Открой своё сердце (СИ) - Страница 20

Уже этого было достаточно, чтобы убедить брата, но Изуна тихо добавил: «Стоит ли женщина, которая, скорее всего, никогда не сможет тебя полюбить, любви здесь и сейчас?» — и это был не праздный вопрос. Ни одна из семейных пар, которые они знали, не любили друг друга. Люди вступали в брак, чтобы найти опору и возможность для передачи своей крови дальше. Все терпели друг друга, иногда — уважали. Но не любили.

И тихое обещание прекратить, если достойная женщина всё-таки появится в их жизни.

Тобирама мысленно благословил ками, что никогда не думал о Хашираме в таком плане. Да и вообще, собственное взросление пережил очень спокойно, относясь к новым реакциям тела как к уходу за оружием. Катану нужно чистить, точить и смазывать, спасая от ржавчины, чтобы не подвела в бою. Телу нужна разрядка, чтобы мысли снова обрели кристальную ясность. Всё просто и логично.

Как всё-таки хорошо, что в его голове такие дикие мысли не бродили.

Ночь Тобираме разрешили перемотать. В конце концов, физиология неловкого подросткового секса не так важна, как само решение и вызвавшие его чувства. Но, отрешившись от чужой памяти, Сенджу понял принципиальную разницу между ним и Изуной. Он сам руководствовался чистой логикой, считая эмоции досадной помехой, ненужным излишеством. Изуна же руководствовался эмоциями, используя логику как инструмент, чтобы добиться того, чего он желает. Он не отказывал себе в мечтах и желаниях, а благодаря брату вовремя смог выпутаться из сложных эмоций, понять, чего он на самом деле хочет, и осуществить это.

Для Изуны эмоции были не помехой, а движущей силой. И это было удивительно, удивительно и непривычно, но в то же время — с какой-то своей внутренней логикой, неожиданной правильностью. Возможно, такая философия жизни к нему самому неприменима, но не восхищаться этой гармонией с собой было невозможно.

А дальше воспоминания перескочили на стычки с Сенджу. Убивать Изуне было по-прежнему сложно, он старался не думать о том, что это тоже люди, считая их всего лишь врагами. Даже вспоминать тяжело, тем более сейчас, в контакте сознания с Тобирамой, который всех этих людей как минимум видел, а вообще-то большинство неплохо знал.

В какой-то момент сам Тобирама постарался отрешиться от своих знаний, стараясь думать о них как о безымянных жертвах бессмысленной войны, а не как о реальных людях. А также старался не думать, что сам-то он Учих резал безо всякого сожаления. Враги и враги. Нельзя было иначе.

Очень внезапно было увидеть в воспоминаниях Изуны самого себя. При той же встрече на реке они почти не уделили друг другу внимания, сосредоточенные на старших братьях — и собственном, и чужом, как более опасном противнике. Тобираме было интересно, как он сам выглядел в глазах Учихи — ани-чан его впечатлил ещё в детстве, пусть и как угроза Мадаре.

Интересно — и немного боязно. Все же брату Тобирама объективно уступал. Не хватало сил, чтобы быть таким теплым даже посреди яростного сражения, не хватало отрешенности, чтобы замораживать все вокруг и окончательно стать идеально-невозмутимым…

Кстати, были у Сенджу мысли по поводу вторичных стихий и кеккей генкая. Времени только постоянно не хватало… И Хьётон, который Тобирама выбрал для примера, так ему и не покорился.

Смотреть на себя глазами Изуны оказалось донельзя странно. Младший Сенджу проходил у него по категории «ёжик», то есть тот, кто весь старается казаться таким колючим, ужасно суровым и независимым. А прячет он пушистое белое пузико, от поглаживаний которого «ёжик» громко сопит и дёргает лапкой.

Мадара, к слову, тоже был колючим — только дикобразом. Иголки торчат сами по себе, и никуда от них не деться.

Это оказалось одной из причин, почему Изуне было так тяжело убивать. Он очень хорошо чувствовал людей, их желания, стремления… Хорошо разбираясь со своими эмоциями, он смог так же хорошо разобраться с чужими — порой, лучше, чем их владельцы, — и это создавало основную сложность. Легко логично и выверено убить врага. Тяжело убить такого милого белого ёжика, который так пыжится-пыжится.

Тобирама почти обиделся, но в том возрасте его сходство с умильно-серьёзным ёжиком действительно было неоспоримо.

Но Тобирама для Изуны оказался большой неожиданностью. Он был хорош. Взрослый Тобирама снова не удержал румянец, когда его окатило чужим восхищением. Одно дело смотреть на то, как Изуна пускает слюни на Мадару, неохотно проникаясь пониманием, что это вполне заслуженно, и совсем другое — чувствовать, что ты сам вызываешь подобную реакцию.

Основой восхитительности того Тобирамы было то, что он не дал себя убить. Что он сопротивлялся, сопротивлялся так хорошо, что Изуне приходилось бить в полную силу, со всей своей изобретательностью, но всё равно не достигая цели, только сводя всё к ничьей. Самого Тобираму это невероятно бесило, он видел в Изуне помеху, которую всё никак не получается преодолеть, но сам Изуна от их драк получал настоящее наслаждение.

…А затем, в одной из вылазок, их четвёрка попала в засаду. Им кое-как удалось отбиться, но один из команды оказался серьёзно ранен, а двое противников успело убежать за подкреплением. С раненым на руках они далеко не уйдут.

Рука дёрнулась добить, и только потом до Изуны дошло, что он сделал. Это напоминало первую активацию шарингана, но гораздо сильнее. Тот факт, что он тогда, после первой активации, не умер, не потух, не сломался, остался всё тем же котичкой, только повзрослевшим, позволил реальности сломать его снова. С размаху, позвоночником об колено. Не просто убить, а убить самого близкого, после Мадары, человека…

Неудивительно, что воспоминания о нём были полустёрты в ретроспективе.

Изуна поднял голову на звук падающего тела. Второй их товарищ не был даже ранен, но Мадара его убил. Чтобы брат не чувствовал себя чудовищем.

Чтобы брат не чувствовал себя единственным чудовищем.

У Тобирамы попросту перехватило дыхание — и хорошо, что здесь оно было не обязательным. Такую чудовищно-сильную близость он и представить не мог. До этого всё ещё укладывалось в рамки хотя бы логики — хотя Сенджу признавал, что ему на месте Изуны пришлось не легче, — но поступок Мадары…

Никогда больше он не сможет смотреть на главу клана Учих прежними глазами.

Потому что никогда раньше ему бы не хватило воображения представить, что Учихи могут быть настолько верными.

========== Глава 8 ==========

Вернуться к просмотру воспоминаний Тобирама смог не сразу. Изуна деликатно дал ему продышаться, не толкая сразу же дальше — хотя, может быть, потому, что ему и самому было тяжело вспоминать об этом.

Тогда Учихи просто ушли, но между кланами уже пошли слухи, каким именно образом красноглазые братья сумели получить новый узор шарингана. Только с одной модификацией — по версии слухов, братья сделали это специально. Изуна не понимал, каким местом люди думают, ведь искренне дорожить кем-то и убивать кого-то ради силы — это принципиально разные алгоритмы действий. Невозможно выращивать себе друга на убой. Либо он друг. Либо кирпичик на пути к цели. Совместить это в одной голове без ущерба для одной из программ невозможно. Либо будет недостаточно друг. Либо рука не поднимется убить.

Дальше началось самое вкусное для Тобирамы — исследование Мангекью. Но, к сожалению, восприятие во время Мангекью так усложнялось и расширялось, что его мозг никак не мог осознать, что же ему передают. Если обычный шаринган смотрел просто более чётко или более чётко с рисунком чакры, то Мангекью показывал вовсе нечто невообразимое и плохо осознаваемое. Он стирал границы между сном и явью, между материальным миром и чакрой… Позволял создавать невероятно сложные техники.

Одной из которых была техника тысячи иллюзий. Когда Изуна создавал её, он просто брал разные страшные гендзюцу и складывал их вместе, одну за другой, проверяя, сколько из них может соединить Мангекью в одной технике. Потом, когда арсенал страшных гендзюцу кончился, а лимит сложения иллюзий ещё даже близко не подошёл, Учиха начал придумывать новые страшилки. И, надо признать, его иллюзии были куда страшнее и изощрённее, чем обычные. Они основывались на психологии, а не на физиологии, и могли довести людей до настоящего отчаяния.