Отныне и вовеки - Страница 33
Лив медленно встала и положила ладонь на его руку.
— Ты хочешь, чтобы я уехала? — спросила она, внезапно ощутив уверенность. Мартин пристально посмотрел на ее руку, выделявшуюся белизной на его смуглой коже.
— Нет. — На крепкой шее дернулся мускул. — Нет, черт побери, я же люблю тебя. И всегда любил. — Лив наконец услышала долгожданные слова, и в ее сердце с новой силой вспыхнула надежда. — Все восемь лет одиночества, в несчастном браке с женщиной, которую не любил и на которой не должен был жениться. А теперь, когда я снова нашел тебя, уже поздно: я слишком люблю тебя, чтобы удерживать рядом с собой против воли.
— И кем же ты меня заменишь? — Лив вся напряглась. — Сусаной или своей любовницей? — Слова вырвались у нее против воли, ведь она три недели терзалась, представляя себе Мартина в объятиях другой.
— Никогда. — Мартин впился в ее лицо безумным взглядом. — Никто на этой земле не займет твоего места, Лив. Ты должна это знать, чувствовать; когда я с тобой, я растворяюсь в любви к тебе.
— Но последние несколько недель…
— Я пережил все муки ада, — перебил ее Мартин. — Я рвался к тебе, хотел тебя до боли, но не смел до тебя дотронуться. Мой дед обожал тебя, он сам сказал мне об этом накануне того дня, когда я уехал в Лиссабон. Он был так рад за меня, ибо я наконец нашел идеальную женщину. За то короткое время, что он тебя знал, дед сумел распознать твою врожденную порядочность, добрый и отзывчивый характер, твою честность. В его глазах ты была почти святой. Умирающий сумел увидеть то, что я отказывался признавать. Я чувствовал себя последним мерзавцем, недостойным быть грязью у тебя под ногами, ибо знал, что он прав. Даже признание Сержиу мне было уже не нужно — я знал, что мои обвинения беспочвенны. Я любил тебя без памяти, и в то же время меня грызло чувство вины. Поэтому я и удрал в Лиссабон: мне было стыдно смотреть тебе в глаза…
— Ох, Мартин, — прошептала Лив.
— Нет, дай мне сказать. Вернувшись, я увидел, как ты ухаживаешь за дедом, успокаиваешь его, заботишься о нем. Я сам себе был настолько противен, что не смел даже близко к тебе подойти, не говоря уж о том, чтобы признаться, как сильно я тебя люблю. Я знал, что не заслуживаю тебя, и одновременно до смерти боялся, что ты снова уйдешь.
Он не смотрел ей в глаза, но он ведь признался, что любит ее. И Лив решила, что не даст ему разыгрывать из себя благородного рыцаря, отпускающего свою даму с болью в сердце.
— Никуда я отсюда не уйду, — тихо сказала она. — Разве что в постель.
Мартин резко вскинул светловолосую голову, и в его глазах зажглись золотые искорки.
— Лив, я открыл тебе свое сердце как на духу, пожалуйста, не шути с этим. Я этого не вынесу.
Лив обвила рукой его шею, прижалась к гибкому мускулистому телу и откинула голову назад. В глазах ее сиял блеск, так отличающий любящую женщину со времен Евы.
— Я не шучу. Я люблю тебя.
Крепкие руки обвились вокруг нее стальной хваткой.
— Я этому не верю, но передумать тебе не дам. Ты мне отчаянно нужна, Лив. Сегодня мне особенно нужно твое нежное прикосновение. Я хочу забыться в тебе, погрузиться в тебя целиком, и пусть это даже будет сон, мне все равно, — срывающимся голосом прошептал он и с силой прильнул к ее губам, словно умирающий от жажды к спасительному источнику.
Затем он подхватил Лив на руки и отнес в спальню. Поставив на ноги, Мартин ловко расстегнул пуговки на ее платье. Руки Лив были столь же проворны, и в считанные минуты они уже лежали обнаженными в постели. Рот Мартина снова нашел губы Лив. Она с нежностью обвила руками его шею — казалось, он не целовал ее уже целую вечность. И на этот раз, когда она шепнула «я люблю тебя», Мартин ей поверил. После пережитого горя от утраты родного человека их близость явилась подтверждением того, что жизнь продолжается, усладой для тела и целительным бальзамом для души…
— Так что все-таки сталось с Сержиу? — спустя некоторое время спросила Лив, лежа в объятиях Мартина и купаясь в послевкусии любви. Она поднесла к губам его разбитую руку и ласково поцеловала костяшки пальцев.
— По-моему, ты и сама знаешь, — усмехнулся Мартин. — Я увидел, как ты вышла и Сержиу последовал за тобой. Я пошел за вами и слышал все, что он тебе говорил, с верхней террасы. Честно говоря, я был готов его убить. Как подумаю о том, сколько лет мы потеряли… — Мартин крепче прижал к себе Лив и потерся подбородком о ее макушку. — Но я ограничился одним пинком. Больше мы его не увидим.
— Но он твой друг. И сделал это ради сестры.
— Он был моим другом, — уточнил Мартин. — Есть в жизни вещи, которые не прощают. — Он повернул к себе Лив и заглянул ей в глаза. — Хотя я так и не попросил у тебя прощения за свое неописуемое поведение. На самом деле я сам во всем виноват, — сердито прибавил он. — Надо было мне все же разыскать тебя.
— Ты пережил ужасную аварию, и потом Сержиу же сам сказал, что ты собирался меня искать. Мне этого достаточно, и я тебя прощаю. Хотя я тоже виновата. Мне не надо было верить его измышлениям.
— Тебе было всего восемнадцать, а я был намного старше и должен был лучше соображать. — Мартин внезапно нахмурился. — Я только одного не понял. Зачем ты звонила мне три месяца спустя?
Больше всего Лив боялась именно этого вопроса, но понимала, что он неизбежно возникнет. Ее глаза затуманила боль.
— Через месяц после возвращения в Англию я обнаружила, что беременна. У меня была квартира и достаточно денег, и я решила, что стану матерью-одиночкой. Тетя думала, что я в отъезде, Лори умчалась в очередное турне, так что мне не нужно было никому рассказывать. Но я решила, что ты имеешь право знать о ребенке, и потом с каждой неделей мне становилось все более тоскливо, так что в конце концов я набрала один из номеров, что были на той карточке, которую ты мне дал. Ответил Сержиу. Я не сообщила ему о беременности, просто сказала, что мне надо срочно поговорить с тобой. Впрочем, может, он и сам догадался. В общем, он перезвонил и сказал, что ты на следующей неделе женишься и со мной говорить не желаешь. — Лив замолчала и подняла глаза на Мартина. Его лицо застыло и снова стало бесстрастным.
— Продолжай.
Он думает, что я избавилась от ребенка! — внезапно сообразила Лив.
— Я… в тот же день у меня началось кровотечение, — сбивчиво заговорила она. Ей до сих было больно вспоминать тот день. — Вечером меня увезли на «скорой» в больницу, и там случился выкидыш. Из-за стресса или от потрясения, а может, просто не судьба…
— Нет. Господи, не может быть! — воскликнул Мартин. — Знай я об этом, убил бы этого ублюдка!
— Ничего. — Лив погладила мужа по щеке. — Это было давно. Все уже прошло.
— Да ничего подобного! — На его лице отражалась такая мука, что у Лив сердце обливалось кровью. — Ты не понимаешь. Режина ведь не могла иметь детей. Я узнал об этом только позже и уже стал подумывать, что со мной что-то неладно. А тут ты говоришь, что мы потеряли ребенка! И ведь дедушка больше всего переживал именно из-за того, что я бездетен.
— Зато если он смотрит на нас сейчас, — мягко произнесла Лив, разглаживая пальцем складку между его бровей, — то на его славном лице играет улыбка. Наверное, я должна была сказать тебе первому, но я сказала твоему дедушке в ночь перед его смертью, и он был просто счастлив. Я беременна.
— Ты носишь моего ребенка! — Голос Мартина звучал едва слышно, ошеломленный взгляд обвел ее тело. Потом его рука властно легла на ее грудь, медленно скользнула ниже и замерла на пока еще плоском животе. — Ты уверена? Когда?..
— Я же врач, да и традиция гаремной кровати остается в силе, — широко улыбнулась Лив.
— С первой ночи, — словно не веря своим ушам, прошептал Мартин. — Оба раза. — И на его лице появилась улыбка подлинного мужского довольства.
Лив вздохнула с облегчением. Ее неотразимый, уверенный в себе муж снова стал самим собой. Она запустила пальцы в его светлые волосы и притянула его голову к своему лицу в ожидании поцелуя. Что, в конце концов, значат восемь лет по сравнению с целой жизнью? Они еще молоды, и впереди их ждет бездна счастья, ведь их любовь выдержала проверку ложью, унижением, страданиями и болью. Лив твердо знала, что теперь ей нечего бояться. Сомнения остались позади, и они принадлежат только друг другу — отныне и вовеки.