Отпуск с убийцей - Страница 67

Изменить размер шрифта:

Нет-нет, такое присниться никак не могло - такое надо ВИДЕТЬ!..

— Что, старик, неужто голова болит? С чего бы? - насмешливо спросил Сергей.

Рассказать ему? Прямо сейчас?

Или, может, все-таки не стоит?

Он же спал до утра, как сурок, и ровным счетом ничего не знает.

Ладно. Такое незнание в принципе не избавляет от необходимости быть в курсе дела.

Груз, давивший на меня с самого начала, казался непомерным.

Я еще секунду или две колебался, а потом выложил все начистоту.

Сергей слушал внимательно, внешне оставаясь совершенно спокойным.

И, когда я закончил свой сбивчивый рассказ, он тоже бровью не повел, разве что, как мне почудилось, едва заметно усмехнулся.

— Не нашего ума это дело, старик, - сказал он, ногтем отколупывая от рюкзака пятнышко налипшей грязи. - Мало ли, что произошло. Может, так надо. Нас ведь сюда никто не зазывал. Мы посторонние, ясно? И нечего трепать. А вообще-то занятно, конечно. Фильм ужасов.

Я разозлился:

— Посторонние, да? Ты что, совсем рехнулся?! Ну, а если бы.

— Но не убила же она его в конце концов, не тронула! Чего тебе еще?! А вдруг так принято у них. Почем ты знаешь? Ритуал, традиция.

— Ничего себе! - присвистнул я. - Не каннибалы же они, не дикари. Веселый ритуал! А если она вдруг заметила, что я смотрю? И попросту не захотела рисковать?

— Это она-то? - презрительно хмыкнул Сергей. - Ну, гадать можно все, что угодно, в меру своей испорченности, так сказать. Не запрещено. Был факт, и нет факта. Ты что, испугался?

— А ты думал! До сих пор, как вспомню.

— Слабак ты, Алешка, вот и все. А еще корчил из себя в городе, выпендривался. Забудь! Здесь такая жизнь. Понятно?

— Нет, не понимаю. И не собираюсь понимать. И сам-то ты не очень хорохорься.

— Вольному воля, - пожал плечами Сергей. - Хочешь, спроси. У нашей развеселой хозяюшки.

— Естественно, спрошу! Что ж я, по-твоему, это дело так оставлю?!

— Бог в помощь. Я тоже послушаю. Не зря же я потом всю ночь глаз не сомкнул.

— Что? Значит, и ты.

У меня все разом перемешалось в голове.

Зачем же я старался и рассказывал, волнуясь, как на исповеди?

И зачем он слушал?

К чему была вся эта болтовня? Чтоб превратить все в глупый фарс, в пустячную игру?

Дичь какая-то.

Или Сергей мне возражал, даже подсмеивался над моим испугом, чтоб, пусть таким путем, но как-то оправдать именно себя и этим прикрыть собственную слабость, которой он всегда страшился более всего?!

В сущности, это ему удавалось прежде.

Он ловко бравировал своим равнодушием, но теперь-то я знал, понимал, что кроется там, в глубине, когда к ней вдруг нашелся ход, - обыкновенный страх, быть может, перед всем на свете, а копни еще чуть глубже, к основанью, - дальше начиналась пустота.

Впрочем, какая там пустота, тогда, если вдуматься, у половины людей на земле, а то и у девяти десятых ничего не останется за душой.

Ведь он в конечном счете милый парень, убеждал я себя, ну, случайно я копнул, подумаешь, а так все очень натурально, даже славно, и не надо трогать ничьих пустырей, тебя туда действительно никто не зовет - да-да, просто он напуган не меньше моего, только лучше владеет собой, это, знаете, похвально, любой согласится.

И еще я видел: отныне я не одинок, в самом примитивном смысле, и это меня хоть как-то утешало.

Пора было начинать новый день. И дальше, по пустырю - топ-топ.

В комнате не было никого - муж, проспавшись, верно, отправился на работу, сгинул на целый день (вряд ли такой здоровый и не старый еще мужичина на одной пенсии сидел, если она у него, кстати, имелась), чтобы вечером вернуться снова пьяным, бить жену и требовать оладьев или чего-нибудь еще, нелепого по своей сути; сестер тоже нигде не было видно; и мы с Сергеем, ни о чем больше не говоря, взвалили на плечи рюкзаки и пошли вон из дома.

Во дворе, в дальнем его конце, у сарая, мы заметили сестру Лизаветы. Она улыбнулась нам добро, но как-то механически, словно надела удобную маску, которая избавляет от ненужных хлопот.

— Что, студентики, выспались? Отдохнули и в путь? Все спокойно?

— Да, - ответили мы мимоходом.

Но тут я вспомнил ночь, и топор, и этот свет, и снова нехорошо, нудно защемило в груди.

Тогда я поставил рюкзак на землю и медленно направился к сараю.

Наша хозяйка, видно, почуяв что-то неладное, машинально обтерла о платье чистые сухие руки и с тревогой посмотрела на меня.

— Послушайте, - сказал я, мучительно подыскивая нужные слова, - я понимаю. это не мое дело. - Мне было страшно неловко заводить весь этот разговор, но я не мог иначе, не мог уйти отсюда просто так. - Я, наверно, допускаю бестактность, но. Почему ОНА стояла с топором? Ведь я же видел. Все видел! Зачем она ТАК?

Женщина лишь вздохнула и смиренно опустила голову, теребя подол.

В эти мгновения она вновь показалась мне совершенной старухой.

Пустырь, подумал я, вот он, пустырь-то. Все, как на ладони, а до сути - копать и копать. Сколько? Где? С чего начинать?

— Ненормальная она, больная, - сказала наконец женщина, глядя в землю. - А он бьет ее, издевается. Она ведь все понимает. По-своему. Десять лет уже, каждую ночь. Вот так встанет и смотрит на него. А чего стоит, чего ждет - не знаю. Я уж привыкла. Мучает он ее, а она терпит, молчит. Я бы уж давно. Наверное, когда-нибудь так и будет. Утром проснешься, а он покойничек. Нет, не хочу, боюсь! Не приведи Господь. Пусть лучше стоит.

Вот оно что, подумал я, десять лет. Топор в руках. Ведь один только взмах, один удар - и все, конец. Свобода. Он, как младенец, лежит перед ней, пьяный и беззащитный. Беззащитный. Эта улыбка ее, торжество - вот они откуда! Он был в ее власти в те мгновения, и она упивалась этим, наслаждалась силой своей, тем, что может, стоит того только пожелать. Десять лет. Эх, Лизавета!..

Мне стало жутко.

Почти так же, как еще совсем недавно - сколько: три, четыре, пять часов назад?

Внезапно захотелось, чтоб пропало все сейчас, сию минуту, как по волшебству: и этот дом, и весь пустырь, где, точно в пакостной трясине, незаметно начинаешь увязать сначала по щиколотки, потом по колени, а потом.

Потом, как с вечера и уговаривались, мы накололи дров и натаскали в огромную рассохшуюся бочку с ржавыми обручами пятьдесят пять ведер воды.

Тогда-то распахнулась дверь, и на крылечке появилась Лизавета.

Как же это мы не углядели ее там, в доме?!

За печкой, надо полагать, опять сидела. И теперь вот - вышла.

М-да. Явление народу.

Она ступала медленно и, как мне показалось, осторожно, а в руках зажимала большущую стеклянную банку, доверху наполненную молоком.

Спустившись по скрипучим покосившимся ступенькам и подойдя ближе, она остановилась и постояла так немного, глядя на нас равнодушными бесцветными глазами, и внезапно - это было для меня, как обухом по голове, - впервые за все время очень тихо, но внятно произнесла:

— Вот, возьмите. На дорогу. Спасибо.

Мы смутились, хотели было отстраниться, но она улыбнулась вдруг, робко и застенчиво, и, потупясь, добавила:

— У нас хорошо тут. Тихо. Заходите. Ладно?

И посмотрела на нас по-детски доверчиво, с какой-то щемящей надеждой.

Все перевернулось в моем мозгу, яростно встало на дыбы и понеслось, помчалось без оглядки, были только отчаяние да бессильная мысль: немедленно бежать, бежать, как можно дальше.

— Ну, еще бы! - сказал я, принимая банку с молоком, холодным и, надо полагать, чертовски вкусным. - Еще бы! Непременно. Зайдем!

ПОТЕШНЫЙ ДВОР

Левушка был законченным кретином.

Одного взгляда на его тупую рожу доставало, чтобы убедиться в этом.

Собственно, парень-то он был вовсе неплохой, по крайней мере нешумливый и, что отмечали абсолютно все, вполне безвредный.

И хотя ему стукнуло уже шестнадцать и любому из нас за все наши издевательства над ним он мог по шее накатать в два счета, на самом деле он ни разу никого и пальцем не тронул, и не оттого, что трусил, - просто был он редкостно спокойным человеком, вот ты хоть в лепешку расшибись, а все равно не выведешь его из себя.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com