Откровение - Страница 13

Он повторил заклинание еще и еще, всякий раз чуть меняя интонацию, и вдруг в середине звезды на мгновение вспыхнул свет. Калика сам посветлел лицом, кивнул довольно, пошел бубнить дальше, свет мерцал, усиливался, наконец там вспыхнул оранжевый огонь, брызнул искрами, повалил дым. И в столбе дыма поднялся во весь немалый рост багровый зверь. Он раскрыл пасть, пахнуло смрадом, рыкнул, раскинул в стороны огромные руки, почти упираясь в противоположные стены. В правой лапе держал боевой молот размером с наковальню.

– Сгинь, – велел калика.

Демон моментально исчез, как пропал и дым, только сизая струйка поползла под ноги Томасу. Тот не дрогнул, только спросил напряженно:

– Зачем прогнал?

– Это Черный Слуга, – объяснил калика. – Только для боев. Даже разговаривать не умеет.

Томас покосился на замерших у двери рыцарей. На их лицах можно было бы писать, как на беленых стенах домов простолюдинов.

– Какой же он черный? – только и нашелся что спросить.

– А хрен его знает, почему так зовут…

Взвился синий дым, в его облаке предстал живой, как ртуть, оранжевый демон, весь блестящий и переливающийся. Калика спросил подозрительно:

– Как зовут?

– Тхожей, господин.

– Сгинь, – велел калика, и демон исчез с радостным воплем. – Ишь, никто работать на человека не хочет. Да и то, кто лучше человека сделает?.. Томас, не горячись. Это демон, что умеет становиться быстрым как молния… ну, не как молния, но все же быстрым конем. Но ты знаешь, куда нам скакать?

По взмаху ладони появился крохотный демон, размером с котенка, только стоял, как суслик, на задних лапах. Калика протянул руку, демон послушно запрыгнул на ладонь. Между крохотных рожек проскакивали голубые искорки. Калика бросил:

– Как зовут, козявка?

– Асмодей, господин!

– Асмодей? – не поверил калика. – Слышал о тебе, но думал, что ты побольше… Что ж, ты умеешь побольше других олухов.

Демон пропищал тонким быстрым голоском:

– Да, я умею многое! Но ограничения есть: бессмертия не даю, теорему Ферма не решаю, на небеса не вхож…

– Погоди, – прервал Томас. – Какая теорема? Я что тебе, иудей? Или какой-то еще засушенный книжник? Я король, и мне изволится…

Демон перевел взгляд крохотных, как бусинки, глаз с калики на Томаса.

– Король?.. Да еще свеженький? Понятно. Золото, замки, войско. Дам войско, дабы побить соседа…

– Мне не то надо, – прорычал Томас.

– Не то? – удивился демон. – Ага, тогда бессмертие? Всякий, дорвавшись до власти, хочет, чтобы никогда не кончалась. Бессмертие, правда, дать никто не волен, зато какие-то гарантии неуязвимости на некий срок и на определенных условиях…

– К черту бессмертие! – рявкнул Томас. – Мне нужна женщина.

Демон подпрыгнул, щекоча крохотными ножками ладонь Олега.

– Это просто! Проще пареной репы. Могу любого цвета, возраста и положения. Даже монашенку… Монашенки особенно…

Томас рыкнул:

– Мне нужна моя женщина! Она сейчас в преисподней…

– А где ей еще быть? – удивился демон. – Все женщины там… Одни уже, другие потом, но все будут там. Могу посодействовать с Еленой Прекрасной, Сафо, Умилой, Авдотьей Рязаночкой… гм, нет, с Авдотьей не получится, зато Гвеньевера, Моргана, Далила…

– Нет, – отрезал Томас. – Мне нужна моя единственная. Ее зовут Ярослава. Ее недавно уволок один такой обгорелый.

Демон скорбно покачал крохотной рогатой головкой:

– Это будет трудно.

– Трудно? – не поверил Томас. – Труднее, чем Елену Прекрасную?

– Всяк знает, где Елена, – объяснил демон. – Всяк знает, где Сафо и на какой козе к ней подъехать. А где искать женщину не столь именитую? Ну-ну, пока не столь именитую. Вы можете пересмотреть всех женщин на белом свете? То-то. А в аду женщин в десятки раз больше. Они ведь все там, начиная с самой первой, Лилит. И второй – Евой.

Калика покачал головой:

– Врешь… Никакой ты не Асмодей. Всяк знает, что Лилит – лучшее творение Бога и свободно бывает везде, где хочет. Хоть в аду, хоть на земле. А Еву с Адамом вывел их праправнук, когда на кресте кончился. Ни хрена не знаешь, мелочь пузатая, а щеки дуешь!.. Ладно, тогда последний вопрос… Кто из чертей волен явиться в наш мир и украсть… или послать кого-то, чтобы для него украли…

Томас напряженно замер. Демон всплеснул короткими ручками:

– Только сам Сатана! Остальным не в их власти. Разве что поневоле, как я сейчас. Но Сатана не явится, у него своя гордость…

– И все?

– Н-нет… – ответил демон, колеблясь.

– Кто еще?

– Ну… говорят, в этот мир отлучается Вельзевул. Это правая рука Сатаны, он силен и грозен… но он еще и умеет обходить все ловушки, что на него ставят те, что наверху. На самом верху! А больше… нет, больше почти никто. А если кто и выберется, то всю добычу тащит Вельзевулу.

Олег буркнул:

– Это все, что знаешь?.. Брысь.

Он перевернул ладонь тыльной стороной вверх, даже большой палец опустил вниз обрекающе, и демон исчез с пристыженным воплем. Томас тяжело вздохнул, слышно было, как нервно переступали с ноги на ногу рыцари. Оба крестились торопливо, шептали молитвы, но умолкали всякий раз, когда в их сторону оглядывался страшный язычник с красными, как огонь, волосами.

– И что же? – спросил Томас, когда калика некоторое время безуспешно вздымал длани, творил заклятия, швырял пучки травы в середину звезды.

– Что-то больше никто не идет, – признался калика. – То ли бабка больше не умела, то ли звезда такая слабенькая.

– А ты?

– Что?

– Ты разве не можешь?

Калика искренне изумился:

– Я что, чернокнижник?

Томас поперхнулся готовым ответом, успел подумать, что калика в самом деле из другого мира, ибо чернокнижники – это христиане, отрекшиеся от Спасителя, предавшие его, а калика чернокнижных мерзостей не знает, с демонами не водился, могил не раскапывал, а младенцев невинных если и убивал, то не из подлости, а по убеждениям своей веры.

– Так ты, значит, – спросил он без надежды, – в этой магии не разберешься?

– Больно она подлая, Томас. От тайного предательства! А я Христу твоему открытый противник.

Рыцари нервно дергались. Их ладони то прыгали как лягушки на рукояти мечей, то отдергивались, будто отброшенные ударом копыт боевого коня: помнили, как этот диковатый разделался с колдунами Стоунхенджа.

Томас взмолился:

– Тогда почему бы тебе не прибегнуть к своей магии? Как ее… волшбе! Пусть я буду за это проклят и гореть мне в аду, но лишь бы спасти ту, которой я так мало уделял внимания и ласки!

– Тебе гореть в аду?

– Разве не я тебя подтолкнул? Так что и отвечаю я.

– Магия, – пробурчал Олег с тоской. – Дело даже не в этике, хотя без этики человек еще не человек, а так… всего лишь разумное нечто. Просто я давно ею не пользовался. А с нею как с музыкой… Один сказал, что если день не поиграет на своей проклятой дуде… или не на дуде?.. то мать замечает, что начал играть хуже. Если не поиграет три дня, замечают и друзья. А не поиграет неделю – замечают все.

– Кто сказал?

– Не помню. Или еще не сказал… а скажет. У меня от этой дурной попойки все путается. Одно наползает на другое, как жаба на жабу по весне. В магии, сэр Томас, слишком много от дикой силы. А я всегда ненавидел силу. Любую. Даже добрую.

Томас недоверчиво смерил взглядом могучую фигуру калики. Скалы бы ломать, а не гнуть спину над поисками Истины в темной пещере. Сто лет, говорит, просидел в пещере! Да одна его ночка в половецком стане перечеркнет любую святость.

– И что же мне? – прошептал он беспомощно.

– Не знаю, – ответил калика с досадой. – Я ведь чужой в этом христианском мире!

В своих королевских покоях Томас велел слугам подать крепкого вина – горе заесть нельзя, а запить можно, – но калика притронулся только к головке сыра. Челюсти его двигались медленно, взгляд был устремлен на стену так пристально, что Томас то и дело оглядывался, но стена как стена, никакая харя не выступает из серых камней.