Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I - Страница 31

Битва при Маренго (1800 г.)

Так настало 18 брюмера. Бонапарту понадобился месяц, чтобы произвести coup d'Etat, ибо он высадился 17 вандемьера. То, что было сделано 18 и 19 брюмера (9 и 10 ноября 1799 г.), было самым важным этапом на пути его к господству. Нужно было, впрочем, чтобы оглушительным военным подвигом он доказал, что не тщетны возлагаемые на него патриотические надежды: Маренго будет таким подвигом.

Наполеон на С.-Бернар (Делароша)

Головокружительный переход через Сен-Бернар и разгром австрийцев на арене недавних побед Суворова укрепят плоды брюмерского дерзания. Все остальное не потребует уже серьезных усилий. Конституция VIII года, пожизненное консульство, самое провозглашение империи — все это уже логически вытекало из завоевания 18 брюмера. Выбросить за борт Сиэса, как выжатый лимон, сделать боевых товарищей и друзей подчиненными, прельстить обещаниями страну Бонапарту ничего не стоило. Ибо скипетр его господства был таков, что им удовлетворялись или обещали удовлетвориться все интересы. «Бонапарт, — говорит Сорель, выясняя его положение в 1797 году, — завоюет крестьян и буржуазию, дав им обеспечение труда, гарантии порядка, ненарушимое пользование национальными имуществами, дав им гражданский кодекс, бдительную администрацию, равный для всех суд. Он будет держать в руках прежних якобинцев призраком контрреволюции, он привлечет их к себе, приобщив к тому, что они любят больше всего, к власти. Он примирит с собою прежних дворян, дав им счастье, которого они давно не знают — счастье жить в своем доме, найти свою семью, восстановить свое благосостояние. Армию он возьмет перспективою громкой славы, богатств, победного хмеля, наслаждений мира; всех вообще — иллюзией торжествующего мира и Франции, благоденствующей в границах цезаревой Галлии».

Наполеон в Каире

В 1799 году Франция и французы были уверены в том, что Бонапарт сумеет обеспечить все эти блага, и признали его своим повелителем. Когда оказалось, что он не сумел, рушился трон императора Наполеона, погребая под своими обломками самые славные иллюзии французского народа.

А. Дживелегов

III. Социально-экономический строй Франции при Наполеоне I

В. П. Волгина

 озникновение на развалинах старой монархии Бурбонов новой деспотии Наполеона не может быть правильно понято без изучения тех изменений, которые произвела революция в экономическом и социальном строе Франции. Только это изучение может объяснить нам, почему французское общество, столь свободолюбивое и миролюбивое, по-видимому, в 1789 г., через 10 лет беспрекословно подчиняется выскочке — генералу и мирится с его непрерывными военными предприятиями. Мало того: как ни далеко отстоит, на первый взгляд, военная деятельность Наполеона, в частности его войны с Россией, от мирной сферы промышленного и сельскохозяйственного труда, в числе мотивов его внешних предприятий мотивы экономического свойства занимают отнюдь не последнее место. Вполне ясна связь военных и таможенных мер, направленных против Англии, с насущными интересами французской буржуазии, мечтавшей о вытеснении с континентального рынка своего единственного в то время опасного конкурента; не менее очевидна связь войны 12 года с тем недовольством, которое было вызвано во Франции недостаточно строгим применением в России континентальной системы и русскими таможенными тарифами. Словом, все крупные факты военной и политической истории наполеоновского времени соединены более или менее заметными нитями с фактами истории экономической. Для всестороннего понимания эпохи 12 года знакомство с последними необходимо.

Крупнейшим явлением эпохи французской революции в области социально-экономической, несомненно, приходится признать то грандиозное перераспределение земельной собственности, которое явилось результатом продажи так называемых национальных имуществ, т. е. земель духовенства и эмигрировавшего дворянства. Это перераспределение не следует, впрочем, считать чем-то неожиданным и экономически не мотивированным. Наоборот, оно было лишь последним звеном в длинной цепи экономических явлений, общий смысл которых может быть охарактеризован, как ликвидация привилегированного землевладения.

Исходный пункт этого процесса трудно отметить точно. Вероятно, с теми или иными колебаниями и остановками он происходил уже несколько столетий. Как бы то ни было, ко времени французской революции наряду с землевладением дворянским, значительно за XVIII век сократившимся, и землями церкви, недоступными для лиц других сословий в виду их неотчуждаемости, мы видим уже массу свободных земельных владений, принадлежащих непривилегированным. Точных данных по этому вопросу не существует, но есть полное основание предполагать, что к началу революции в руках привилегированных сословий оставалось лишь от 1/3 до ½ территории Франции. Разумеется, и это не малая доля, не малая экономическая сила; но, с другой стороны, сосредоточение ½ или даже большинства земель в руках третьего сословия свидетельствует о том, что эта сила все больше таяла в процессе разложения феодальных форм жизни. Что становилось на ее место? Иными словами, к кому переходила земля? В большинстве случаев, вероятно, к крестьянству, в меньшинстве — к горожанам. Тяга к земле была сильна как у крестьян, так и у крупных капиталистов. Первые всегда видели в земле источник своего существования и всегда стремились к тому, чтобы закрепить ее за собой по возможности прочнее, а сельскохозяйственный подъем второй половины XVIII в. дал многим из них возможность осуществить это исконное желание. Вторые, в поисках за выгодным помещением капитала, должны были неизбежно обращаться к земле всякий раз, как повышалась доходность сельскохозяйственного производства или предвиделась возможность ее повысить. Предложение земли со стороны беднеющего, бессильного в хозяйственном отношении, но в то же время привыкшего роскошно жить и бездельничать, дворянства было велико, но очевидно, спрос очень превышал предложение. Это доказывается тем успехом, какой имела продажа национальных имуществ. Не ясно ли, что операция не могла бы идти так блестяще, если бы приобретение земли третьим сословием не было искусственно задерживаемо общими условиями старого порядка.

Непосредственным мотивом к продаже была нужда правительства, т. е. победившей революции, в деньгах. Но этот акт был во всех отношениях неизбежен. Победа третьего сословия была бы не полна и не прочна, если бы ее не закрепило перемещение собственности из рук привилегированных в руки буржуазии и крестьянства, а существование собственности мертвой руки (как назывались неотчуждаемые имущества духовенства и других корпораций) стояло в слишком резком противоречии как со всей церковной политикой революции, так и с основными принципами буржуазного общественного строя. А ведь провозглашение этих принципов и проведение их в жизнь было главным мотивом наиболее сознательной и дееспособной части французского общества, восставшего против старого порядка. К этому необходимо еще добавить, что покупка национальных имуществ в известной мере давала выход крестьянской тяге к земле, умиротворяла крестьянина и связывала с буржуазией этого ее не совсем спокойного и удобного союзника.

Таким образом, утверждение старых писателей, будто бы революция создала во Франции мелкую крестьянскую собственность, должно быть признано неточным. Во-первых, эта собственность существовала и до революции. Во-вторых, и в эпоху революции, как и до нее, значительная часть земель, уходящих из рук привилегированных сословий, переходила не в руки крестьянства, а в руки новых крупных же владельцев, главным образом, из буржуазной среды. Но революция безусловно очень упрочила мелкую земельную собственность, увеличила число мелких собственников и раздробила массу старинных крупных владений. И она сделала это не только продажей национальных имуществ, но и отменой феодальных прав и повинностей, которая превратила крестьянина из зависимого держателя земли в ее собственника, которая дала ему впервые возможность распоряжаться своим участком свободно, в зависимости от собственных экономических соображений.