Отечественная война 1812 года. Экранизация памяти. Материалы международной научной конференции 24–26 - Страница 16

Известно, что еще за два года до этого тот же Гончаров поставил для Ханжонкова короткометражную ленту «Наполеон в России». В том же 1910 г. ленту под названием «1812» снимают во Франции Де Морлон и Зекка. Есть основания утверждать, что в частично или полностью утраченных на сегодня фильмах первого десятилетия XX века («Жизнь Наполеона» С. Блэктона, «Наполеоновская эпопея» Л. Нонге) были эпизоды, так или иначе относящиеся к «русской кампании». Другое дело, что во всех упомянутых выше случаях зрителю, скорее всего, предлагали «живые картины», примитивно «растянутые во времени» сюжеты живописных полотен. Первый фильм Гончарова, по-видимо-му, был из разряда «кинодекламаций», когда монолог снятого на пленку Наполеона озвучивал актер в кинозале.

Но все же были и исключения. В 1911 г. в Италии была снята, по-видимому, первая в истории кино романтико-приключенческая драма на тему Отечественной войны 1812 года – 15-минутный постановочный фильм «Гренадер Ролан» Луиджи Маджи. Герой фильма, офицер наполеоновской гвардии, потерпев любовное фиаско у себя на родине, уходил с Великой армией в русский поход, там участвовал в «штурме Москвы», встречал свою бывшую возлюбленную и ее мужа, а затем погибал вместе с ними на мосту через Березину. Примечательно, что в военной массовке участвовало до 800 (!) человек, в том числе 200 кавалеристов[94]. В фильме был драматический образ Наполеона (актер Амиго Фруста). Правда, столь же примечательно, что съемки «сражения под Москвой» («штурма Москвы») проходили в заснеженных горах Тироля – и поэтому не выдерживали экзамен на историческую достоверность.

Важно, однако, другое. Такой фильм, как «Гренадер Ролан», открывал целое направление для фильмов об Отечественной войне – фильмов с вымышленными, но исторически-достоверными героями, батальными сценами и реальными историческими персонажами на периферии романтико-приключенческого сюжета. И тем более парадоксально (чтобы не сказать – необъяснимо!), что более чем за сто лет истории мирового кино с этой плодотворнейшей нивы собран мизерный урожай. Если не считать второстепенных и фрагментарных «русских» эпизодов в некоторых экранизациях приключений конан-дойлевского бригадира Жерара и французского мини-сериала «Трубач Березины» (1966), то мировое развлекательно-приключенческое кино к историческому антуражу войны 1812 года осталось совершенно равнодушным. Памятуя о поражении Наполеона в русском походе, это, впрочем, объяснимо для Европы и, тем более, Франции, но почему в нашей стране первый фильм такого рода («Гусарская баллада» Эльдара Рязанова) появился лишь в 1962 году, а последний (и… по счету второй – «Эскадрон гусар летучих» Хубова и Ростоцкого) – в 1980-м? Советское приключенческое кино предпочитало по несколько раз экранизировать «чужеземный» «Таинственный остров», основательно эксплуатировать антураж гражданской войны («Неуловимые мстители») и дворцовых переворотов («Виват, Гардемарины!»), но эпоха Отечественной войны особого вдохновения у деятелей нашей кинематографии не вызывала. Почему?

Причин, по-видимому, несколько. Первая, хотя, возможно, и не главная из них – в не показном дружелюбии по отношению к Франции (франкофильской традиции), которая, надо признать, проявлялась во все времена – ив дореволюционной Российской Империи, и в сталинско-хрущевско-брежневском СССР, и в постперестроечной России. Забегая вперед, скажу, что прорывом в том занавесе политкорректности стали два сюжета в «Боевых киносборниках» (1941) и «Кутузов» В. Петрова (1943), когда параллели между двумя Отечественными войнами оказались настолько актуальными для военной пропаганды, что принципами политкорректности и франкофилии пришлось пожертвовать. Но, замечу, что даже в этом случае к фигуре Наполеона был проявлен некий пиетет.

Причина вторая – вероятно, в отсутствии ярких и популярных произведений массовой беллетристики, «бестселлеров», которые можно было бы положить в основу сценария фильма или телесериала. Тут, впрочем, возникает встречный вопрос: почему богатейшее наследие мемуаров о войне двенадцатого года, как русских, так и иностранных, не привело к созданию таких книг? Но, так или иначе, таких книг не было.

С другой стороны – одна такая книга все же была, и в этом – третья, и едва ли не главная, причина пресловутого «малокартинья» об эпохе 1812 года. Имя этой книги – «Война и мир» Льва Николаевича Толстого. Сказать, что гениальное творение Толстого «раз и навсегда» закрыло тему Отечественной войны для мировой культуры – опрометчиво и вульгарно, но применительно к массовой культуре это во многом справедливо. Перефразируя бородатый советский анекдот («Брежнев – это второстепенный политик эпохи Аллы Пугачевой»), допустимо пошутить, что в сознании мирового обывателя Отечественная война – это всего лишь второстепенная тема романа «Война и мир». Гениальность Толстого состояла в том (или еще и в том), что в его многотомном и многослойном философско-историческом романе органично присутствовала «вечная» рецептура коммерчески успешного костюмно-исторического блокбастера или телесериала: интригующее хитросплетение характеров и судеб на фоне колоритного и драматического катаклизма истории. Для любого продюсера, живи он в царской России или послевоенной Италии, было ясно, что, экранизируя «Войну и мир», он может в равной степени успешно сработать и на однодневные пристрастия толпы, и на культурную память человечества.

Мы знаем, что первые попытки экранизации «Войны и мира» (целых три) имели место в России в 1915 г.[95], что ни одна из них не сохранилась, что в них могли быть и, наверное, были художественные открытия (тот же Гардин в роли Наполеона), но почти также наверняка знаем, что для мемориализации Отечественной войны эти фильмы, с уклоном в «салонную драму» и более чем скромными батальными сценами, значили очень мало, они были мало тиражированы для проката (фильм А. Каменского вообще не вышел в прокат), возможно, поэтому и не сохранились. Но как бы то ни было, тему Отечественной войны в русском дореволюционном кино они закрыли. Причин, по которым роман Толстого не экранизировали в СССР и за рубежом в течение почти сорока лет после этого, слишком много, чтобы перечислять их в этом докладе, но вывод напрашивается тот же самый: в данном случае уже отсутствие возможности экранизировать «Войну и мир» делало тему Отечественной войны «немотивированной» для большинства кинематографистов («если уж снимать о Двенадцатом годе – то по Толстому»). Исключение составил все тот же военный «Кутузов», где во главу угла встали мотивации государственной военно-патриотической пропаганды. Во время войны были, впрочем, планы экранизации «Войны и мира» и в СССР (в форме киноверсии одноименной оперы С. Прокофьева, которую композитор предлагал осуществить С. Эйзенштейну), и в США (режиссером Александром Корда по сценарию В. Пудовкина и С. Эйзенштейна), но они так и остались на уровне замыслов[96].

Аксиому «каков Толстой, такова и война Двенадцатого года» во всем блеске и нищете подтвердил фильм Видора и Лаурентиса. Его бесспорным достоинством надо признать то, что впервые в истории мирового кино тема Отечественной войны получила должный удельный вес в экранном произведении (по значению в сюжете, набору персонажей, масштабности экранного зрелища). Его столь же бесспорным недостатком стало то, что аудиовизуальная «физиономия» этого исторического события оказалась варварским образом искажена в силу нигилистически-бесцере-монного отношения к антуражу эпохи, национальному колориту, военной униформе, оружию, боевой тактике. Если бы культурная память об Отечественной войне формировалась исключительно на основе фильма Кинга Видора, это было бы катастрофой. Но именно этот фильм, со всеми его недостатками, мотивировал другие кинематографии на интерес к Толстому и теме Отечественной войны. Я берусь утверждать, что уже в «Гусарской балладе» Рязанова была реализована потребность в исторически более адекватном воплощении реалий Отечественной войны, пусть даже и в романтическо-водевильном преломлении. На новую ступень реализма в изображении наполеоновских войн поднялся Вайда со своей экранизацией «Пепла» Жеромского. Еще более мощную мотивацию получил Сергей Бондарчук, которому доверили постановку советской версии «Войны и мира». В итоге события войны русских с Наполеоном были показаны с невиданной доселе степенью исторической достоверности, масштабом батальных эпизодов, психологизмом исторических характеров, визуальной экспрессией. Не удивительно, что спустя почти полвека после создания этого фильма его кадрами и фрагментами иллюстрируется практически любой документальный телесюжет об эпохе Отечественной войны.