Открой своё сердце (СИ) - Страница 27

Мешать такому священнодействию было чистым преступлением, но Изуна не сдержал восторженного вздоха. Тобирама вскинулся, обернулся на звук, как-то разом напрягшись. К своему стыду, он совсем забыл, что тут рядом Учихи. А те неотрывно смотрели на него шаринганами и даже не моргали.

Младший Сенджу мгновенно залился краской.

Поняв, что всё священнодействие всё же нарушилось, Изуна подался вперёд и коснулся руки Тобирамы мягким поцелуем: мол, не волнуйся, продолжай, мы за тебя рады…

— …мы понаблюдаем? Если ты не против…

Тобирама моргнул.

— Только понаблюдаете?

— Пока да, — кивнул Изуна, целуя руку и улыбаясь при этом так лукаво. — Дадим тебе всё как следует распробовать.

Сенджу снова заалел ушами, но Хаширама уловил вспыхнувший в глазах брата огонек. Зная Тобираму, можно было смело утверждать, что просто смотреть Учихам окажется сложно.

Особенно потому, что играть Торью не собирался.

Да и зачем бы, если искренность оказывается гораздо более сильным инструментом? Когда, рассказав откровенно, получил вместо воплощения страхов ту близость, которой сейчас буквально пропитан воздух? Какие игры могут сравниться с возможностью запустить руки в волосы брата, прижаться губами к жилке на шее, чувствуя биение пульса и почти умирая от того, как это хорошо?

Хаширама хватанул ртом воздух. В какой-то мере он даже жалел, что не обладает никаким додзюцу — потому что происходящее с Торью было невыразимо прекрасно. Он словно стряхивал с себя толстую скорлупу рациональности, извечной суровости и неодобрительно прищуренных глаз. Это хотелось разглядеть полностью, запомнить, запечатлеть…

Хотелось протянуть руку и помочь брату наконец-то вылупиться.

Ещё немного хотелось постучаться лбом об стену — нужно же было быть таким слепым, чтобы не разглядеть, что Тобирама живет в таком коконе. Немного — потому что слишком завораживало то, как он раскрывается, чтобы думать о чем-то ещё.

Касания — всё такие же трепетные, нежные, но уже не робкие. Поцелуи крыльями бабочки — костяшки пальцев, прядь волос, скула. Объятие — теплое, влюбленное.

Сияющие внутренним светом алые глаза.

— Торью… какой же ты красивый сейчас… какой же ты восхитительный, когда настоящий…

— Мадара, держи меня! — шёпотом попросил Изуна.

— А зачем? По-моему, они вполне освоились, — заявил нии-сан, предательски его подталкивая.

Изуна трагически застонал, прежде чем накинуться с поцелуями. Рука, плечо, шея, висок… Ну просто невозможно удержаться.

А Тобирама и не пытался зажаться, Тобирама откинул голову назад и сладко застонал, подаваясь под ладони, прогибаясь под ладонями… прижимаясь щекой к щеке Изуны, плавясь под его ласками.

Подумав, Изуна решил, что нечестно отбирать у Хаширамы… «площадь воздействия». Поэтому он приподнял несопротивляющуюся тушку Тобирамы, усадил его так, чтобы он упирался спиной ему в грудь и начал беспрепятственно лапать, выцеловывать, наглаживать. Можно, наконец-то можно… откликается, о-о-о, как он откликается! Ласкать не устанешь! Он сам иногда подобным грешил и долго не понимал, почему Мадара ласкал и тащился, хотя к себе даже не прикасался… А тут прямо мурашками продирало.

Тобирама целовался, целовался до распухших губ и начинающей кружиться головы, тянулся к брату и откидывался обратно, под ласковые ладони Изуны. Выдыхал, отпускал с губ стоны, жмурился. Честно старался ласкать в ответ, но путался в собственных руках, тонул в ощущениях, как в самом сильном водовороте.

И, вынырнув на какое-то мгновение, поманил и Мадару к себе.

Тот чуть повернул голову и послал в его сторону серьёзный, тяжёлый, обжигающий взгляд. «Хочу. Сейчас. Всего. Полностью», — чётко и требовательно читалось в нём. В комнате мгновенно стало жарко, а дыхание перехватило от давления чакры. Учиха медленно, словно преодолевая статичность, приподнялся и двинулся в его сторону. Два почти незаметных движения, и одежда летит в сторону. Мадару не устраивал этот детский сад, когда все целуются, но даже никто до конца не разделся.

Тобираму пробрало до мурашек по позвоночнику и пересохшего горла. Он, как заворожённый, потянулся навстречу, вцепился в волосы, дёргая Мадару на себя, желая окунуться в это обжигающее пламя полностью. А тот не стал подчиняться, сам дёрнул его на себя, поднимая на ноги, вцепился в губы обжигающим, всепоглощающим поцелуем, почти удерживая на весу расслабленное предыдущими ласками тело. Освободить от одежды, прижать к себе, притереться, крепко сжать ягодицы и закинуть ногу к себе на бедро. Ощутить, как в плечи впиваются ногти, а поцелуй крепнет, становится кусачим — Тобирама неуловимо быстро перетек от расслабленной нежности к яростной страсти. Это было именно то, что привлекало и завораживало его в Мадаре. То, на что хотелось отвечать собственными эмоциями.

А ещё — укусить Изуну было бы неправильно, ему не хотелось причинять боль. А вот удержаться от того, чтобы оставить алый отпечаток зубов на плече Мадары, оказалось просто невозможно.

Довольное шипение, скользнувшие по плечу жёсткие волосы, рука, просунутая между их животами и обхватившая оба члена.

— Кусай, не стесняйся, — поощрил Мадара.

Изуна хихикнул и снова мягкими движениями отвоевал себе частичку Тобирамы, слегка расцепив парочку ниже пояса. Учихе было любопытно, каков он на вкус там, и сдерживаться он не собирался. Прижался губами, лизнул. Посмотрел вверх с озорной насмешкой в глазах. Сенджу ахнул, сжал пальцы ещё сильнее — где тут удержишь равновесие, когда одна нога и так уже закинута на бедро, а Изуна ещё и гладит под коленом… ащщщщщ! Хаширама обнял брата со спины, давая опору, потерся носом о затылок. Ощущение перехлестывали друг друга, наслаивались, плескали. Разрывали в разные стороны.

Но Тобирама ни за что не отказался бы ни от малейшего градуса этого накала.

Изуна мурлыкнул довольно и заглотил, сразу и целиком, втянул в ненасытный влажный и горячий рот, наслаждаясь ощущением скользнувшей по горлу плотности. А руки уже скользнули выше, распутали пояс Хаширамы и ухватились за его твёрдую и нежную плоть.

— Мурр…

Мадара опустил голову, посмотрел на брата. Опустился рядом с ним на колени, оттянул за хвост и крепко, развратно поцеловал в губы. А затем они переглянулись и перевели хищные взгляды на Сенджу. Тобирама нервно облизнул губы, Хаширама рвано вздохнул.

— Как вы похожи сейчас…

Добавлять, что вот от этого взгляда пробирает дрожью гораздо сильнее, чем от активированного шарингана, он не стал. Но Учихи и впрямь смотрели так, будто были готовы сожрать, лишь бы не делиться ни с кем, кроме уже присутствующих здесь.

Учихи рванулись вперёд, синхронным, слитным движением прижимая к себе Сенджу и жадно заглатывая до того, как они успели опомниться и как-то испугаться. Они умудрялись с урчанием сосать и ласкать друг друга, будто слепые, которым развязали руки спустя неделю. Мадара щедро облизал свои пальцы и завёл руку за спину брату. Хаширама запустил руку в жесткие черные волосы, мелодично застонал. Тобирама запрокинул голову, жадно хватая ртом воздух. Старшему Сенджу было проще — более спокойный по темпераменту, более привыкший чувствовать открыто, да и уже успевший испытать на себе страстность Учих… но и ему сносило голову напрочь.

Учихи чуть сдвинулись, Изуна полууселся на колени к брату, чуть раздвинув ноги в стороны. Уселся раз. И ещё раз, запрокинув голову и сладко застонав. А затем он облизнулся и поманил Сенджу к себе.

Тобирама качнулся, как завороженный, буквально стек на пол. Потянулся поцеловать эти яркие, чуть припухшие губы. Поцеловать, вылизать изнутри рот, прижаться кожа к коже, чтобы прошибло жаром до самого нутра…

А через пару толчков Изуна приблизился совсем вплотную, обнимая ногами, ухватился там, внизу, направляя в себя, и со стоном насадился, не сдерживая дрожь наслаждения. Тобираму в очередной раз тряхнуло, бедра сами дернулись вперед. Разрядка, чтобы мысли не туманились? Сейчас такой вариант казался неимоверно глупым. Как можно отказаться от такого жаркого, податливого, страстного Изуны в руках? Как отвергнуть прижавшегося к спине Хашираму, который через их плечи втянул в поцелуй Мадару?