвки не заметил. Так это же не значит, что её там нет. Что гласит закон Мерфи? Третий кажется: «Из всех возможных неприятностей произойдёт именно та, ущерб от которой больше». Куда уж больше, без «Мерседеса» за десять тысяч остаться.

Добежали до чуда зелёного, Иван Яковлевич, обогнув тушку, а нет – тушу, открыл дверцу и с радость обнаружил ключ в замке. Ну, а то паниковал. Не работают законы Мерфи против попаданцев. Ванька, как идиот, полез следом. Работают что ли?

– Куда???!!! В другую дверь! Как там? Секундо дверь. Segunda puerta. - не зря учил язык. Вот, хоть раз пригодился. Хуан перестал толкать его в порезанный зад и побежал огибать машину.

Кроме Мерфи было полно других умников, которые свои законы выдумывали. Там есть такой «Бритва Хэнлона» называется – «Никогда не объясняйте злым умыслом то, что вполне можно объяснить глупостью». Ванька споткнулся о труп бандита и грохнулся, боднув колесо головой. И завопил. Всё, стресс у ребёнка. Раскидали трупы по дороге, понимаешь. Води потом по психиатрам. «А теперь Хуан Прьето нам расскажет о себе. Поприветствуем Хуана». Пришлось вылезать, поднимать барахтающуюся тушку и вести к дверке со своей стороны. Не стал огибать машину, просто забросил пацана на заднее сиденье, наклонив переднее, и сам, наконец, уселся на своё, чуть недодумали всё же немцы, пожалели на четыре двери ручек, две двери сделали. Ну, немцы – рачительные. Уселся на мягкую кожу сиденья, и тут пятая точка стала о себе напоминать. Больно сидеть. Скособочился полковник, вздохнул, к Гекате опять мысленно обратившись: «Ну, вывози, родимая!» и повернул ключ в зажигании. Мотор не завёлся. Нет, это у ГАЗ-АА он заводится. А тут движок степенно по-немецки заурчал своими пятью литрами и стосильной мощой. Вещь!!! Чудо зелёное! Брехт отпустил сцепление, и «Мерседес» повёз их по пустынным улицам вечернего Берлина домой.

Сто лошадок прямо чувствовались под капотом. Зверь. Чуть сильнее на газ даванул, и мерин, заржав, ломанулся вперёд. Пришлось дать себе мысленно оплеуху и сбавить скорость. Не нужно внимание привлекать ни к себе, ни к машине. Маршрут отступления на карте Берлина был прорисован, но… Всегда есть но, одно дело на карте рисовать и совсем другое ехать по пустынному почти тёмному городу, фонари, где горят, где нет. Разве окна домов светятся. Дождик моросит, окно лобовое заливая. Хорошо, хоть дворники есть. И это не советская машина, у которой дворник нужно рукой изнутри кабины приводить в движение. В зелёном чуде всё по уму. Дворники работали, как им и положено. Датчика дождя не было и пришлось все рычажки подёргать, и кнопки нажимать. Нашёлся выключатель. Видимость так себе, по брезентовой крыше капли сильнее забарабанили – дождь усилился. Умудрился, таки, Иван Яковлевич не туда свернуть. Поздно понял, когда на бульвар Унтер-ден-Линден знакомый выехал. То есть вообще чуть не в противоположную сторону заехал, нужно было на юг, а он на северо-запад свернул. Остановился под столбом и стал новый маршрут по карте прокладывать. Потом ещё раз заблудился, но узнал улицу с цветочным магазином фроляйн Гертруды и вовремя сориентировался. За оградой под дождём стоял, нахохлившись, как маленький воробушек, долговязый и худой, как привидение, Федька Леший. Ждал. Волновался.

Вчера, уезжая, Энгельгардт попросил пару дней не топить, дескать, соседи могут прийти поздороваться. Лучше заехать как бы уже после налёта на бандитский бар. Пороптали, что вымрут же, вон на улице чуть больше нуля, даже снежинки иногда пролетают.

– А вы не на улице шатайтесь, внимание, привлекая, а лежите под одеялами. Поели, я вам хлеба с маслом и колбасой купил, и снова под одеяло. – Напутствовал криминальдиректор.

Логика есть в словах полицейского, потому, как после приезда вчера с Ванькой на мерине, легли под одеяла, так и лежали. Холодно. Да ещё рану саднило немного и всё время её почесать хотелось. И правильно Козьма Прутков сказал: «Три вещи единожды начав, трудно окончить: смотреть на огонь, слушать рассказ друга, вернувшегося из дальнего путешествия и чесать, где чешется». На огонь смотреть нельзя. Нет огня. Шифроваться приходится. Друзей нет, сам из дальних стран. Остаётся чесаться. Во, ещё же Виктор Степанович Черномырдин подобное сказанул: «У кого руки чешутся – чешите в другом месте». Или это про жуликов – взяточников и прочих махинаторов?

– Вань! Сделай ещё бутерброд и не жалей масла, ты же не еврей, ты идальго испанское, – Брехт вспомнил и ещё одно высказывание Черномырдина – про евреев: «Если я еврей – чего я буду стесняться! Я, правда, не еврей…». А ведь он родился уже, может его надо после войны к себе забрать и воспитать нормальным премьером. А Ельцина с Горбачёвым в тюрьму определить. Горбачёв, если верить интернету, брал взятки и даже имел прозвище «Мишка – конвертик». А Ельцина можно просто выгнать из партии за пьянство. Подсказать товарищам коммунистам. Тьфу. В какую даль его занесло. Тут нужно двух генералов прокормить, опять тьфу, свинцом накормить. А потом пережить Ежовщину и три войны. Халхин-гол, Финскую и Великую Отечественную. Но главное, естественно пережить возвращение в СССР и неминуемую встречу с Ежовым. А может и его грохнуть? Подумать надо …

– Ваань, что с бутербродом?

– Майсла твёрдьо. – Пришёл идальго. Эх, сейчас бы снова в тот бар с сосисочками и пивком тёмным. Не судьба, кердык бару. Где там криминальный директор? Хотелось бы узнать новости.

Иван Яковлевич прожевал бутерброд и закемарил, а проснулся уже вечером в тишине необычной. Ветер перестал завывать за окном, а в окно перестал дождик тарабанить. Даже потеплело, кажется, немного, хотя скорее – организмус просто согрелся под двумя одеялами. И в доме тишина. Должно быть, пацаны тоже спят. Рана почти не чувствовалась. Позорная рана. Будут в НКВД особые приметы на нём описывать и дойдут до задницы, а там порез.

– Что же это вы, гражданин Брехт, пятой точкой с врагом боролись? Спину фашистам подставляли? Бежали с поля боя? Трусливый вы экземпляр, гражданин Брехт.

– Я ребёнка прикрывал. Герой геройский.

– Га-га-га. Герой – штаны с дырой.

Нет, не хотелось в застенки.

Вылезать из-под одеяла тоже не хотелось, но звала подняться одна необходимость естественная. Выбрался, прошёл в дальний конец дома, почти не постанывая, где в пристрое располагалось удобство. Канализации не было, так вырыта яма, но седалище удобное смастерили. Молодцы немцы.

После прошёл на кухню, вот вода была, всё же в городе живут, хоть и не в центре. Поставил на керогаз чайник и только забулькал, как рожи сонные нарисовались, всклокоченные. Мятые. А глаза прожорливые.

– Орлы, давайте, умывайтесь. Будем чай пить, и ужинать, чем бог послал.

Бог послал бутерброды, не велик ассортимент у всевышнего. Целый день одними бутербродами питаться. И к тому же чай в Германии противный, экономят гитлеровцы, покупают одни ветки. Поели толстенные бутерброды, хлеб хоть Иван Яковлевич согрел на сковороде, а то масло и, правда, не мазалось, крошилось. Поели, попили чай и завались назад на кровати. Нужно дождаться Карла Энгельгардта. Он должен принести гранаты и новости.