Открой своё сердце (СИ) - Страница 18
========== Глава 7 ==========
Сознание Изуны было ярким, живым, воздушным, напоминающим то ли яркий солнечный свет в окне после похмельного утра, то ли лёгкую грациозную пантеру, сотканную из игривых лучиков тёплого солнца. Тобираме на мгновение стало неловко за свои тяжёлые, почти черные волны внутреннего океана, в глубине которых морскими чудовищами перекатывались идеи и принципы. Но кот весело запрыгал по волнам, перебирая пенные гребни лапами и разглядывая в воде своё отражение.
— Какой ты… — проговорил Сенджу, не зная, как закончить.
Сам он присутствовал в том числе в своём привычном виде, разве что поверх свободных клановых одежд были прикреплены сумки с оружием, а под косоде пряталась сетка-броня. Мало кто надевал её под настоящие доспехи, но Тобирама предпочитал ничего не пускать на самотёк.
И его восприятие себя было сугубо деловым и реалистичным, никаких солнечных котиков.
А Изуна прибежал к нему, заластился, доверчиво заглядывая в глаза. И не было никакого подвоха — он просто хотел, чтобы его погладили. Он хотел, чтобы его погладил Тобирама. Потому что он котик, солнечный котик, и нет никакого двойного дна.
Сенджу был так ошарашен этой мыслью, так ошарашен этим всем, что беспрекословно начал наглаживать и начёсывать, говорить ласковые слова и прижимать к себе ближе. У них дома никогда котов не было, хотя тот же Хаширама успешно прикармливал пушистую живность со всей округи. Но к Тобираме на руки эти белки-еноты-коты обычно не шли. Нужно было ловить, приручать и только потом гладить… Слишком непродуктивная трата времени. Сенджу предпочитал тренироваться.
Изуна мурлыкал так раскатисто, прижимался, тёрся, заглядывал в глаза и подставлял пузико с коротким нежным пушком на нём. И, оказывается, просто гладить тоже может быть очень приятно.
А ещё… Это доверие было таким большим. Таким всепоглощающим.
И так хотелось просто… спросить. Без всяких попыток зарыться глубже самостоятельно.
— Изуна… можно посмотреть активацию шарингана? — наконец, кое-как собрал мысли в кучку Тобирама.
Эти воспоминания были где-то там, на светящемся горизонте, и можно было бы дотянуться, но лезть туда без спроса показалось нечестным. К тому же пришлось бы отвлекаться от наглаживания котика.
А котик замер, разом потяжелев и погрустнев.
— Если только ты посмотришь всё, — заявил он.
— Всё?
— Будет нечестно, если ты увидишь, как я ненавидел, но не посмотришь, как я любил.
У Тобирамы спёрло дыхание от того, какой тоскливый, болезненный взгляд был у солнечного котика. Он хотел всего лишь разобраться, как активируется шаринган, чтобы понять его работу, но… Изуна прав, выборочность данных может спровоцировать предвзятость.
— Хорошо. Покажи мне всё.
Котик взмахнул лапкой, и перед ним появился ряд прямоугольных бусин — от маленьких, из детства, до самых больших, сложных моментов. Некоторые бусины приятно светились, как сам Изуна, другие были антрацитово-чёрными, с красным ореолом. Были целые ряды этих чёрных бусин, и отчего-то было ясно, что активацию шарингана нужно искать в самой большой и тёмной…
Но Тобирама честно начал с самой первой, маленькой и светящейся бусины.
Воспоминания ребёнка были смазанные, без деталей. Вот яркие пятна — мама, папа, брат, ещё брат. Вот вкусная еда, вот тут неприятно перетянули пелёнки… Лиц не разглядеть, есть только какие-то характерные черты: суровый большой папа, гладкая вечно усталая мама, взъерошенный Мадара, дурацкий брат не Мадара. Взрослый Изуна помнил, как его звали, но в восприятии он навсегда закрепился как «брат, но не Мадара».
Первой осознанной мыслью Изуны был вывод о том, что родители его не любят.
Для такого маленького ребёнка это не было травматично, он просто не знал, что родители должны любить своих детей, и не думал, что это с ним что-то не так. Наоборот, он понимал, что если два его старших брата уже умерли, то бессмысленно привязываться к ребёнку, который может умереть и снова разобьёт родителям сердце. Когда мама плакала о смерти сына, «но не Мадары», Изуна был даже рад, что о нём мама плакать не будет.
Зато Мадара его любил. Тренировал. Помогал. Делился хитростями, о которых взрослые уже забыли, и вообще был самым-самым сильным и старшим. Даже отец — большой суровый дядька — был вынужден отступать, когда нии-сан закусывал удила.
Это было так непохоже на то, что помнил сам Тобирама. Воодушевленный ани-чан — страшная сила, но отцу как-то удавалось сбивать это воодушевление буквально одной пощёчиной. Это было так… больно. Когда яркий, щедро разбрызгивающий вокруг себя свет собственного сердца Хаширама гас. Зато сам Буцума точно так же терялся, сталкиваясь с холодной логикой вместо эмоций — и так легко оказалось загородить брата её щитом…
Тобирама не задумывался над тем, любили ли его родители. Отец доверял и ценил, причем доверял даже больше, чем Хашираме — потому что второй сын был понятным. Не мог выкинуть чего-то этакого.
Тобирама никого не разубеждал и эгоистично радовался, что ани-чан предпочтет изливать душу ему, а не кому-то из взрослых. Но всё равно, это было не сравнить с тем, что связывало между собой Учих. Клан ненависти? Х-ха! Любить красноглазые, как оказалось, умели гораздо лучше.
Вообще, глубокая, беззаветная любовь к Мадаре чувствовалась от Изуны ещё в самом начале контакта сознаний, но это было что-то настолько въевшееся, настолько ставшее частью Учихи, что Тобирама долгое время не мог понять, что это. А вот сейчас, когда он видел, как зарождается эта беззаветная привязанность, он смог определить источник этого ощущения…
Более того, если присмотреться, то чёрные прямоугольные бусины были не совсем чёрными. Они как бы оказались приклеены к светящейся нити этой беззаветной любви и безусловной помощи.
Тобирама покачал головой и погрузился в воспоминания дальше.
Разумеется, Изуна тоже хотел быть таким умным и сильным, как братик. Он много тренировался, но был всего лишь чуточку лучше сверстников, тогда как Мадара опережал своих на голову, а то и две. И младший Учиха начал присматриваться, что же отличало нии-сана от остальных. Постепенно он начал замечать, что Мадаре не нужны учителя. В то время, как сверстники делают всё неправильно по двадцать, тридцать раз, пока учитель их не остановит и не поправит, Мадара делал движения неправильно раза три-четыре, а потом поправлялся сам.
Изуна тогда спросил, как это у него получается. Нии-сан ответил, что просто пробует по-разному и выбирает лучший вариант. Это было взрывом, откровением для маленького Учихи. Оказывается, не всё нужно делать сразу и идеально, а если не получается, то стараться снова и снова, пока не получится. Можно пробовать по-разному, и выбрать то, что лучше получается. Невероятно!
Ещё Мадара всегда был молчалив и задумчив и любил гулять один. Гулять в одиночку по лесу, полному врагов!.. Но нии-сана враги не смущали, наоборот, это им приходилось несладко, если они смели нарушать тихое уединение маленького Учихи. Изуна с гордостью слушал тогда новости об убитых братом взрослых Сенджу.
Однажды, когда он был уже постарше, он проследил за Мадарой, но тот ничего особенного не делал, даже не тренировался особо. Так, прыгал с ветки на ветку, кидал камни в реку, болтал ногами в воде… Ничего, чтобы могло объяснить секрет его силы и уверенности. Как казалось на первый взгляд. Но Изуна был мальчиком упрямым, и он решил попробовать так же. Не тренироваться, не делать ничего сложного, ни с кем не общаться, а просто… не делать ничего.
Это оказалось неожиданно сложно. То, что он ничего не делает, оказалось для окружающих каким-то неведомым сигналом, что к нему надо обязательно приставать и прикапываться. Изуна начал прятаться, стараясь постичь эту неведомую технику так, чтобы его не запрягли тренироваться, убираться или выслушивать старые скучные речи отца.
А потом он понял. Можно сидеть, ничего не делать… и думать. Мечтать. Думать об услышанном, думать об увиденном, находить подтверждения и несостыковки. Мечтать о том, чтобы завести кота — пушистого, красивого, ласкового, как у соседей, а не их разбойника, который в руки никому не давался, но зато прекрасно ловил мышей. Мечтать о том, чтобы однажды пойти и сесть рядом с братом, точно так же опустить ноги в воду и промолчать, показывая, что тоже понял ценность тишины.