Открытие себя (сборник) - Страница 4

В половине одиннадцатого утра Онисимов вернулся в горотдел, в свой кабинет на первом этаже, окна которого, перечеркнутые вертикальными прутьями решетки, выходили на людный в любое время дня проспект Маркса. Матвей Аполлонович кратко доложил дежурному майору Рабиновичу о происшедшем, направил на экспертизу пробирки с жидкостью, затем позвонил в клинику скорой помощи, поинтересовался, в каком состоянии пребывает единственный очевидец происшедшего. Ответили, что лаборант чувствует себя нормально, просит выписать его.

– Хорошо, выписывайте, сейчас высылаю машину, – согласился Онисимов.

Не успел он распорядиться о машине, как в кабинет ворвался судебно-медицинский эксперт Зубато, полнокровный и громогласный мужчина с волосатыми руками.

– Матвей, что ты мне привез?! – Он возмущенно плюхнулся на стул, который крякнул под ним. – Что за хохмы?! Как я установлю причины смерти по скелету?

– Что осталось, то и привез, – развел руками Онисимов. – Хорошо, что пришел, с ходу формулирую вопрос: каким образом труп может превратиться в скелет?

– С ходу отвечаю: в результате разложения тканей, которое в обычных условиях длится недели и даже месяцы. Это все, что может сам труп.

– Тогда… как можно превратить труп в скелет?

– Освежевать, срезать мягкие ткани и варить в воде до полного обнажения костей. Воду рекомендуется менять. Ты можешь внятно рассказать, что произошло?

Онисимов рассказал.

– Ну дела! Эх, жаль, меня не было! – Зубато в огорчении хлопнул себя по коленям.

– А что на шоссе?

– Э, пьяный мотоциклист налетел на корову. Оба живы… Так, говоришь, «растаял» труп? – Эксперт скептически сощурился, приблизил полное лицо к Онисимову. – Матвей, это липа. Так не бывает, я тебе точно говорю. Человек не сосулька, даже мертвый. А не обвели тебя там?

– Это как?

– Да так: подсунули скелет вместо трупа, пока ты заходил да выходил… и концы в воду!

– Что ты мелешь: подсунули! Выходит, академик стоял на стреме?! Да вот и он показывает… – Онисимов засуетился, ища показания Азарова.

– Э, теперь они покажут! Там народ такой… – Зубато волнообразно пошевелил волосатыми пальцами. – Помнишь, когда у них студент облучился, то завлабораторией тоже все валил на науку: мол, малоисследованное явление, гамма-радиация разрушила кристаллические ячейки дозиметра… а на поверку оказалось, что студенты расписывались под инструкцией о работе с изотопами, не читая ее! Отвечать никому не хочется, даже академикам, тем более по мокрому делу. Припомни: ты оставлял их наедине с трупом?

– Оставлял. – Голос следователя упал. – Два раза…

– Вот тогда твой труп и «растаял»! – И Зубато рассмеялся бодрым смехом человека, который сознает, что неприятность случилась не с ним.

Следователь задумался, потом отрицательно покачал головой:

– Нет, тут ты меня не собьешь. Я же видел… Но вот как теперь быть с этим скелетом?

– Шут его… постой, есть идея! Отправь череп в городскую скульптурную мастерскую. Пусть восстановят облик по методу профессора Герасимова, они умеют. Если совпадет, то… это же будет криминалистическая сенсация века! Если нет… – Зубато сочувственно поглядел на Матвея Аполлоновича, – тогда не хотел бы я оказаться на твоем месте при разговоре с Алексеем Игнатьевичем! Ладно, я сам и направлю, так и быть. – Он поднялся. – И заодно освидетельствую… хоть скелет, раз уж насчет трупа у тебя туго!

Зубато удалился. «А если вправду обвели? – Онисимов вспомнил, как неприязненно смотрел на него академик, как лебезил доцент Хилобок, и похолодел. – Прошляпил труп, основную улику, милое дело!»

Он набрал номер химической лаборатории.

– Виктория Степановна, Онисимов беспокоит. Проверили жидкость?

– Да, Матвей Аполлонович. Протокол в перепечатке, но данные я вам прочитаю. «Воды – 85 процентов, белков – 13 процентов, аминокислот – 0,5 процента, жирных кислот – 0,4 процента», ну и так далее. Словом, это плазма человеческой крови. По гемагглютининам относится к первой группе, содержание воды понижено.

– Понятно. Вредность от нее может быть?

– Думаю, что нет…

– Понятно… А если, например, искупаться в ней?

– Ну… можно, видимо, захлебнуться и утонуть. Это вас устроит?

– Благодарю вас! – Матвей Аполлонович раздраженно бросил трубку.

«Ишь, острячка! Но похоже, что версия несчастного случая отпадает… Может, притопил его лаборант в баке? Очень просто. Нет, на утопление не похоже…»

С каждой минутой дело нравилось Онисимову все меньше. Он разложил на столе взятые в институтском отделе кадров и в лаборатории документы, углубился в их изучение. Его отвлек телефон.

– Матвей, с тебя причитается! – загремел в мембране победный голос Зубато. – Кое-что я установил даже по скелету: посередине шестого и седьмого ребер на правой стороне грудной клетки имеются глубокие поперечные трещины. Такие трещины бывают от удара тупым тяжелым предметом или о тупой предмет, как угодно. Поверхность излома в трещинах свежая…

– Понятно!

– Эти трещины сами по себе не могут быть причиной смерти. Но удар большой силы мог серьезно повредить внутренние органы, которые, увы, отсутствуют… Вот в таком плане. Буду рад, если это тебе поможет.

– Еще как поможет! Череп на идентификацию отправил?

– Только что. И позвонил – обещали сделать быстро.

«Итак, это не несчастный случай от производственных причин. Ни жидкость, ни короткое замыкание человеку ребра не ломают. Ай-ай! Значит, было там двое: пострадавший и потерпевший. И похоже, что между пострадавшим и потерпевшим завязалась серьезная драка…»

Онисимов почувствовал себя бодрее: в деле наметились привычные очертания. Он стал набрасывать текст срочной телеграммы в Харьков.

Июньский день накалялся зноем. Солнце плавило асфальт. Жара сочилась и в кабинет Онисимова, он включил вентилятор на своем столе.

Ответ харьковской милиции пришел ровно в час дня. Лаборанта Кравца доставили в половине второго. Войдя в кабинет, он внимательно огляделся с порога, усмехнулся, заметив решетки на окнах:

– Это зачем, чтобы быстрей сознавались?

– Не-ет, что вы! – добродушно пропел Матвей Аполлонович. – В нашем здании раньше оптовая база была, так весь первый этаж обрешетили. Скоро снимем, в милицию воры по своей охоте не полезут, хе-хе… Садитесь. Вы уже здоровы, показания давать можете?

– Могу.

Лаборант прошел через комнату, сел на стул против окна. Следователь рассматривал его. Молод, года двадцать четыре, не более. Похож на Кривошеина, таким тот мог быть лет десять назад. «Впрочем, – Матвей Аполлонович скосил глаза на фотографию Кривошеина в личном деле, – тот таким не был, нет. Этот – красавчик». И верно, во внешности Кравца была какая-то манекенная зализанность и аккуратность черт. Это впечатление нарушали лишь глаза – собственно, даже не сами глаза, голубые и по-юношески ясные, а прицельный прищур век. Лаборант смотрел на следователя умно и настороженно. «Пожилые у него какие-то глаза, – отметил следователь. – Но быстро оправился от передряги, никаких следов. Ну-с, попробуем».

– Знаете, а вы похожи на покойного Кривошеина.

– На покойного?! – Лаборант стиснул челюсти и на секунду прикрыл глаза. – Значит, он…

– Да, значит, – жестко подтвердил Онисимов. «Нервочки у него не очень…» – Впрочем, давайте по порядку. – Он придвинул к себе лист бумаги, открыл авторучку. – Ваши имя, отчество, фамилия, возраст, место работы или учебы, где проживаете?

– Да вам ведь, наверное, известно?

– Известно-неизвестно – такой порядок, чтобы допрашиваемый сам назвался.

«Значит, погиб… что теперь делать? Что говорить? Катастрофа… Черт меня принес в милицию – мог сбежать из клиники… Что же теперь будет?»

– Пожалуйста, пишите: Кравец Виктор Витальевич, двадцать четыре года, студент пятого курса физического факультета Харьковского университета. Живу постоянно в Харькове, на Холодной горе. Здесь на практике.