Открытая книга - Страница 34

Аккуратно закрыл книгу. Выглянул в окно, там уже стемнело, явно зачитался. Цветные пятна плавали перед усталыми глазами, боль разламывала колени. "Вот так спать в поездах, ноги застудил" – думал Николай, добираясь до кровати, и вскоре лишь могучий храп оглашал тишину номера 206, крайнего на втором этаже.

К утру боль с бедер переместилась в область поясницы, и зеркало гостиничного номера выслушало массу проклятий по поводу "этого отвратительного радикулита". В крестец словно вбили раскаленный гвоздь. Субъект с впалыми щеками и горящим взором, которого показывало зеркало, весьма мало напоминал упитанного, довольного собой и жизнью доктора Огрева, немного более он походил на мистера Мак-Келла, гражданина Австралии.

Деньги, найденные в бумажнике, Николай пересчитал еще вчера. Сумма по российским, да и по зарубежным меркам, оказалась довольно велика – что-то около трех тысяч долларов. "Можно долго прожить на такие деньги" – думал Николай, меланхолично водя бритвой по щекам. Отражение глумливо усмехнулось в ответ: "Пока тебя не поймают". Рука дернулась, на подбородке закровоточил небольшой порез. Зеркало услышало новую порцию проклятий.

Оделся, лифт гостеприимно распахнул вертикальную пасть. Большая кабина плавно скользнула вниз, не мешая размышлять: "Куда ехать? Как быть с языком? Сразу выяснится, что я за австралиец". Служащие отеля провожали идущего к бару иностранца завистливыми взглядами. Ведь известно, что только очень богатый человек из-за рубежом может позволить себе одеваться безвкусно и эксцентрично. В баре Николай заказал кофе, и теперь сидел, прихлебывая ароматный напиток, пытаясь привести в порядок расползающиеся мысли. Боль в крестце ослабела, зато заболел живот, в желудке неприятно бурчало, словно маленький, но весьма сварливый гном заблудился там и громко выражал недовольство.

– Excuse me? – донеслось из-за спины. Николай едва не подавился кофе, усилием воли подавил панику, поставил чашку на стол. Страх горячей волной накатил из живота, голова закружилась. "Ох, влип". Деваться было некуда, и Николай обернулся.

– Yes, – вышло неплохо. По крайней мере, обнаружившийся за спиной долговязый субъект в клетчатом пиджаке не рухнул в обморок от произношения предполагаемого австралийца.

– Good morning, – приветливо осклабился клетчатый. – Are you Aussie?

– Yes, – Николай судорожно кивнул, пытаясь вспомнить английскую речь. Во рту пересохло, язык мотался там, словно рыба в водоеме, из которого выпустили воду.

– I am glad to meet you, – улыбка долговязого стала еще шире, хотя за секунду до этого Николай поклялся бы, что шире – просто некуда. – My name is Austin Roberts. I am from New Zealand.

Страх Николая достиг предела, на лбу выступила испарина. Но тут в горле что-то пискнуло, и он неожиданно обнаружил, что довольно бойко о чем-то разговаривает с новозеландцем. Ощущение было очень странное, рот сам открывался, язык изгибался в нужном направлении, смысл сказанного доходил до Николая немного позже самой фразы. Но, судя по поведению Робертса, говорил Николай все правильно. Долговязый новозеландец пересел за столик к Николаю, и продолжил беседу. Вскоре новоявленные друзья заказали пива.

Расстались они спустя час весьма довольные друг другом. Робертс одарил мистера Мак-Келла визитной карточкой, и просил, не стесняясь, заходить в гости, коли случится Мак-Келлу побывать в Окленде. На приглашение совместно посетить ночной клуб Николай отказался, сославшись на необходимость рано вставать.

Окончание обеденного перерыва в визовом отделе посольства Федеративной Республики Германия в Москве ознаменовал посетитель. Вошедший мужчина выглядел настолько по-русски, что сотрудник, пожилой немец, сильно удивился, услышав английскую речь. Такого английского он не слышал никогда, а ведь бывал и в Англии, и в США. Загадка разъяснилась, когда немец взял в руки паспорт: Andrew Mac-Kell, Commonwealth of Australia. Необходимые бумаги австралиец заполнил быстро, уплатил визовый сбор, и радужная голограмма шенгенской визы украсила последнюю страничку паспорта. "Странный он какой-то" – подумал сотрудник посольства после того, как посетитель ушел. Анкету была заполнена такими каракулями, которые сделали бы честь любому из семилетних австралийских карапузов.

В четыре часа дня Эндрю Мак-Келл приобрел билет на самолет авиакомпании "Люфт Ганза" до Франкфурта на пятницу, пятнадцатое октября. Почему его понесло именно в Германию, рационально объяснить Николай не мог, просто посольство ФРГ оказалось самым близким к гостинице, где он остановился. Теперь предстоял полет во Франкфурт "for business", как Николай написал в анкете. Спрятав билет, вернулся в гостиницу, и дверь номера 206украсила табличка "Не беспокоить".

"Белый дом" на набережной Москвы-реки. Странно, но это так. Комната, принадлежащая одному из министерств. Совещание. Но если прислушаться, то поймешь, что решаются здесь совсем не вопросы экономики страны, но прислушаться некому и произнесенные слова остаются внутри комнаты, слова-инструменты, слова-пленники…

– Говори, – сидящий во главе стола мужчина одет очень странно, не по современному: серый, с капюшоном, плащ целиком скрывает не только фигуру, но и лицо, но никто не удивляется. Из под серой ткани видны только кисти рук, тонкие пальцы, пальцы пианиста. Но голос его звучит как у военного – приказом.

– Владыка, вчера при очередной проверке базы данных российских железных дорого обнаружилось, что Николай Огрев взял билет из Владимира в Москву.

– Из Владимира? – тонкие пальцы поглаживают навершие трости в виде сфинкса. – Как он туда попал?

– Выясняем. Пока ответа нет, – докладчик зашуршал фотографиями. – Вчера в Лосиноостровском парке нашли труп мужчины. Вот снимки. Очень похож на Огрева, но при теле никаких документов.

– Кто осматривал тело? – трость отложена в сторону, и плоть фотографий мягко трепещет под чуткими пальцами.

– Старший Адепт Октавий и Маг Светозар.

– Они могли ошибиться, я сам хочу осмотреть тело.

Старая площадь. Большое здание – мэрия. Комната одного из министерств. Совещание. Но если прислушаться, то можно услышать, что решаются здесь совсем не вопросы градостроительства. Человек, которого город привык видеть уверенным в себе и даже надменным, докладывает, и поза его полна раболепия: