Открытый финал не подходит (СИ) - Страница 5

В общем, нужно было все разузнать. Выяснить, так сказать, к чему готовиться.

Хотя Валя бы сказала, что у меня просто сработал инстинкт наседки. Проще говоря: пожалела Ренриха.

— Ну, хорошо, давай разберемся, о какой вообще истории идет речь? — предложила я. Собеседник взглянул исподлобья со знакомым недовольством.

— Поверить не могу, что ты забываешь собственные книги.

— Если я буду держать в уме все детали придуманных миров, на свой собственный памяти не останется.

— Человек — это для тебя «деталь»?!

— Ну… если говорить чисто технически… профессионально, то есть второстепенные и третьестепенные герои, которые появляются в книге иногда всего один раз и, по выполнению своей функции, исчезают.

— Что ты со мной, как с маленьким? — поморщился Ренрих. — Неужто так все плохо?

— Да нет, почему, — я ободряюще улыбнулась. — Когда ты разговариваешь нормально, а не сыплешь глупыми фразами, выглядишь очень… по-настоящему.

Ренрих потер пальцем переносицу.

— Думал, ты меня быстрее узнаешь, если я буду вести себя так, как ты написала.

Да уж. Создать такое чудо… вищное недоразумение.

— К тому же, я вовсе не второстепенный, а главный. Главный злодей, — пояснил Ренрих и через мгновение нехотя добавил: — Должен был быть. Я — друг Элвина Рона. В детстве нас звали Рон и Рен, так ты придумала. А потом наши взгляды разошлись, и я стал предателем. Правда, ты написала только пролог и собиралась убрать оттуда мое имя, чтобы сохранить интригу. Видимо, я должен был предстать перед Роном злодеем не сразу, а поначалу — продолжал бы притворяться его другом…

— Подожди-подожди, но у Элвина Рона нет никакого друга-предателя, — возразила я. — И книга написана до финала. Она называется «Злое небо». Даже есть дополнительная повесть и два рассказа по миру… Между прочим, одна из популярных моих серий. Там уж точно таких…

«Топорных образов», — хотела сказать я, но все же сдержалась. Ренрих явно врал, только зачем? Очень нужно, чтобы кто-нибудь его историю дописал? Ничего себе, приемчики у литературных отрицательных персонажей! Вот про это я бы рассказ написала…

— Вот именно! — Ренрих вскочил. — Ты переписала демонову книгу! И вычеркнула меня из нее почти полностью! Я появляюсь в одной из сцен на общей вечеринке, перекидываюсь со всеми глупыми приветствиями, сообщаю всем, что в детстве у Рона была дурацкая кличка. И на этом все! Все, понимаешь?! Ты испортила мне жизнь! Нет. Ты отняла мою жизнь! Придется исправить то, что ты натворила!

Я открыла рот, закрыла, снова открыла.

Между прочим, сцену с появлением Ренриха я помнила прекрасно. Вовсе не пустой был разговор, а много говорящий о характере Рона. Вот только тому персонажу, который рассказывает на торжественном приеме неуместную историю из детства главного героя, имени не требовалось. Правда, он действительно утверждал, что в детстве они с Роном были друзьями «не разлей вода». Мне показалось, что это придаст словам незнакомца больше веса. И вот…

Этот тип, которому в книге посвящены ровно три абзаца, сидит передо мной и утверждает, что у него должна быть куда более значимая роль! Нормально, да?

Книгу я написала не так давно. Но сюжетная задумка действительно появилась еще в старших классах. В очень урезанном виде, разумеется. Более наивная, более сказочная… Тогда я ее и не реализовала именно потому, как мне кажется, что не хватило ни литературного, ни жизненного опыта.

Даже не помню, чтобы писала какой-то там пролог. Надо же.

— Эээ… — протянула я, наконец. — Ренрих, извини, я не знала, что для тебя так важно больше появляться на страницах книги. Честно говоря, тот персонаж… я вовсе не думала, кто он такой и имени ему не давала.

— Как мне повезло, мог и вовсе исчезнуть, — язвительно заключил мужчина.

Мне невольно стало не по себе. Вычеркнуть персонажа, который оказался «не подходящим» для книги — дело не особо редкое для автора. Но теперь-то один такой передо мной во плоти. И что-то мне не очень понравилось это его «мог исчезнуть».

— Не драматизируй, — попросила я. — Просто твоя роль слегка поменялась. Но это ведь означает, что тебе не нужно становиться отрицательным. Не так уж плохо. Что-то, мне кажется, ты передо мной злодея изображал через силу.

— А может, мой образ был глубоким и противоречивым, — хмыкнул он. — Ты просто ищешь себе оправданий. И потом: я мог бы согласиться, что жить свободно, без четкого указания судьбы, куда лучше, чем делать все по написанному. Но ты не завершила мой образ! Поэтому я… такой!

Он патетично взмахнул рукой.

Я откинулась на спинку кресла, разглядывая собеседника. Заверила:

— Ты очень даже симпатичный персонаж. Вот разве что обувь… как вообще по снегу шел? Хотя ты ведь что-то говорил про сапоги…

Ренрих кивнул.

— Разумеется, я могу обеспечить себе обувь! — фыркнул Ренрих. — Или ты думаешь, все персонажи обречены всю жизнь носить только тот наряд, который соизволил для них прописать автор?

— Надеюсь, не все так плохо, — признала я. — В конце концов, я пишу только часть событий, которые произошли с героями, а остальная жизнь — их личное дело.

— Вот именно! — подтвердил Ренрих. — Если мир прописан толково, — он бросил на меня быстрый взгляд. — Ну, более или менее толково. Тогда мир действует по тем законам, которые для него прописаны, и герои прекрасно обходятся без вмешательства автора. Так что я одевался и обувался как хотел.

Он опять посмотрел на меня с таким видом, будто считал, что эта новость должна стать для меня оскорбительной. Мол, обидно, что персонажи — не такие уж рабы, как могло показаться автору! Вообще, не представляю, как бы Ренрих скрывал от Рона свою злодейскую сущность. Он слишком откровенно демонстрировал эмоции. Мне даже начало иногда казаться, что я разговариваю с ребенком.

Но, между прочим, этот ребенок по-свойски рассуждал о правилах придуманного автором мира. Нет, не так уж прост был Ренрих. Эта мысль внезапно заставила задуматься. Теперь Ренрих казался мне… каким-то двоящимся. Чего-то он не договаривал. Вот откуда он вообще узнал то, что, по логике, персонаж даже предполагать не должен. Конечно, если в книге прямо не прописано, что кто-то из героев вдруг осознал, что он — придуманный.

— Но за пределами привычного мира… — продолжил Ренрих. — Оказалось, что я могу свободно распоряжаться лишь теми вещами, которыми ты соизволила меня одарить. Я, конечно, создал себе сапоги, но на них потратилось немало магии.

— Магии? — удивилась я.

— Разумеется, магии!

— Но ведь «Злое небо» — это космическая фантастика. Там, конечно, есть эмпатия и намеки на телекинетические способности у некоторых инопланетных рас. Но уж точно — никакой магии!

Я замолчала, осознавая нюанс. Ренрих усмехнулся.

— Ты ведь увлекалась больше фэнтези, и первоначально никаких космических приключений в твоей книге не планировалось. Так что у меня есть магия, — тут он пожал плечами. — А может, это моя особая способность персонажа? Должен же я как-то защищаться в твоем мире. Не все автору радоваться.

— Вообще-то, мы не совсем в моем мире…

— Любой мир, который ты придумываешь — твой. Он становится самостоятельным, когда ты перестаешь вмешиваться в его существование как автор. Так что не пытайся увильнуть от ответственности.

Да уж, логика, конечно, железная.

— Послушайте, Ренрих, я все же не понимаю нескольких вещей.

Этот тип с мученическим видом возвел очи горе. Как будто он тут единственный, кто страдает от затянувшейся беседы!

— Спрашивай, — снисходительно разрешили мне. Я едва удержалась от слов благодарности. Нет, все-таки, он — большой зазнайка! Отрицательный герой, вы поглядите только!

— Во-первых, как ты узнал, что живешь в ненастоящем мире.

— Ты чем слушала вообще? Мир настоящий с тех самых пор, как ты завершила над ним работу! Благо, твоих способностей хватило. Не каждому автору, знаешь ли, дано создавать миры.

Честно говоря, мне даже легче стало. А то я припомнила, какие неуклюжие рассказы писала в детстве… Про трехлапого зайку и зеленого пони, которые искали добрую фею… Вот уж где страшный был бы мир! Доброй фее в нем, скорее всего, жилось бы так себе. Кругом одни плюшевые игрушки, и всем от феи что-то надо.