Отрешённые люди - Страница 22

– Коней!!! – взревел губернатор. – Всем со мной, господа офицеры.

– Слушаюсь, – коротко ответил Кураев и кинулся одеваться.

– Я попозже подъеду, – сухо проговорил Киндерман. – Мне еще по делу надо…

– Какие могут быть дела, когда там смертоубийство вот-вот случится?

– Буду позже, – упрямо повторил генерал.

– Тьфу на тебя, – отвернувшись, плюнул под ноги Сухарев и, застегиваясь на ходу, выскочил на улицу.

Возле дома оружейного мастера Мячикова было черно от солдатских голов, покрытых черными поярковыми шляпами, а сами они, в своих темно-зеленых мундирах, сбившись в толпу, похожие издали на волнующийся в непогоду лес, столпились перед закрытыми воротами большого, на десяток окон, дома. В руках почти у всех были палки или доски, выломанные из соседнего забора. Над толпой висел общий крик: «Бей их!» Несколько человек ухватили найденное где-то бревно и дубасили им в ворота, дружно приговаривая на выдохе: «И-и-и-хь-хь!!!» Ворота трещали, но не поддавались. Вдруг из-за ограды грянул раскатисто выстрел, нападающие, бросив свое орудие, откатились назад.

– Пужают! – послышался успокаивающий крик, и ширванцы опять прихлынули к воротам.

– Поджечь их надо! – выкрикнул рослый солдат, стоящий в стороне от остальной толпы.

– Тащи огня! – тут же подхватили остальные.

– Сейчас мы их выкурим!

– Как лисицу из норы!

– Поджарим супостатов!

Послышались удары кресала о кремень, потянуло дымом, и губернатор Сухарев с ужасом представил, что может вскоре произойти. На его присутствие пока никто не обращал внимания, увлеченные дракой с полицмейстером.

– Уезжать надобно отсюдова да казаков поднимать. Вам, ваше высокопревосходительство, с ними одному не совладать, – подал голос губернаторский кучер Михаила, – сомнут… косточки поломают…

– А с нашими как быть? – ткнул его кулакам в бок подъесаул. – Тоже мне голова два уха. Выручать надо как-то их из беды.

– Чего дерешься? – обиженно взвизгнул кучер.

– А ну, помолчи, – отмахнулся Сухарев, – и без тебя голова кругом идет. Что делать, господин поручик? – растерянно обернулся к сидящему рядом Кураеву.

– Как чего делать? Надобно успокоить как-то ширванцев.

– Успокоишь их, – скривился Сухарев, – они сейчас подгуляли, им и море по колено.

– Вы как желаете, а я к своим через огороды пробираться пойду, – вылез из саней подъесаул Смолянинов. – Прощевайте, авось отобьемся. – И он побежал к полуразобранному забору, поглядывая по сторонам.

– Ладно, попробую их урезонить, – обреченно вздохнул Сухарев и тяжело ступил на снег, поправил саблю, направился к отдельно стоящим небольшой кучкой солдатам, которые, похоже, были самые трезвые из всех.

– А ты вот что, – приказал кучеру поручик Кураев, – поезжай округ толпы и прижмись поближе и воротам.

– Не пустят, – закрутил головой в белой бараньей шапке Михайла, но послушно направил коня в объезд бушующих ширванцев.

Меж тем Алексей Михайлович Сухарев обратился к оглянувшимся на него солдатам:

– Здорово, орлы!

– Здравия желаем, ваше высокородь! – недружно, вразброд, ответили они.

– С кем не поладили? На кого войной пошли?

– Да полицмейстер местный, пес шелудивый, укрылся за воротами, а нашим ребятам страсть как хочется выкурить его оттуль да бока намять, – быстро зачастил рыжий, с веснушками на носу, говорливый солдат, не зная, кто стоит перед ним, поскольку на губернаторе была надета плотно застегнутая шуба и он не мог видеть его знаков отличая.

– И не жалко вам, служивые, полицмейстера? Поди, тоже человек божий…

– Божий-то он божий, да нам не пригожий, – не дал губернатору договорить тощий, как хлыст, солдат с длинным носом, достающим едва ли не до верхней губы. – Да и ты бы, ваше высокородь, шел отсель подобру-поздорову, пока тебе шкуру не попортили, – и длинноносый презрительно оглядел губернатора с головы до ног.

– Ишь ты, какой будешь, гусь, – рассердился Сухарев, – да я сейчас прикажу караульному, чтоб свел тебя в острог, да велю прописать полста плетей, тогда будешь знать, как такие слова говорить.

– Да кто ты таков? – вскинулся носатый и, схватив губернатора за обшлага, притянул к себе. – Чем пужать, ты лучше моего кулака отпробуй! – И размахнувшись, со всей силы заехал в глаз Алексею Михайловичу. Тот рванулся, оттолкнул обидчика, при этом шуба его расстегнулась, и столпившиеся вокруг солдаты, ожидавшие нового представления, увидели золотом блеснувшие ордена, большие форменные пуговицы.

– Э-э-э… да то никак генерал… – попятился от губернатора длинноносый.

– Ах, так ты еще драться будешь?! – вконец разозлился Сухарев, держась за глаз. – Да я сейчас тебя! – наскакивал он на солдат, выкидывая вперед кулак в лайковой перчатке и тыча в грудь ближних к нему. – Под суд пойдете! Сошлю! Сгною!

Не выдержавшие такого напора солдаты разбежались, не оказав ни малейшего сопротивления.

В это время поручик Кураев заставил-таки Михайлу подъехать вплотную к толпе солдат, которые уже разложили под воротами оружейного мастера Мячикова небольшой костерок и теперь ждали, когда займется пламя, перекинется на деревянные строения, чтоб беспрепятственно ворваться во двор. Поручик влез на облучок и закричал оттуда, перекрывая гул толпы:

– Солдатушки! Разрешите слово сказать…

– Кто таков? Не знаем? – послышались выкрики со всех сторон.

– Из Санкт-Петербурга привез вам важное известие, – пояснил Кураев и краешком глаза заметил, как сбоку от него здоровый детина, плохо держащийся на ногах, занес руку с зажатой в ней палкой, готовясь ударить его, но два других солдата перехватили палку и оттолкнули пьяного товарища в сторону от саней. – А знаете ли вы, что в том известии?

– Да откуль нам знать?

– Перед нами генералы не отчитываются…

– То не нашего ума дело, – вразнобой отвечали ширванцы, но все они уже подтянулись поближе к Кураеву и с живым интересом ловили каждое сказанное им слово.

– А там говорится, что необходимо вам идти в степь да побить джунгарцев неверных, кои братьям нашим, казакам, силой военной угрожают…

– Знамо дело, побьем. И не таких бивали! – закричал молодой, еще безусый солдат весело. Другие уставились на него, посмеиваясь, а кто-то даже крикнул:

– Нас-то всех и посылать ни к чему. Алешка Савкин всех сам под орех разделает, – показывали пальцами на говорившего.

– Точно, – дружно захохотали все, – и нам не достанется.

– Его первым против супостатов и направим!

– Мне так думается, Алешки вашего одного маловато будет, – широко улыбнулся Гаврила Кураев, чем окончательно завоевал к себе расположение ширванцев, – несколько тысяч тех джунгар прикочевали к пределам нашим. У каждого по луку, по копью, по сабле вострой…

– Ой, напужал, – захохотали усатые солдаты, показывая пальцами на поручика. – Луки! копья! сабельки! Да мы, чай, при ружьях, за себя постоим, покажем им, как на нашу землю рыпаться!

– Только вот в чем загвоздка, – продолжал невозмутимо и уже без улыбки Кураев, – генерал ваш, Киндерман, отказывается выступать в степь…

– Это почему отказывается? – выкрикнул усатый унтер, что был по возрасту самый старый из всех. – Коль генерал приказу императрицы не подчинится, то худо его дело.

– Точно! – отозвались остальные. – Худо ему станется…

– Приказа как такового нет, – начал объяснять Кураев, – но из степи, с казачьих постов, поступило донесение, мол, джунгарцы идут толпами на наши крепости. А в Петербурге пока о той новости и не знают…

– Как же не знают, коль нас сюды направили? – выказал удивление все тот же унтер-офицер.

– Вас и направили в Тобольск, чтоб упредить передвижение неверных, а приказа о выступлении до сих пор не прислали.

– Ага, а мы майся здесь без дела уже с самой Пасхи Христовой, – поднялся ропот в толпе.

– И я о том же, – согласился Кураев, – упредить надо неприятеля, а то поздно будет…

– Без приказу не можно, – затряс головой усатый унтер. – За такое самовольство по головке не погладят.