Отражения - Страница 6

 Она даже начала подумывать о том, чтобы спуститься вниз за чаем или горячим шоколадом, но лишь тихо вздохнула в темноте. Шум может побеспокоить ее мать. Мэй спала очень чутко, особенно в дождь. Линдси знала, как трудно было ее матери смириться со всеми разочарованиями, свалившимися на нее. И с трагедией.

 Больное бедро будет для Мэй вечным напоминанием о смерти ее мужа. Линдси знала, что мать и раньше не всегда была счастлива, но отец всегда оставался для нее поддержкой. Его смерть стала очень тяжелой потерей для Мэй, которая очнулась после комы, сбитая с толку и наполненная болью, не понимая, как его могли забрать у нее. Линдси понимала, что мать никогда не забудет смерть мужа, собственные раны, болезненную терапию и внезапный конец успешной карьеры дочери.

 Теперь, когда Мэй наконец-то смирилась со смертью и могла вполне нормально передвигаться, она не могла думать ни о чем другом, как о возвращении Линдси в профессиональный балет.

 Линдси перевернулась на бок, сунув руку под подушку. Дождь бил в оконное стекло, подгоняемый ветром. В ее голове крутилось множество вопросов. Что нужно сделать, чтобы убедить Мэй отказаться мечтать о невозможном? Что нужно сделать, чтобы она была счастлива? Возможно ли и то, и другое сразу? В памяти всплыло лицо матери, когда она стояла днем у лестницы. С воспоминаниями появились уже знакомые беспомощность и чувство вины.

 Перевернувшись на спину, Линдси уставилась в потолок. Ей нужно перестать думать об этом. Это все дождь, просто дождь. Чтобы прогнать бессонницу, она начала вспоминать события прошедшего дня.

 Что это был за день! Все его сложности теперь вызывали лишь улыбку. Все же для пятничных занятий, на которых старшие девочки думают только о своих субботних свиданиях, а младшие — просто о субботе, все прошло довольно хорошо. Все было исправлено, за исключением проклятой машины!

 Мысли о машине привели Линдси к воспоминаниям о мужчине под дождем. Нахмурившись, она повернулась лицом к шкафу. В полной темноте она едва ли видела саму дверцу, не говоря уже о том, что находилось за ней. Но Линдси продолжала хмуриться. Интересно, вернется ли он за своей курткой?

 Он был таким грубым! На смену появившемуся ранее угнетению вновь пришло возмущение. Так даже предпочтительнее. Он вел себя так высокомерно. «Если уж собрались гулять под дождем…» В своей голове она могла точно воспроизвести интонации его низкого, сдержанного голоса.

 Невероятно привлекательного голоса. Как жаль, что он принадлежит такому непривлекательному мужчине. «Неуклюжая, — вспомнила Линдси, закипая снова. — У него хватило наглости назвать меня неуклюжей!» Она перевернулась на живот и взбила подушку, прежде чем положить на нее голову. «Надеюсь, он придет за своей курткой, — решила она. — Но в этот раз я буду готова к встрече с ним». Ей доставляло огромное удовольствие представлять различные варианты их встречи, когда она возвращает ему куртку. Высокомерно, пренебрежительно, или благосклонно… она одержит верх и унизит неприятного мужчину, чьи глаза не дают ей покоя.

 Когда они встретятся снова, от дождя не останется и следа. Она уже не будет мокрой и дрожащей. Она предстанет перед ним остроумной, уравновешенной… разрушающей. Улыбнувшись про себя, Линдси провалилась в сон.

После дождя появились лужи, и утреннее солнце отражалось от их поверхности разноцветными бликами. На траве были все еще видны капли воды. По земле стелился тонкий легкий туман. Чтобы отогнать холод, Энди включил в машине печку, пока наблюдал, как Линдси выходит из дома. Для него она была самым прекрасным созданием в мире. На самом деле, Энди даже казалось, что она не принадлежит реальному миру. Она казалась слишком нежной и воздушной, чтобы ходить по земле.

 Ее красота была настолько чистой и хрупкой, что живот Энди скручивало в узел каждый раз, когда он смотрел на нее. Так продолжалось уже пятнадцать лет.

 Линдси улыбнулась и подняла руку в знак приветствия, направляясь к машине. В ее улыбке он видел привязанность и дружбу, которую она всегда ему предлагала. Энди ответил ей улыбкой и приветственным жестом. Он не питал никаких иллюзий по поводу отношений с Линдси. Дружба, не больше. С ней никогда не будет чего-то большего.

 «Она не для меня», — говорил себе Энди, пока Линдси проходила через ворота. Но он все равно почувствовал знакомый толчок, когда Линдси открыла пассажирскую дверь и скользнула в машину рядом с ним. Ее запах был все таким же — легким и свежим, с ноткой таинственности. Энди всегда чувствовал себя слишком большим, находясь рядом с ней. Слишком грубым, слишком неуклюжим.

 Линдси улыбнулась, посмотрев в широкое лицо с квадратной челюстью, и дружески поцеловала его.

 — Энди, ты мой спаситель. — Его лицо всегда было симпатичным: надежные темные глаза, сильный костяк, коричневые, слегка растрепанные волосы, которые напоминали ей о доброй семейной собаке. И как с любым домашним животным, она всегда чувствовала себя рядом с Энди комфортно и лишь немного по-матерински. — Я так благодарна тебе, что ты подвозишь меня до студии.

 Он пожал широкими плечами. Теперь, когда она сидела рядом с ним, он ощущал знакомое тепло.

 — Ты же знаешь, мне не трудно.

 — Да, знаю, — согласилась она, пока он отъезжал от тротуара. — И поэтому я еще больше ценю это. — Привычным жестом она повернулась боком на сиденье. Личный контакт всегда был для нее очень важен.

 — Твоя мама собирается сегодня зайти, посидеть немного с моей.

 — Да, я знаю. — Энди ехал по улице со спокойной осторожностью человека, который проделывал один и тот же путь бесчисленное количество раз. — Она хочет уговорить твою маму поехать вместе с ней в Калифорнию этой зимой.

 — Я очень надеюсь, что у нее получится. — Она на секунду позволила себе вспомнить беспокойное, несчастливое лицо матери. — Маме не помешало бы сменить обстановку.

 — Как она?

 Линдси вздохнула. Ей казалось, с Энди она могла обсудить все, что угодно. С детских лет у нее не было друга ближе, чем он.

 — Физически ей намного лучше. За последние три месяца произошли значительные улучшения, но в остальном… — Она сцепила пальцы, затем перевернула руки ладонями вверх — этот жест заменял ей пожатие плечами. — Разочарование, злость, беспокойство. Она хочет, чтобы я снова вернулась в Нью-Йорк, на сцену. Других вариантов для нее не существует, как в туннеле. Она отказывается принять тот факт, что я не могу продолжить с того же места, где остановилась. Это практически невозможно. Прошло три года, я стала на три года старше.

Она покачала головой и погрузилась в молчание. Энди дал ей целую минуту.

 — Ты хочешь вернуться назад?

 Она снова посмотрела на него, нахмурившись, но появившаяся меж ее бровей складка говорила лишь о концентрации, а не о раздражении.

 — Не знаю. Я так не думаю. Я вернулась однажды, и мне нравится быть здесь, но…

 Она вздохнула.

 — Но?

Энди повернул налево, рассеянно махнув паре молодых людей на велосипедах.

 — Я любила танцевать на сцене, даже несмотря на то, что та жизнь была жестокой. — Она улыбнулась, расслабленно откинувшись на спинку сиденья. — Видишь, все в прошедшем времени. Но мама отчаянно толкает все это в настоящее. Даже если бы я хотела этого — отчаянно хотела — шансы, что меня снова примут в труппу такие… такие крохотные. — Ее взгляд прошелся по знакомым зданиям. — Теперь большая часть меня принадлежит этому месту. Это кажется правильным — быть дома. Ты помнишь ту ночь, когда мы пробрались в Клифф-Хаус?

Ее глаза снова светились и смеялись. Энди ответил ей с усмешкой.

 — Я был напуган до смерти. До сих пор могу поклясться, что видел привидение.

 Линдси легко и звонко засмеялась.

 — С привидением, или без, это самое потрясающее место, которое я когда-либо видела. Ты знаешь, что его наконец-то продали?

 — Да, я слышал. — Энди быстро взглянул на нее. — Я помню, как ты клялась, что однажды будешь жить в этом доме.