Отступник - Страница 107

―

Ты единственный, кто пережил эту ночь и можешь отправляться в свою деревню, — сказал судья, глядя в полубезумное лицо Орлова. — Я надеюсь, твой пример будет хорошим уроком вашим старейшинам. А для тебя позор — худшее наказание, намного хуже смерти.

―

Я никуда не пойду! — взревел царь, попытавшись вскочить на ноги и кинуться на Дрожжина.

Однако затекшие мышцы не держали тело, и он как сноп повалился на спину. Антон, рыча, отчаянно катался в пыли, но сделать ничего не мог.

Дрожжин кинул на землю армейскую флягу, в которой булькнула жидкость и плоскую коробочку.

―

Натрись мазью, если не хочешь встречаться с хамелеонами. Олег чудом от них убежал, но у него был автомат, а таким мразям, как ты, оружие в руки давать нельзя.

―

Олег! — заорал Антон, услышав ненавистное имя. — Слушай меня, слушай!!! По моему приказу убили твоего отца, Виктора Руденко!!!

―

Олег тебя не услышит, — ответил судья. — Он тяжело ранен, и, если поправится, я, конечно, ничего ему не скажу. К тому же у Олега теперь есть другой отец, нуклеар, так что вряд ли ему будет интересно.

Как только Дрожжин скрылся за домами, Антон вцепился в крышку фляги, отвинтил ее и надолго присосался к горлышку, жадными глотками поглощая горьковатую жидкость с привкусом мятных листьев. Когда он напился, то некоторое время просто лежал, раскинув руки, бездумно глядя в наливающееся синевой небо, а потом сел и огляделся вокруг. Дорога, дома, деревья, воздух, облака и особенно тени — стали вдруг насыщенным, не в меру контрастным, будто впитали в себя огромное количество разнообразных красок. Боль от побоев ушла, тяжесть в теле сменилась странной легкостью. Орлов подумал, что не так все и плохо, а нежелание его убить — большая ошибка аборигенов. Ведь он обязательно с ними поквитается.

Затем царь открыл коробку, в которой была липкая, неприятно пахнущая, холодная мазь, и тщательно намазал лицо, руки и ботинки.

―

Да. Да-а-а-а, — протянул царь, глупо улыбнувшись появившемуся неизвестно откуда Виктору и дружески кивнув покойному товарищу. — Я вам, сукам, еще покажу, как со мной связываться!

―

Конечно, покажешь, — согласился Виктор, — а теперь пора домой.

Ноги не слушались, и сначала царь полз по дороге на четвереньках, то и дело падая, но потом смог подняться и пошел на запад, продолжая рассказывать, какие кары ждут всех, кто осмелился не выполнить его, Орлова, волю. Впрочем, делал он это без злобы. Голос правителя смягчился, глаза остекленели, речь стала прерывистой, а движения замедленными.

Неровной походкой, прихрамывая, чуть склонив голову набок и криво ухмыляясь, царь Антон брел по Мариупольскому шоссе.

―

Да, Виктор, они так и сказали, — бормотал он. — Так и сказали... они не захотели меня убить, Виктор, не захотели...

Услышав далекий клекот, правитель остановился и посмотрел вверх. Высоко в небе парил птеродактиль.

―

Не захотели, — медленно проговорил Антон и, спотыкаясь, продолжил свой путь. — Скажи, а это настоящая птичка или умершая, такая как ты, Виктор? Виктор!.. Виктор!!!

Царь обернулся, но никого не увидел. Он стоял перед кладбищенским серо-черным забором, над которым возвышалась церквушка.

―

И ты от меня свалил, — обиженно проворчал правитель и в очередной раз принялся пересказывать самому себе недавно произошедшие события.

Он бормотал безостановочно, потому что как только умолкал, тут же в ушах звучали предсмертные проклятия и полные страданий вопли солдат, привязанных с той стороны границы Запретной зоны, которых заживо рвали сперва собаки, а потом какие-то ночные хищники, невидимые в темноте.

В этом и была главная кара, уготованная нуклеарами правителю Лакедемона: все слышать, но не иметь возможности ничем помочь.

Светлана провалилась в сон только под утро. Тревога, которая терзала весь день и неимоверно усилилась ночью, заставила Верховную жрицу несколько часов мерить беспокойными шагами свою маленькую келью, а потом сил дойти до дома уже не оставалась, и она решила ночевать в храме. Сон упал как тяжелая шкура, жуткие образы продолжали мучить женщину. Проснулась она не с рассветом, как обычно, а почти к полудню, неотдохнувшая, в холодном поту, с тяжелой головой.

В дверь кельи робко постучали:

―

Госпожа, — проговорил испуганный голос, — что-то случилось?

―

Ничего, уходи, — сказала Верховная жрица.

Девочка-послушница поспешила исполнить приказание, а Светлана задумалась, пытаясь понять: что означало ее видение? Почему-то этот сон казался очень важным, но ускользающие обрывки не желали складываться в полную картину, и словно осколки разбитого зеркала кружились перед глазами. В них отражались странные картины: большой костер, который превратился в Храм Славы, но после характерные купола куда-то пропали, и храм стал похож на обыкновенный горящий дом. Из него доносились дикие крики, будто там сжигали демонов, а она, преисполненная негодования, с презрением смотрела как неземное, алое, словно кровь, пламя лизало стены.

―

Грешники, — говорила непонятно к кому обращаясь Светлана, — грешники, горите, проклятые, отныне и до скончания времен! Вы не достойны священных вод Миуса! Будьте вы прокляты и оставьте надежду, раз вошли сюда!

Вдруг она увидела, как из храма выскочила маленькая фигурка и помчалась что есть мочи в сторону реки.

―

Трус, ты не уйдешь! — воскликнула жрица. — Никому не избежать гнева Немезиды, нечестивец!

За спиной у нее выросли два гигантских крыла, и Светлана с легкостью поднялась в воздух. Это было жутко и одновременно прекрасно.

Человек мчался по незнакомой дороге, а за ним по пятам следовала огромная черная Светланина тень. Человечек, оглядываясь, пытался оторваться от погони, но жрица без особого труда настигала жертву.

Вдруг несчастный поскользнулся и распластался в пыли. Издав победный крик, Светлана стремительным ястребом бросилась вниз.

―

Не надо, — завизжал грешник, перевернувшись на спину и вытянув руку перед собой. — Не надо!

Но разве мольба о пощаде может смягчить наказание?! Острыми когтями жрица вцепилась в глотку труса. Человек хрипел, пытался вырваться, яростно сучил ногами, бил Светлану по груди, но все было тщетно.

И вдруг раздался громовой хохот. Светлана подняла голову и увидела Лёню. Молодого, красивого, такого, каким он ей запомнился в их первую встречу. Вот только выглядел он намного уверенней в себе, чем двадцать с лишним лет назад, в глазах отсутствовала застенчивость, но было нечто иное, жуткое, холодный огонь или пылающий лед...

―

Как ты смеешь веселиться?! — оскалилась Светлана. — Я карающая длань Немезиды!

―

Правда? — снова засмеялся Дрожжин. — Я тоже судья. Но это вовсе не отменяет человеческую глупость. Ведь так, Лисёнок?

Светлана почувствовала, как кто-то копошится у нее под ногами и посмотрела вниз.

―

Мама, — пролепетал Артур посиневшими губами. — Зачем ты меня?

Лицо сына было мертвенно бледным, на шее бурели следы от пальцев, глаза провалились в огромные черные синяки, а зрачки... зрачки оказались кошачьими...

Жрица, отдернув руки, закричала. Вот именно этот крик и разбудил ее.

Светлана встала, подошла к окну. В теле ощущалась ломота, будто его до синяков колотили обухом мясницкого топора.

«Наверное, это старость», — подумала женщина и, поморщившись, потянулась.

―

Да, я старею, — произнесла она негромко, взяла зеркало и всмотрелась в свое отражение, подмечая новые признаки увядания. Потом Верховная жрица скинула с себя влажную кружевную сорочку, произведенную еще до Коллапса, и стала осматривать тело.