Отступник - Страница 8
Он огляделся. Трава и кусты черники были примяты и обломаны, словно стадо лосей топталось по небольшому пятачку. И все вокруг побурело от подсохшей совсем недавно крови. И сердце Цьева оборвалось.
Цьев представил, что могло произойти здесь, и из его груди вырвался горестный вопль:
– Кшан! Ох, Кшан, что с тобой?!
Не задумываясь более, он бросился по следу. Найти Кшана, больше ничего не надо…
Цьев несся по лесу так быстро, как только мог. Но ему казалось, что он едва тащится. Он молился, просил великий Нерш, чтобы брат тотчас же нашелся, пусть раненый, ослабевший, но живой. Но тщетно. Лес уже редел, а кроме кровавого следа, никого и ничего Цьев так и не обнаружил.
Цьев любил все вокруг. Он любил эту красивую землю, и надеялся понять, почему они не могут жить спокойно в таких прекрасных, привольных местах. Он любил Нерш с его страшными тайнами, поля, холмы и овраги, где было так спокойно и красиво… Он любил своих соплеменников, сильных, опытных, бесстрашных, знающих так много полезного, о чем люди никогда даже и не догадывались, и одновременно таких мягких и незлобивых. И, наверное, больше всех Цьев любил брата, несмотря на то, что ему частенько доставалось от Кшана за своеволие и излишнее любопытство. Кшан вечно где-то пропадал, но ему всегда было дело до Цьева, и младший чувствовал себя спокойно, когда рядом был Кшан. Поэтому он прощал ему тычки и затрещины, верно рассудив, что брат отвешивает их не по злобе, а лишь учит уму-разуму…
Но кое-что, вернее, кое-кого в этой жизни Цьев люто ненавидел. Он ненавидел людей. У него были на то причины. Любопытство и живой интерес к неизвестной красочной жизни и горячая привязанность к любимым друзьям прочно сплелись в его душе с этой съедающей ненавистью.
Кшан столько сил угробил на то, чтобы внушить брату где угрозами, где мольбой, что неприязнь и ненависть надо глушить, особенно, если хочешь уцелеть среди людей. И Цьев старался быть послушным.
Он не забыл и не простил людям ни своего сиротства, ни страшной мученической смерти отца, ни горя сородичей. Но брат и сестра Еса учили Цьева быть разумным и молили быть осторожным. И он старался, ох, как он старался… Ему было уже семнадцать, иногда его так и подмывало отбросить в сторону всякие запреты и забыть устрашающие рассказы. Но Цьев помнил, что он все же не один на этом свете, что многие искренне любят его и заботятся о нем. И он не решался открыто своевольничать. Многолетняя опека сделала свое дело, и подросток считал себя еще маленьким, и чувствовал себя в достаточной безопасности только рядом с братом или его друзьями.
А сейчас, кажется, все готово вот-вот рухнуть, безнадежно и стремительно, плачь не плачь… И Цьев мчался вперед, совершенно позабыв о собственной безопасности и необходимости быть бдительным. Найти Кшана! Больше ничего не надо, только найти его живым!
Размазывая по лицу слезы, он выскочил на пятачок примятой травы на опушке леса. Упав навзничь, Цьев вцепился в травяные стебли, прислушался… И его оглушила боль брата, уже без него живущая на этом клочке земли. Цьев не смог совладать с собой. Не обращая внимания на то, что его рыдания далеко разносятся, он в тоске забился на траве. Только надежда на то, что Кшан знал, что делал, когда пробирался именно сюда, заставила его взять себя в руки. Поднявшись, Цьев снова пустился по следу.
Кровавый след стал менее заметным. Он тянулся, то надолго прерываясь, то снова возобновляясь несколькими крошечными капельками, и шел через лесную опушку и поляну, прямо в густой траве вдоль тропы в деревню.
Цьев подбежал к толстой березе, что росла на самом краю деревни, и присел в траве рядом с подсохшей бурой лужицей. Слезы комком застряли в горле. Цьев осмотрелся и стал думать.
Кровавый след стал таким неявным. Только изредка он обнаруживался на траве заметными каплями. След тянулся в десятке шагов вдоль тропы, значит, Кшан шел сам. Люди тащили бы его прямо по тропе.
Сколько крови там в лесу и на опушке! Разве можно потерять столько крови и остаться в живых? Если только брат погиб, Цьев растерзает всякого, кого встретит в этой деревне, и если кто-то захочет его остановить, пусть сначала убьет его, Цьева, если сможет.
Кшан стремился попасть в деревню, а там было только одно место, куда он мог податься. Если Кшан дошел, ему окажут помощь, но разве может человек, пусть даже самый лучший, по-настоящему помочь?
Что ж, в деревню, так в деревню. Вбежав на улицу, Цьев замер, оглядываясь. Страх слегка зашевелился внутри. Но о каком страхе может идти речь, когда Кшан в опасности?
Промчавшись вдоль заборов на одном дыхании, Цьев вбежал в калитку давно знакомого дома.
Глава 4. Пятнадцатое июня. Утро. Лида
Разбудили Лиду настойчивые Сережкины руки. Он стянул с нее одеяло, весело хохоча над ее сонным возмущением, и почти силой поднял на ноги.
– Пора, пора, сонюшка! Уже солнце встало! Поднимайся!
Лида рассеянно оделась, привела себя в порядок и позволила, наконец, Сереже вытащить ее из комнаты.
В кухне было темно и пусто. На плите стоял холодный чайник, и не было никаких следов того, что кто-то сегодня уже завтракал. Только длинный узкий полосатый половик был сдвинут и испачкан засохшей грязью, в то время как вечером он был безупречно чистым.
– Это кто же так наследил? – удивилась Лида.
– Действительно, на Валяя это не очень похоже. Он по полу не ходит —
– летает… – подтвердил Сергей и угрюмо предположил: – Вероятно, это тот нечесаный и неразговорчивый малец напачкал… Ладно, пошли на улицу, все равно грязные половики – это не наша с тобой забота.
При ярком солнечном свете дом, сад и лужайка у крыльца показались Лиде совершенно иными, нежели ночью. Все было так нарядно, празднично и светло, что она даже не сразу вспомнила о ночном происшествии.
– Сережа, ты ночью ничего не слышал? – осторожно спросила Лида.
– Абсолютно ничего, – ответил тот, спустившись с крыльца. – Бывает, что ночами я иногда не сплю, но не в этот раз. А что я должен был слышать?
– Шум на улице, возня в доме, какие-то стоны и плач наверху… – перечислила Лида.
– Выдумщица! – вздохнул Сергей и сладко зажмурился, подставляя солнцу лицо. – Это тебе приснилось.
– Ну да, как же! – фыркнула Лида. – Я не спала, даже из комнаты пришлось выйти, чтобы проверить в чем дело!
– Ну тогда… – Сергей пожал плечами. – Тогда это, верно, Валяй хотел тебя напугать.
– Думаешь? – Лида вспомнила лицо Валяя, когда он выпроваживал ее спать, и возразила: – Какое там пугать! Он сам, вроде бы, выглядел испуганным.
– Ну, не знаю, – отмахнулся Сергей и проворчал. – Все равно, это все фокусы Валяя. Не иначе, чтобы выжить нас отсюда. Вот я все припомню… Где он, кстати?
Валяй, с несколькими поленьями в руках, вышел из-за угла дома. Он был в одних узких джинсах и оказался замечательно сложенным и отлично развитым плечистым мужчиной в расцвете лет и пике физической формы. Он куда сильнее, чем вечером, прихрамывал на правую ногу, и заботливый Сергей, совершенно позабыв, что только что не то хотел припомнить брату что-то, не то собирался набить ему морду, не преминул заменить утреннее приветствие вопросом:
– Что ты так расхромался, Валяй?
– Да змеиный укус побаливает… – нехотя буркнул тот.
– Вчера ты говорил, что все почти прошло!
– Говорил… Так, перегрузочка вышла… Ничего страшного, не впервой, – сухо отозвался Валяй и скользнул взглядом по стоящей на крыльце женщине.
Он остановился рядом с братом, перехватил ответный испытующий взгляд Лиды, и его брови чуть нахмурились. Выглядел он неважно, был усталым и еще более угрюмым, чем накануне. Но он постарался быть вежливым хозяином, поэтому хоть и через силу, но буркнул:
– С добрым утром, Лида. Как спали?… Вам удалось отдохнуть?
– Я спал превосходно, – ответил Сергей, – а вот Лидуше мешали какие-то странности…
– Мне очень жаль. Надеюсь, что впредь этого не повториться… – Валяй с легким поклоном обошел Сергея, прошел мимо Лиды и исчез в доме.