Открой своё сердце (СИ) - Страница 24
Таких не нашлось, а аргумент «это освященная кровью погибших традиция» быстро терял свою силу. Пусть о дружеских визитах кланов друг к другу речи пока не шло, но вот идея совместного поселения постепенно обретала краски и объём. Тем более, что с местом Хаширама и Мадара определились ещё в детстве. Примерно равноудаленное от территории обоих кланов, с рекой и массивной скалой, дающей отличный обзор и простор для техник Дотона… Даже старейшины не нашли, к чему придраться, потому как и последнему дураку было ясно, что присоединение одного клана к другому — полная чушь. Примерно равны силы, примерно равны возможности… Да и гордостью ни потомки Индры, ни наследники Асуры обделены не были.
Но это всё было обычными, рабочими вопросами, которые в рабочем же порядке и решались. Тобирама развлекался, составляя красивые инструкции, которые затем торжественно вручались красноглазым, отслеживал шевеления старшего поколения, заранее налаживал пути снабжения нового поселения. Учился не замирать при внезапном тактильном контакте, а самому обнимать брата, дразнить Мадару внезапно распрямляющимися волосами вместо привычной гривы, подхватывать повисшего на шее Изуну — и даже почти не краснеть, отвечая на поцелуи…
Казалось, всё так и пройдёт — без перегибов, медленно, словно перегруженная, но так и не опрокинувшаяся на повороте повозка. Тобирама почти поверил в это.
А потом он увидел Изуну, повисшего на старших братьях — как-то незаметно Хаширама оказался тоже зачислен Учихой в эту категорию. Совершенно мирная, в чём-то даже милая картина. Ани-чан, с лёгкой улыбкой слушающий болтовню Изуны, Мадара, выпутывающий из волос кусочки верёвок и даже лески — среди детей набирало обороты негласное соревнование по заплетанию ему косы… Изуна, обхвативший правой рукой шею Хаширамы, а левой — Мадары. У него вообще получалось виснуть на шее так естественно, что даже Тока не щурилась презрительно. Наверное, сказывалась аура котика и почти детская непосредственность.
И всё бы хорошо, если бы Тобираме не стиснуло горло желанием оказаться там. Оказаться на его месте.
Проблема была ещё и в том, что он не мог ответить, на чьём именно месте.
Привыкший подвергать всё последовательному анализу, Тобирама вдохнул, выдохнул. Постарался как можно чётче запомнить ощущения. И вернулся к ним позже, когда ежедневная тренировка позволяла спокойно, без отвлекающих факторов подумать. Благо ката с мечом были отработаны до такой степени, что почти не требовали внимания для правильного исполнения.
Полуприкрыть глаза, сосредоточиться, вспоминая нужную картину и собственные эмоции. Разложить их на составляющие, проанализировать каждый кирпичик. Сложить из кирпичиков-результатов простой и логичный вывод.
И сглотнуть в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, когда понимание, что именно он чувствовал, прошибло спину холодным потом.
Дело было даже не в ревности — не так уж сильна она оказалась. Проблема заключалась в том, что объектов для вероятной ревности оказалось больше одного.
Мадара — жёсткий, яростный, пламенный. Обжигающий в своей искренности, будь то ненависть, дружба или любовь — пусть и к младшему брату. Смотрящий на мир открытыми глазами, воспринимающий его чуть ли не кожей. Рядом с этим Учихой почти начинал потрескивать воздух, даже если он был спокоен.
И Мадара, бессильно матерящийся сквозь зубы в попытках распутать очередные шедевры косоплетения, вышедшие из-под детских ручек. Мадара, почти воровато подкармливающий липнущих к нему кошек и вальяжно шествующий по улицам с пушистыми мурлыками на плечах, а то и на голове. Мадара, довольно жмурящий глаза во время расчёсывания и бескомпромиссно сгребающий в объятия, из которых совершенно не хочется высвобождаться.
Изуна — лёгкий, открытый, пляшущий, как солнечный зайчик, которого, как известно, нельзя поймать — только подставить ладонь, приглашая отдохнуть и согреться. Изуна, которого хотелось защищать, баловать, нежить. Который улыбкой мог погасить чуть ли не любой конфликт и так доверчиво шёл в кольцо чужих рук.
Хотелось… Слишком многого. Притереться плечом к Мадаре, вызвать его одобрительную и даже гордую улыбку, позволить себе расслабиться под горячими ладонями, наглаживающими, словно большого кота. Обниматься в ответ и лениво скользить кончиками пальцев под просторной клановой рубашкой, очерчивая ямочки на пояснице. Хотелось быть тем, на чьей шее повисает Изуна, ласково обнимать его за талию и радовать, собирая солнечные улыбки, как драгоценности, в шкатулку памяти. Видеть, как он сонно трёт глаза по утрам. Знать, что под одеждой у него таится не только скрытое оружие.
Но самое страшное — желания не ограничивались только этим. Хотелось… Хотелось улечься головой на колени к брату. Жмуриться, когда сильные пальцы будут перебирать волосы. Обсуждать что угодно — события дня, поставки, разрабатываемую технику. А потом чуть повернуть голову, целуя центр ладони… костяшки пальцев… и чтобы Хаширама улыбался так задумчиво, а движения становились более медленными, откровенно ласкающими уже.
Тобирама со стоном выронил меч и сам сполз на землю, вцепляясь в волосы. Изуна, ну зачем же ты показал, что так — тоже можно?!
И что теперь со всем этим делать? Порой слишком яркое воображение — зло. Равно как и отточенная логика, которая не оставляет даже тени шанса убедить себя, что ошибся. Что это всё дурное влияние слишком развращенных личностей, а то и вовсе гендзюцу…
Тобирама предпочитал быть честным с самим собой. Чужого влияния было ровно столько, чтобы указать возможную тропинку. Но вот шагнул он на неё уже сам.
Хотя какое там шагнул — вляпался по самые уши…
Особенно отчётливо Тобирама понял это, когда помянутые уши начали гореть от одного голоса ани-чана. Потом был Мадара с насмерть запутанными волосами — а пальцы подрагивали от желания отвести эти волосы и провести языком по шее. Прижаться губами, отодвигая воротник дальше, к плечу. А ещё Изуна и его поцелуи…
Тобирама понял, что он просто сходит с ума.
И на словах-то всё просто — выбрать кого-то одного, шагнуть навстречу, сказать… да хотя бы ту же клятую технику использовать! — но стоило подумать об этом, как Сенджу буквально стопорило. Потому что — ну кого тут выберешь-то? Как решишь, что кто-то лучше, а кто-то хуже? И по этой же причине он не мог позволить себе воплотить ни одно из своих желаний — потому что это было бы слишком нечестно. Целовать Изуну и думать о Мадаре. Расчёсывать Мадару и сбиваться на мысли о брате. Обнимать Хашираму и вспоминать Учиху.
И никаких сил отказаться.
В конце концов, Сенджу стал избегать всех троих, хватаясь за малейшую возможность уехать — договоры с поставщиками, послание даймё, слухи о заведшейся рядом с караванной дорогой банде… На вылазках мысли становились более ясными, но только для того, чтобы Тобирама всё чётче понимал, что сам с этой ситуацией не справится. Прямо-таки кармическое возмездие за слишком спокойный период взросления.
Да пропади она пропадом, такая влюблённость! Клан любви, х-ха! Что-то больно щедрой она вышла, раз хватило сразу на троих, да ещё и поровну!
Тобирама честно держался, сколько мог. Но ни ани-чан, ни Учихи не могли похвастаться отсутствием наблюдательности. Какое-то время они молчали, присматриваясь. Ещё сколько-то давала деликатность Хаширамы — можно было не сомневаться, что он до конца будет давать возможность сказать самому. Не станет давить и Учих придержит. Но… Тобирама почти физически ощущал сжимающееся кольцо. Или петлю на шее, кому как нравится.
Когда ощущение стало слишком сильным, чтобы его игнорировать, а взгляды Изуны — откровенно хищными, Сенджу написал три письма. Почти одинаковых, в которых сухо и логично излагал свою проблему. Разве что в том, что предназначалось Хашираме, было приписано короткое «прости».
Так… было проще, чем пытаться объясниться глаза в глаза. Да и стали бы его слушать до конца?
И… Смог бы он сам договорить?
Так — честнее. Если уж нет иного выхода, стоит попробовать сигануть со скалы в пропасть.