Отметить день белым камешком - Страница 40

...Лим Тхенг То интересный собеседник. Он рассказал мне, что здесь существуют две группы китайских писателей. Большая часть пишет по-английски, а те, которые пишут по-китайски, несколько схоластичны, ибо они вынуждены выражать себя по-мандарински - на том языке, который понятен всем китайцам, но не всегда доходит до сердца, ибо классический язык обычно в чем-то холоден.

Он рассказывал, что жить здесь литературным трудом или музыкой невозможно, нужно обязательно работать: или в банке, или на телевидении, или в издательстве, или в газете, или в оффисе.

Познакомился с коллегами Лим Тхенг То - режиссерами ТВ Чандра Мохэном и Махмудом Зэйном.

- Пьесы о колониализме? - переспросил Чандра. - Еще рано об этом. Слишком все это близко, слишком в сердце у каждого. Толстой не торопился писать "Войну и мир". Лучше подождать, чем быть освистанным.

- Самая любимая форма передачи? - Махмуд Зэйн задумался на мгновение. История семьи - из вечера в вечер. Да, верно, я был в Японии, и мне их передачи кажутся очень интересными. Это, естественно, не мешает мне ставить Шекспира и Мопассана на малайском языке... За пять лет я поставил триста передач и, говоря откровенно, доволен ими.

...Заехал в музей искусств университета, к Вильяму и Джо. Посмотрел выставку будд. Это фантастично - скульптура буддизма. Джо реставрирует будду пятого века из Малайзии. Я был совершенно потрясен, буддой, найденным в Афганистане, - хохочущий веселый парень, вроде японского Энку. Совершенно иные будды из индийских сект. Другие лица, другие характеры: задумчивость, скорбь, неторопливость мысли.

А потом Вильям и Джо привели меня в зал Родена. 'Они стали очень торжественными, вводя меня в пустой зал. В день - не более пяти-шести посетителей (я вспомнил очереди в наш Музей изящных искусств). Потрясают работы Родена "Руки", "Гимнасты". О выставке в газетах писали лишь то, что она застрахована на полтора миллиона долларов. Ни рассказа о скульптурах, ни разбора творчества Родена - ничего. Только величина страховки и приблизительная стоимость каждой скульптуры.

Совершенно изумительны "Страдающая женщина", "Портрет мужчины", "Крик". Особенно интересен "Портрет мужчины". Он статичен, в отличие от остальных работ Родена, исполненных действия и открыто выраженной экспрессии.

Вечер провел вместе с профессором университета, поэтом Денисом Энрайтом и его женой, художницей Мадлен. У них старинный колониальный дом - большой, двухэтажный. Стены в доме беленые, как в украинской хате. Полы из красного дерева. Трое молчаливых босых слуг - старик китаец и две китаянки.

Рядом - громадный, трехэтажный дом китайского торговца, обнесен колючей проволокой, сквозь которую пропущен электрический ток. Постоянно лают три злющие немецкие овчарки.

- Здесь, - сказал Энрайт, - сейчас очень популярен "киднапинг" - воруют детей почем зря. В последнее время начали, правда, воровать стариков и старух из богатых семей, они доверчивей, чем дети, те уже стали бояться... Насмотрелись наших фильмов, вот и подражают...

Мадлен - художница, работы ее тревожны, интересны.

- Я ненавижу наци, - сказала она, показывая мне свою живопись, - но я не умею выражать ненависть в творчестве. Я считаю, что в искусстве надо выражать лишь любовь.

- А как быть с поэзией? - усмехнулся Энрайт. Высокий, неряшливо одетый, с иденовской трубкой, постоянно зажатой в зубах, он не только профессор филологии и поэт, известный и здесь и в Лондоне, он также консультант правительства по вопросам Юго-Восточной Азии.

- Я считаю, что поэзия вправе чураться политики в дни мира. Поэт не вправе молчать, лишь когда говорят пушки.

Энрайты пригласили меня в маленький ресторанчик китайской кухни - там нас ждали американский профессор Дин Джонс с женой-англичанкой и профессор теологии Дэвид из Лондона. Он тоже работает в Сингапурском университете.

- Ну как, поп, - сказал Энрайт, когда мы поздоровались, - ты приготовился к обращению заблудшего Джулиана в лоно святой церкви?

- Лучше удержите меня от обращения в религию большевизма, - улыбнувшись, ответил Дэвид. - Вы все так грешите, что скоро церковь станет под знамена Москвы...

Все как один мои новые знакомые высказывались против агрессии во Вьетнаме, все считали, что в этом громадном и маленьком мире сейчас нельзя жить изолированно и что взаимное узнавание - одна из гарантий от уничтожительной войны. Если каждая из сторон будет настаивать на своей непогрешимости - мир кончится. Плюс и минус дают взрыв.

Потом к нам присоединился профессор университета индус Ратам с женой Маргарет и ассистенткой, милой девушкой Чао Ченг-чи. Ратам - популярный человек в Сингапуре, он специализируется по политике.

Я удивился:

- Политическая экономия? Международные отношения? Политика - это слишком уж всеобъемлюще.

- Именно так, - ответил он. - Я изучаю политику как данность. Я не привлекаю материалы ни из экономики, ни из военных теорий... Я изучаю политику как политику. Схоластично? Может быть, но схоласты не были полными идиотами.

- Схоласты были надменными кретинами, - сказал американец. - Я утверждаю это, несмотря на традиционный страх американских интеллигентов перед английской аристократией и римским правом.

- Доказательства! - потребовал Ратам.

Мадлен, жена Энрайта, шепнула мне:

- Пускай мужчины продолжают спорить о политике, а мы зайдем на десять минут к моему другу, художнику Со Пенгу.

Со Пенг - художник поразительный. Он работает в металле и в масле, комбинирует чеканку, графику и акварель. Это - новая живопись, новая по форме, но реалистичная по содержанию.

Со Пенг грустно сказал:

- Один торговец, который смотрел мою живопись, рассердился: "Вы просите сто долларов за картину, а я в прошлом году купил две картины такого же размера и цвета за семьдесят пять!"

Со Пенг работает в маленькой двухкомнатной квартирке, - уборная во дворе, кондиционера нет, кухня заставлена полотнами, и чтобы сделать чай, приходится минут десять снимать картины с электрической плиты.

Сегодня был прием, устроенный Национальным театральным обществом Сингапура. Принимал гостей президент общества, писатель Го По Сенг. Он прислал мне приглашение в отель с личным письмом: "Я был занят все эти дни и не мог с вами увидеться. Жду на вечере. Это будет наше очное знакомство". Я приехал на прием с Джо и чувствовал себя как камень, который обтекают волны. Китайские и британские банкиры и промышленники, приехавшие в смокингах и фраках, обходили меня стороной, а несколько человек, разбежавшихся было, чтобы поздороваться с Джо, женой британского советника, узнав, кто я, чуть не выдергивали руку из моей руки и быстро ретировались.

Джо посмотрела на меня с болью.

- Это не страшно, - оказал я, - это даже прекрасно. Сейчас вы можете воочию убедиться в том, сколь однозначна ваша пропаганда. Я приехал без атомной бомбы, без кинжала и без шифрованных радиопередач для агентурной сети. Я приехал как писатель и журналист. А почему все вокруг боятся меня? Только потому, что я - советский? Ей-богу, у нас дома этого нет, у нас люди не боятся говорить с иностранцем, да

же если не согласны с доктриной, которой следует его страна. (За день до этого Джо говорила мне, что мы слишком тенденциозны и опасливы, что мы не хотим выслушать противную сторону и что "мы, Джулиан, значительно более широки и объективны в отношении к вам".)

Джо демонстративно взяла меня под руку и стала водить от одного человека к другому - это были генералы, послы, министры - и представляла им "советского писателя", жестко наблюдая за тем, чтобы все те, кому она меня представляла, исполнили весь церемониал знакомства - не только рукопожатие, но и обязательный, ничего не значащий разговор и взаимное получоканье стаканами виски со льдом.

- Англичанки хороши лишь тем, - сказала она, - что быстро признают свою неправоту. Конечно, я была дурой, когда говорила о нашей широте. (Именно она послужила прообразом Джейн в романе "Бомба для председателя".)