Отто фон Штиглиц (СИ) - Страница 2

Кроме хорошего министра на пути у Брехта с его диверсантами и примкнувшими к ним всякими разными Хемингуэями было ещё одно препятствие. Ну, точно не знал, но судя по Сарагосе, просто обязано там быть. Не могут противные силы не разобрать рельсы или не устроить завал там, где проходит линия фронта. Или мост взорвут? Нет, мосты потом строить… И франкисты должны организовать баррикаду и республиканцы, не конченные же оптимисты они там все. То есть, нужно разгрузиться на виду у сотен франкистов, и с каудильей в мешке перейти линию фронта. Сзади франкисты пуляют, спереди коммунисты с примкнувшими к ним другими комминтерновцами в непонятную группу в полосатых купальниках строчат из … винтовок. А ты с мешком на плече и ромашкой за ухом, насвистывая польку-еньку, всем смертям назло, прёшь по минному полю. Хотя перебор. Зима, какие, нахрехтен беобахтен, ромашки, а ещё 1937 год, какие такие минные поля в Испании. Рановато будет.

Так что, решили отложить на пару часов захват комарильи с каудильей. А потом Брехт накушался яблочного, а потом грушевого кальвадоса и очнулся с волосатой «ножкой» на груди. Все благие намеренья коту под хвост. И тут чего-то припёрся главдиверсант и куда-то зовёт. Нет, полковник Брехт, хоть русский, хоть немецкий, сейчас был не в состояние штурмовать крепость на колёсах. Сейчас он был в состоянии дойти до туалета прицелиться и сунуть себе два пальца в рот. Попал. Потом попить из прихваченного с собой стакана пахнущую железом воду. И снова прицелиться. После третьего раза стало чуть легче. Не так чтоб, как огурец, но хоть целиться не тянет. Умылся, оправился, ещё на всякий случай воды хлебнул и пальцы сунул, одна вода и вернулась. Эх, сейчас бы большую таблеточку упсы или какой алькозельцер. Но чего нет, того нет. Зато имелось ещё немного прихваченных с собой таблеток новальгина. Парочку выкушал Иван Яковлевич, вернувшись в купе.

И прикрыл картину маслом. Ну, в смысле, волосатую почти плоскую округлость испанской коммунистки Адонсии Риберы (Как же всё-таки батеньку у неё звали?) ладно, пусть пока будет Ивановны. Вот интересно, как так получилось, что она на него свои конечности закинула? И почему юбка задрана до пупа? Чьи происки? Почему не пресекли?!

Ну, да не самое главное, как там тётечка одна говорила: «Об этом я подумаю завтра». Сейчас надо подумать, ну когда новальгин из двух половинок взрывающегося черепа соберёт один, подумать …

Блин, о чём-то подумать же хотел? А, о диверсантах. Чего такого Светлов задумал, что с утра пораньше пошёл на штурм штабного вагона?

Есть у вас план мистер Фикс?

А может самогона этого яблочного для поправки выкушать? Ведь сувал министер Рамон Серрано Суньер, которого Брехт накушавшись в Руди переименовал. Вон под столом и нашлась пропажа. Грушевый кальвадос 1912 года. Это чего получается? Два пишем три на ум пошло – двадцать пять лет. Серьёзно. Нашли в охваченной гражданской войной, полуразрушенной стране. Интересно, а можно с собой на «Зорком Соколе» пару ящиков отправить бандеролью? А, вообще, гадость. Ну, её … его.

В это время заворочался Хуан Прьето – пацан и переводчик. Брехт мысль опохмелиться потерял и обрёл другую. А как без переводчика, испанского кроме этих двух детишек никто не знает, а они оба тута, а как тогда они без них тама. Как диверсанты? Голова болеть от нехороших мыслей не перестала, новальгин ещё подействовать не успел. Хотел Брехт пойти, прихватив с собой Хуана, помогать нашим, но тут вернулся сам главдиверсант. И в крови весь.

– Иван Ефимович, что случилось? – а вот тут точно шоковая терапия сработала. Даже думать о своей голове забыл. О чужой стал думать.

– Нормально всё. У нас один ранен. Весь вагон с охраной вырезали, – Светлов стал расталкивать пацана переводчика, – Хуан, Ванька, проснись. Работа есть.

– Как удалось-то? – Брехт тоже стал Адонсию расталкивать.

– Легко. Принесли им ящик вина и стали угощать, офицерики пытались ерепениться. Но мы специально без переводчика пошли. Но конпрендо (no comprendо). Говорите медленнее (habla más despacio). И сую им вот такую же бутылку. Проняло. Дорогое, судя по их глазам квадратным, пойло. Забыли про «неположено». А ребята грамотно распределились среди испанцев, и когда я сказал, что над всей Испанией безоблачное небо, взяли их в ножи. Чтобы они не переполошились всемером пошли. По три на каждого получилось. Чуть сплоховал Соловейчик. Не добил первого, он очухался и штыком Соловейчека в ногу пырнул. Гадёныш мелкий. (Это не про Соловейчика. Тот шкаф ещё тот, да больше. Шифоньер целый.) Перемотали, но икра сильно распорота. Надолго выбыл Пашка. Говорил им, талдычил. Контроль. Нет, спешат всё. Наука будет. Если жив останется. Занимаются им, не дрейфь.

– А офицеры что? – Блин редеют ряды. Ну, война. Брехт продолжал расталкивать коммунистку испанскую и ненароком стащил с неё одеяло.

– Ого, весело у вас тут банкет продолжился! – отворотился от мохнатой задницы хорунжий.

Так и хотелось сказать сакраментальную фразу: «Это не то, что ты подумал». А Светлов бы покачал головой и сказал: «А чего я подумал? Я подумал, что трусы не по карману настоящим коммунистам».

– Посторонись! – Эх, не успел. Свершилось. Адонсия проснулась, встретилась с действительностью и запулила струю ананасов, рябчиков и шампанского полупереваренного на Светлова. Не понравилась ей действительность.

– Бог шельму метит! – Вот теперь есть красивая фраза.

– Нажрались, как черти. Бог! Вот какого дьявола ты будил её?! – завопил старший лейтенант.

Как будто до этого чистый был. Весь в крови с головы до ног. Жидкость из организма. В жидкости. Чужого. Вот, теперь две жидкости.

– Переводчик же нужен. Сам сказал. – Адонсия извергла ещё одну струю зелёную поверх красной подсыхающей и опрокинулась назад на матрас.

– Нет, тут дольше находиться нельзя, я с вами. – Все вчетвером выскочили из этого вертепа. – Франческо Дель Боско, он же Федька Леший с завистью пятясь посматривал на неприкрытый срам. Или с вожделением. Ну, итальянки сейчас тоже ещё ничего не эпилируют, и, видимо, не многим краше испанок выглядят. Чего там вожделеть? Фу!

– Идём захватывать песочницу эту. Платформу с пулемётами. Там твоя испанская дива не нужна. Там нужен переводчик, который скажет, что немцы зовут несколько человек в гости, так сказать за дружбу братских народов выпить. Может, удастся чуть убавить количество бойцов у Франко. Не сильно охота пострелялки с пулемётами устраивать.

– Я планов наших люблю громадьё, размахов шаги саженьи. – Покивал Иван Яковлевич.

– Ваня, ты не суйся. Без тебя управимся, там всё на тоненького, а у тебя сейчас реакция не та. Займись Ивановной. Своди в туалет. А потом заставь в купе вымыть полы. У нищих обслуги нет. Или ты её обслужил? – Гыгыкнул.

– Окстись. На войне же. Она девчонка совсем.

– Ну, может и девчонка, но вторичные половые признаки присутствуют.

– Иван Ефимович …

– Товарищ полковник …

– Так мы идём? – прервал их увлекательную беседу Хуан. Молодость не терпится ей умереть.

– Переодеться мне надо. Представляю картинку, выхожу я весь в крови и блевотине на платформу забитую пулемётами…

– Да, Куинжи не осилит. Тут без Верещагина не обойтись, – Брехт, с тоской поглядел на дверь купе. А ведь как хорошо орден обмыли.

А вот интересно, разрешат ему в СССР носить орден «Алькантара»? Вручает это ему Калинин всесоюзный орден «Ленина» и спрашивает, увидев незнакомую звезду в самоцветах.

– А это у вас, что за орден, товарищ Брехт?

– А, это мне генералиссимус Франко вручил.

– Неожиданно.