Отражение во мгле - Страница 3

Никто уже не помнил, было это именем или кто-то метко дал ему такое прозвище. По большому счету это никого и не интересовало. Вот он, неимоверно высокий и очень худой, сгорбленный гораздо сильней, чем большинство жителей темных подземелий города. С длинным крючковатым носом, торчащим из-под капюшона черной накидки. Старый, с огромными глазами, которые, отражая во мгле капюшона свет факелов, заставляли холодеть кровь в жилах пришельцев.

Странное дело. Никому и в голову не приходило, что этот человек рано или поздно сам умрет. Напротив, каждый житель Перекрестка Миров, невзирая на свой возраст, уже давно свыкся с мыслью, что если настигнет смерть, то через пятнадцать-шестьдесят его будет ждать Аид. Но уж лучше тихо умереть в своем жилище на пересечении Ленинской и Дзержинской линий и быть увезенным по туннелю в царство Аида, нежели сгинуть где-то на поверхности, попав в руки поклонников твари или иных фанатиков…

По мере приближения факелов силуэт Аида проступал все отчетливей. Вот показались трое послушников за его спиной, в таких же накидках. Опираясь на сучковатый кривой посох, Аид выставил перед собой свободную растопыренную кисть с длинными и костлявыми пальцами.

— Рубеж! — Его хриплый злой голос задрожал в туннеле.

Траурная процессия остановилась. Прекратила скрипеть железная тележка. Уняли свою безудержную пляску языки пламени.

— Здравствуй, Аид, — небрежно махнул рукой Селиверстов.

Он ростом не уступал повелителю царства мертвых, а телосложением был куда крепче скелетоподобного Аида. И это, безусловно, вселяло уверенность в похоронную команду, члены которой, как, впрочем, и все на Перекрестке Миров, до дрожи боялись каннибалов и их владыку.

— Здравствовать мне желаешь, Василий? — усмехнулся Аид. — А стоит ли? Все там будем.

Говорил он с какой-то непонятной иронией, а может, и с издевкой.

— Даже ты? — хмыкнул Селиверстов.

— Ну! — Аид приосанился, постукивая посохом по шпале. — Когда людишки кончатся, мне тоже в этом мире нечего будет ловить.

Он неторопливо подошел к тележке. Костя поежился: не самое приятное соседство. Однако не сделал шаг назад, чтобы не выглядеть пугливым как в глазах своих товарищей, так и в глазах Аида и его послушников.

Старик тем временем откинул покрывало с лежавшего на тележке тела.

— Старуха, — поморщился Аид. — Много за нее не дам.

— Имей хоть чуть-чуть почтения, — нахмурился Селиверстов. — Это Зинаида Федоровна. Учительница, уважаемый человек.

— Была! — Аид произнес это громко и поднял кривой указательный палец. — Была, Василий, — добавил он чуть спокойней. — А теперь это просто мертвяк. И уж былые заслуги вкуснее ее не сделают. Она худая и морщинистая. Так же и мы будем морщиться за трапезой нашей.

— Ты тоже худой и морщинистый…

Аид дернул головой, подошел вплотную к Селиверстову, приподнял посох и легонько постучал им Василия по плечу.

— Я живой, Вася.

Сказав это, старик вернулся к покойной.

— Отчего она умерла? — спросил он более спокойным тоном.

— Сердце остановилось от старости, — ответил Селиверстов.

— Дружочек, от старости еще никто не умирал. Чем хворала?

— Никаких инфекционных заболеваний. Это точно.

— Ну, в прошлый раз вы мне жмура привезли с гангреной, — укоризненно покачал головой Аид.

— Так ведь я тогда сразу тебя предупредил насчет гангрены. А здесь — сердце.

— Ну ладно. — Старик походил вокруг тележки, глядя на усопшую.

Константин поморщился, когда Аид, едва не коснувшись его плечом, прошел мимо. Пахнет он так же отвратительно, как и выглядит.

— Ладно, дружочек. Десять литров соляры. Нормальной, без парафина.

— Да ты осатанел? — всплеснул руками Селиверстов. — Всего десять литров?!

— Целых десять литров за маленькую старушенцию, у которой кожа да кости.

— Но этого мало!

— Так, да? Цена не устраивает? — Старик снова приблизился к Василию и снова постучал по плечу посохом. — В таком случае уходи обратно. — Аид улыбнулся. — И похорони ее.

Селиверстов какое-то время зло смотрел в глаза старику. Надо отдать должное бывшему пограничнику: не каждый осмелится выражать так неприкрыто свои презрение и ненависть самому Аиду.

— Ладно, черт тебя дери. Забирай ее и тащи сюда соляру.

Не сводя глаз с Василия и при этом скаля большие и острые зубы в улыбке, Аид щелкнул кривыми пальцами свободной левой рукой. Один из послушников тут же кинулся в сторону станции, которая виднелась в паре десятков метров, озаренная тусклым синеватым загробным свечением.

— Вот так-то лучше, дружочек.

Колеса опустевшей тележки ритмично скрипели и неприятно лязгали по рельсам. Костя не хотел думать о том, что сейчас происходит с телом Зинаиды Федоровны. Но мысли эти, как и щипавший нос запах старика в черной накидке, никак не хотели его покинуть. И тогда он просто принялся считать шпалы, стараясь отвлечься. Однако, дойдя до пятидесяти шести, он вдруг подумал, что счет приведет и к магической цифре 1560 и мысли о царстве Аида и о покойнице вообще зациклятся в его разуме.

— Почему мы просто не хороним их? — тихо спросил Костя.

Все понимали, что вопрос обращен к Селиверстову. Ведь он тут главный. И он — искатель. Причем не просто проходчик подземного мира, осваивающий уцелевшие части метро и подвалы города. Он искатель-наземщик. Кто может иметь самый большой авторитет? Только искатель, ходивший в дальние рейды по укутанному в ледяное одеяло ядерной зимы миру. А ведь Селиверстов им и был, пока несколько лет назад не повредил зрение. С тех пор он обречен смотреть только в вечный полумрак подземелья.

— Мертвым все равно, — ответил Селиверстов. — И все знают, что их ждет пятнадцать-шестьдесят после смерти. А это принесет пользу живым. Какой будет прок, если просто закопать человека? Да и хлопотно это. Тут, в метро, каждый клочок грунта на вес воды. А выходить на поверхность и хоронить там… Долбить забетоневший от вечного мороза грунт на виду у тварелюбов… Глупый и неоправданный риск. А почему ты спрашиваешь? Уже столько лет этим занимаемся, а ты вдруг про похороны.

— Мне десять было. А она была нашей классной руководительницей. Когда все случилось, она нас не бросила. И потом учила. Она всем нам вместо мамок погибших была.

— А-а… Ясно. Ну так радуйся, что она пятнадцать-шестьдесят, а не попала к тварелюбам. Спокойно умерла в своей постели, а не на алтаре твари.

— Я понимаю, конечно, но… — Костя осекся.

Он поймал себя на мысли, что никогда не задумывался о всех тех, кто прошел этот путь к Аиду. Но на сей раз каннибалам отдали действительно близкого для него человека. И вот теперь он впервые в жизни представил на этой тележке Марину. А ну как случится с ней что-то, о чем даже думать смертельно страшно? И что тогда? А ничего. Будет то же самое. Его славную златовласую Марину, с огромными голубыми глазами и певучим голоском, с ямочками на щеках, когда улыбается, отвезут к жуткому старику и обменяют на какое-нибудь барахло.

Он зажмурился и обругал себя за такие мысли. Погнал их прочь, словно одним своим существованием в его голове они могли навлечь на возлюбленную непоправимую беду. Остро захотелось поскорее вернуться домой и убедиться, что она там. Что с ней все в порядке. Обнять ее. Расцеловать…

— А чего мы сами их не хаваем? — спросил вдруг Федор.

Селиверстов остановился. Медленно повернулся. Подошел к Феде.

— Я сейчас положу тебя на катафалк, перережу горло и отвезу к Аиду, — проговорил Василий. — Еще литров пятнадцать соляры получим…

— Ты чего, искатель, я же пошутил! — отшатнулся Федор.

— А я нет, — ответил Селиверстов и вернулся на прежний маршрут.

— Федя, ты дурак? — тихо спросил Костя.

— Почему? — невозмутимо пожал плечами Федор.

Он на самом деле был дураком. У него и вмятина имелась на лбу от обломка стены, напоминавшая о том давнем времени, когда наверху все крушила ударная волна. Костя не ответил почему. Это могло привести к очередному «почему?», к пустому разговору, грозившему окончиться головной болью. Дальше шли молча. Пару сотен метров, пока их не остановил звук упавшей капли. Охранники стали вертеться, освещая все вокруг факелами.