Отрок. Покоренная сила - Страница 18

– Господин наставник…

Около мест, на которых сидели Мишка и Немой, остановился «новообращенный Феодосий», держа на подносе уже разрезанный именинный пряник. Как-то быстро и незаметно сложилась традиция – резать пряник не на десять, а на двенадцать кусков и угощать старшину и наставника Младшей стражи.

Мишка обнял парня, сказал, чтобы слышно было всем:

– Поздравляю, Федос, спасибо за угощение.

Немой тоже облапил именинника, тот окончательно застеснялся и чуть не выронил поднос.

Именины праздновали уже несколько раз. Отцу Михаилу, чтобы зараз окрестить более полусотни новообращенных, пришлось крепко посидеть над святцами, и ни одного святого, чей день поминовения приходился на апрель или май, он не пропустил. К условию деда – чтобы имена, по возможности, не повторялись – отец Михаил отнесся с пониманием. Под это дело Мишка окрестил весь первый десяток именами апостолов. Как раз получилось десять: Андрей, Петр, Иаков, Иоанн, Филипп, Варфоломей, Фома, Матфей, Фаддей и Симон[3].

Смотреть на отца Михайла во время обряда крещения было одно удовольствие – такое массовое обращение язычников поправило ему здоровье лучше, чем все оздоровительные процедуры тетки Алены, а о способах убеждения, к которым прибег сотник Корней, чтобы подвигнуть пребывающих во тьме язычества на принятие православия, деликатность требовала умолчать.

Нинея к насаждению христианских порядков отнеслась терпимо, единственным условием, которое она выставила, было не строить в деревне церковь. Мишка попал между Нинеей и отцом Михаилом, как между молотом и наковальней, но выход нашел дед. Посмотрев начерченный Мишкой план крепостцы и выслушав Мишкины сомнения, сотник принял соломоново решение:

– Крепость поставим на другом берегу Пивени, а место для храма выберем так, чтобы с этого берега крест не был виден.

– Деда, Нинею не обманешь.

– А и не надо, она баба умная, сама все поймет.

Делами воинской школы Нинея заинтересовалась всерьез. Сначала вокруг шастала Красава, держась особняком от холопских детишек, которые, пользуясь отсутствием ограды, лезли во все щели. Потом, дней десять спустя после переезда из Ратного, Красава предупредила Мишку: «Завтра с утра бабуля придет на вас посмотреть».

Явилась Нинея на утренний развод. Была величественна и строга, в черной, шитой золотом одежде из дорогой заморской ткани, с резным посохом в руке – том самом наряде, в котором принимала официальный визит сотника Корнея.

Мишка скомандовал: «Смирно, равнение на середину!» – отрапортовал «матушке боярыне», представил Немого и десятников, потом разродился краткой речью для личного состава на тему: «Светлая боярыня Гредислава Всеславна принимает воинскую школу на своей земле под материнское попечение, и все мы обязаны исполнить долг боярской дружины, буде в том возникнет нужда».

Нинея одобрительно кивала, то ли выражая удовольствие, то ли подтверждая Мишкины речи. Потом медленно пошла вдоль строя «курсантов», внимательно вглядываясь в лица, а иногда и заговаривая то с одним парнишкой, то с другим, Дударика и вообще ласково погладила по голове. Мишка на протяжении почти всей процедуры маялся, пытаясь понять: что это все ему напоминает? Под конец все-таки вспомнил – Черчилль!

Кадры старой кинохроники о визите английского премьер-министра в Москву то ли в сорок первом, то ли в сорок втором году. Черчилль точно так же медленно шел вдоль строя почетного караула, иногда останавливаясь и вглядываясь в лица солдат. Мудрый аки змий премьер-министр из древнего рода герцогов Мальборо пытался понять, выдержат ли русские удар военной машины Гитлера. И что-то тогда для себя понял.

Нинея тоже что-то поняла.

– Хорошие у тебя ребята, Мишаня, правильно их Корзень выбирал. Один только… Вон того, конопатенького, гони – с головой у него непорядок, сейчас незаметно, а годика через два… Оружие ему в руки давать нельзя.

«Красота! Только один из пятидесяти, да ТАМ любая призывная комиссия померла бы от счастья. У них-то все наоборот: один абсолютно здоровый из пятидесяти призывников – уже хорошо, а то и столько не набирается».

– Спасибо на добром слове, матушка боярыня, не желаешь ли посмотреть, чему учить ребят собираемся?

– Отчего же не посмотреть?

Нинея с достоинством утвердилась на специально для нее приготовленной лавке, а ребята повторили для нее (да и для «курсантов» тоже) часть циркового представления. Жонглировали кинжалами, скакали верхом, стреляли из самострелов. Когда в стоящего у стены дома Роську полетели кинжалы, «курсанты» чуть ли не хором ахнули, а когда Мишка, завязав глаза, принялся поражать одну мишень за другой, разразились восторженными криками.

Неожиданно для Мишки к представлению подключился Дмитрий. Сначала сделав круг верхом, он повторил номер с подбором на скаку воткнутого в землю кинжала, а потом соскочив на землю и дав коню отбежать, заарканил скакуна. Заставив коня остановиться, Митька птицей взлетел в седло и показал такой класс джигитовки, что даже Немой несколько раз одобрительно хлопнул в ладоши.

Нинея смотрела на представление с обычной ласковой улыбкой, иногда кивая головой, а когда все закончилась, обратилась к «курсантам»:

– Ну, ребятки, коли все так выучитесь, я за вами, как за каменной стеной буду, никакие вороги не страшны!

«Курсанты» снова разразились восторженными воплями. Мишка причины восторга не уловил, но немного позже случайно услышал спор парней и понял, что Нинея и здесь умудрилась проявить свои волхвовские навыки. Каждый из учеников воинской школы был совершенно искренне уверен: именно с ним Нинея ласково поговорила, задержавшись дольше, чем около других учеников. Сделанное открытие Мишке очень не понравилось. Случись что, неизвестно, кому подчинится полусотня – своему старшине или волхве.

Закончив «смотр войск», Нинея ласково попрощалась и попросила Мишку проводить ее до дома.

«Внимание, сэр Майкл, баронесса Пивенская увиденным осталась явно довольна, следовательно, сейчас должно последовать некое предложение, от которого, скорее всего, будет очень трудно отказаться».

– Скажи-ка, Мишаня, как долго вы всему этому учились?

– Трудно сказать, – Мишка неопределенно пожал плечами. – Кинжалами играть я сам все лето учился, а братьев начал учить уже после купальских праздников, но к осени они умели уже все то же, что и я. Из самострела учиться стрелять начал в октябре, когда у тебя выздоравливал, а в середине декабря уже от волков отбиваться довелось.

– Слыхала, слыхала… Ты ведь тогда семерых зверей завалил?

– Пятерых. Только тогда я еще не очень-то метко стрелял, повезло просто. Но если считать от начала учебы и до тех волков, выходит месяца два. А братьев я примерно за месяц обучил, правда, на слух стрелять они не умеют, впрочем, и не старались научиться, да и некогда было.

– Значит, к осени ребят обучишь?

Мишка снова пожал плечами:

– Как получится. Кого-то лучше, кого-то хуже – способности-то у всех разные.

– Тех, у кого худо получаться будет, ты ко мне присылай, помогу. Но только тех, кто старается и не выходит, а лентяев сам вразумляй. Понимаешь?

Мишка еще не успел раскрыть род для ответа, как Нинея «выстрелила» вопросом:

– Почему братья выучились быстрее, чем ты?

И снова тот самый взгляд, под которым невозможно соврать даже в самой малости. Мишка даже вздрогнул, хотя врать и не собирался.

– Так я почти всему сам учился, а братьев и я учил, и дед с Немым помогали.

Нинея некоторое время шла молча, Мишка шагал рядом, гадая о причинах такого интереса Нинеи к срокам обучения.

«Что-то планируется на осень? Ерунда, я со своими пятьюдесятью самострелами серьезно ни на что повлиять не смогу. Да и что вообще может быть осенью? Дожди, грязища непролазная, до первого снега всякое движение замирает. Чего-то вы, сэр, не понимаете, вернее, информации не хватает. Да и с Нинеей с каждым разом разговаривать все труднее становится, какой-то непонятный напряг между нами все усиливается и усиливается».