Отравленные корни (СИ) - Страница 11
Я оставляю тюремную форму на полу и встаю под душ. Вода как всегда смывает усталость и налет вчерашних переживаний и потрясений. Я тру кожу, осматривая место, куда угодила пуля. Даже следа не осталось. Если тюремный лекарь и не смог все устранить - Илей доделал за ним работу. Первый Целитель не любит оставлять недочеты.
Странно. Еще вчера я дралась за свою жизнь, а уже сегодня готовлюсь к суду и возможной казни. И к чему же было сопротивление? Можно списать на привычку. Когда постоянно сражаешься за собственную жизнь и счастье своего ребенка, сложно позволить кому-то одержать верх. А вчера я пошла на поводу у инстинкта. Неужели слова Виттора, Илея и неудавшееся покушение все же пробудили во мне желание бороться? С Советом? Невозможно. Но чувство покорной обреченности меня покинуло, сменившись злостью. Самым обыкновенным желанием пойти наперекор всему. Назло. Однажды этот принцип уже мне помог, может и теперь удастся что-то изменить?
Я вытираюсь и тщательно сушу волосы феном, потом долго расчесываю, жалея, что здесь нет зеркала, и приступаю к одеванию. Под серым чехлом оказывается не только костюм, но и белье. Карде не подвел, обещая, что все будет на уровне. Каждая деталь одежды садится как влитая, мягко обтягивая там, где необходимо, и скрывая недостатки. Светлое белье, блузка на маленьких пуговичках, классические брюки и жакет из темно-серой полушерстяной ткани. Для середины осени в самый раз, учитывая, что в зале суда довольно прохладно. Туфли достаю последними, и классические черные лодочки приподнимают меня над полом на невообразимо тонких шпильках. Они удобны, а с моей привычкой могут сойти и за оружие, что заставляет улыбнуться. Портной заслужил свою плату. Даже не имея возможности взглянуть на себя со стороны, я уже представляю, что увидят члены Совета. Лицо привычно адаптируется к внешнему облику, я надеваю маску надменного спокойствия. Княгиня проклятых в первую очередь должна быть княгиней...
Когда Микель оборачивается на приближающийся цокот моих каблуков, на его лице отражается искреннее удивление. Я молча протягиваю руки, и он крепит к браслетам цепочку. Мы покидаем душевую и направляемся в зал суда. Он расположен в этом же здании на последнем из трех наземных этажей. Там мне тоже доводилось бывать. Не в качестве подсудимой или свидетеля. Зритель на рядовом процессе - всех первокурсников водят на такие заседания. Наглядно показывают, как происходит работа Совета и исполняется закон. Тогда, как все остальные, я была в восторге. Круг девяти казался мне эталоном для подражания. Грозные, неподкупные судьи. Суровые, но справедливые. Мудрые, талантливые. Чего только не придумает юность, чтобы не видеть истины...
По нашим законам, проштрафившихся темных судят светлые, светлых - темные. Нейтралов - кто-нибудь из верхушки стражей, в особо тяжелых случаях - смешанный Совет. Обычным магам сложно нарушить закон, мелкие бытовые нарушения не в счет. Они редко доходят до суда, мелкие ссоры и споры маги решают между собой сами. Главное, чтобы не доходило до дуэлей...
Меня забрали боевики Света, объясняя свои действия количеством совершенных мною преступлений и тем, что убийство князя Тьмы могло серьезно пошатнуть равновесие, а значит, должно быть наказано со всей строгостью. Уверена, князья были в бешенстве от таких объяснений. Если бы не моя договоренность с Виттором - боевики просто не успели бы отреагировать. Совет князей прибрал бы меня к рукам вместе с Анджеем, и уже никакие требования не помогли бы. Однако, кто первый встал - того и тапки.
Мы останавливаемся перед двустворчатыми дверями, Микель медленно вдыхает и выдыхает, набираясь духу, его напарник заметно подбирается, настораживаясь. А я рассматриваю резьбу, украшающую дверной косяк. Перед смертью не надышишься. Зачем же так нервничать? Не их же судить будут.
Микель встряхивается как собака и, решившись, плавно открывает двери. В лицо мне тянет прохладным воздухом, и я прикрываю глаза. На секунду. Всего на одну секунду я позволяю себе маленькую слабость, чувствуя легкую дрожь в руках и напоминая себе, почему я здесь. Чтобы ни случилось, я знаю, зачем это сделала. Зачем пришла сюда. Что стоит на кону. И снова убедившись в верности своих действий, делаю шаг вперед, навстречу своей казни.
Мои шаги отдаются по залу легким гулом. Акустика здесь хорошая и позволяет услышать любого без помощи магии. Огромное помещение имеет форму ротонды с куполообразным потолком, в центре которого расположено единственное круглое окно. Свет проходит сквозь витраж - голубь с веточкой в клюве, объятый лучами света - и падает в центр зала, дублируя изображение на полу. Сейчас в лучах солнца стоит единственное кресло - для меня. По всему периметру зала, как в старинном Колизее, расположены ряды кресел для зрителей. Они не освещаются и теряются в полумраке, чтобы скрыть тех, кто пришел стать свидетелями правосудия. Впрочем, сегодня они пусты. Напротив входа, через который мы вошли, находятся места для судей - ровно девять массивных кресел, выстроенных в линию. Два из них традиционно пустуют. Илей редко посещает заседания суда, а один из членов Совета сейчас исполняет свой долг в другом полушарии и отвлекать его нельзя...
Мы останавливаемся в центре зала, Микель снимает с меня наручники и отступает в сторону, его напарник закрывает двери в зал и остается рядом с ними. А я, стиснув зубы от клокочущей в висках крови, падаю в кресло. Волны Света накатывают на меня одна за другой, заставляя подчиниться. Внутри вскипает злость - та самая, что не дала мне вчера погибнуть. И именно она отрезвляет. Я не могу в одиночку противостоять Совету, но сохранить разум еще в состоянии.
Закрываю глаза и делаю нехитрые дыхательные упражнения, возвращая себе ясность сознания и выстраивая защиту. Так я, по крайней мере, могу быть уверена, что не натворю глупостей прямо в процессе заседания. Открываю глаза и замечаю Виттора, стоящего справа. Он едва заметно, одобрительно кивает и поворачивается к судьям, намереваясь исполнить свой долг до конца. Пусть начинает.
- Афистелия Шеруда, вдова князя Тьмы Ивара Шеруда, бывший боевой маг Света, - хрипло произносит наставник, соблюдая протокол, - прибыла, чтобы ответить перед Советом за свои преступления.
Мне очень хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь, понимая, что желание навеяно взбунтовавшейся внутри Тьмой. Не стоит провоцировать Совет, они и так достаточно жестоки к таким, как я.
- Оставь бюрократию, Виттор, - Стефания - седая до белизны старуха, одетая в бесформенный балахон, вяло отмахивается, поведя полупрозрачной кистью, - мы все прекрасно знаем, почему Афия здесь и хотим услышать ее, а не скучный перечень фактов, которые ты собрал в ее защиту.
Белая волшебница смотрит на меня водянистыми глазами. Обычно принявшие Абсолют не стареют, но говорят, что Стефания прошла посвящение слишком поздно, а затем отказалась тратить силу на омоложение и навсегда осталась дряблой старухой. Это не мешает ей быть властной и суровой, а в некоторых моментах даже помогает. Многие изначально принимают ее за добрую бабушку, которая всегда поможет и защитит, но ее душа также холодна, как и душа любого другого члена Совета.
- Мы все уже ознакомились с материалами дела, - вступает Пьетр, сидящий на противоположном конце от Стефании.- Количество убитых, проклятых, раненных. Территории, которые Афия разграбила и уничтожила самостоятельно или же вместе с подручными супруга. Сейчас нас интересует, что она скажет в свое оправдание.
Ему еще нет трехсот лет, и по меркам Совета Пьетр молод, в нем еще остались простые чувства, знакомые обычным магам, и сейчас он сдерживает гнев. Неугодное светлым чувство прячется в глубине его пронзительно-зеленых глаз, в уголках плотно сжатых тонких губ, в побелевших пальцах, стискивающих подлокотники кресла. Если бы меня судил он - казнь бы уже состоялась. Пьетр привык действовать, а не размышлять. И для него хороший темный - мертвый темный.
Остальные судьи молчат и смотрят на меня с разными оттенками чувств: холодный интерес, сдерживаемое раздражение, суровый гнев, сочувствие. Последняя пойманная эмоция заставляет меня найти нужный взгляд - Оливия, вторая волшебница в Совете. Она выглядит моей ровесницей, милой девушкой с лицом-сердечком и светло-русыми волнистыми волосами, которые невозможно собрать в прическу. Я не знаю, сколько ей лет, Оливия редко посещала центр обучения, и про нее среди учащихся не ходили сплетни и сказки, что уже странно. Сейчас в голубых глазах волшебницы поселилась печаль и странное понимание - слишком много чувств для того, кто давно живет с Абсолютом, но и слишком много сдержанной мудрости для того, кто принял его недавно. Почему-то мне кажется, что она бы меня помиловала.