Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы ис - Страница 94
Вопрос состоит в том, что пользуется ли научная фантастика своим исключительным успехом, несмотря на художественные несовершенства, или же то, что выглядит в ней, согласно традиционным «реалистическим» канонам, несовершенным, является её специфической особенностью? На этот, как и на другие подобные вопросы, литературоведение пока ещё не имеет удовлетворительного ответа. Но по крайней мере оно их поставило.
Именно широкая популярность научно-фантастической литературы привлекла к ней серьезное исследовательское внимание. В наше время этот «жанр» — на самом переднем крае идеологической борьбы. В прогнозах будущего, в иносказательной перекличке фантастических картин с реальной действительностью предельно обнажаются оценки противоречивого воздействия научно-технического и социального прогресса на личность и общество. Буржуазные идеологи рассчитывают использовать популярность произведений научно-фантастического жанра в своих целях. В статье о современной фантастике советский социолог Э.Араб-Оглы приводил весьма примечательное признание американского писателя С.Сприля: «…американские промышленные тресты, лаборатории и управления национальной обороны находятся в постоянной и интимной связи с элитой научно-фантастической литературы»[438]. И не случайно в 60-х годах журналы «Коммунист» и «Вопросы философии» неоднократно выступали с обширными статьями по вопросам научной фантастики.
В статье «Будущее, его провозвестники и лжепророки»[439] Е.Брандис и В.Дмитревский впервые подвергли обстоятельному разбору расхожие идеи современной зарубежной реакционной фантастики — о «несостоятельности» самого понятия прогресса, о релятивизме исторического пути человечества, о якобы неизбежной в будущем конвергенции (сближении) противоположных социальных систем и т.д. Статья была направлена против наиболее ядовитого жанра — антикоммунистической утопии, ныне оттеснившей развлекательную приключенческую фантастику. Статья Е.Брандиса и В.Дмитревского вызвала в общем благожелательный отклик видных американских писателей-фантастов, преимущественно левой ориентации[440]. И дело, видимо, не только в сочувствии гуманистической позиции советских литераторов, но и в хорошей аргументированности их остро идеологического выступления. Статья в «Коммунисте» продемонстрировала быстро растущий научный уровень нашей литературной критики в нетрадиционной для неё области.
К тому времени появились уже такие фундаментальные работы, как «Жюль Верн» (2-е изд., Л.: Детгиз, 1963) Е.Брандиса и «Герберт Уэллс» (М.: Гослитиздат, 1963) Ю.Кагарлицкого, получившие признание в нашей стране[441] и за рубежом[442]. Об этих двух монографиях, не связанных непосредственно с советской литературой, следует сказать в нашем обзоре потому, что на примере творчества двух великих писателей они убедительно раскрыли значительность социального потенциала научной фантастики, показали, что она отнюдь не сводится к «техницизму», и тем самым стимулировали широкое, необедненное понимание «жанра». Оба исследователя хорошо показали также художественную функцию научно-фантастического прогноза. Если жанр рецензии десятилетиями держался на сопоставлении фантастических гипотез с реальными возможностями науки, то монографии о Жюле Верне и Герберте Уэллсе продемонстрировали плодотворность всестороннего анализа научно-фантастического произведения, который связывал бы категорию прогноза с традиционными аспектами художественного мышления.
Книги об этих двух зарубежных классиках вместе с монографией Е.Брандиса и В.Дмитревского об Иване Ефремове «Через горы времени» (М.-Л: Советский писатель, 1963) заложили тип исследования, рассматривающего творчество писателя-фантаста не с привычных литературоведческих позиций, но и не узко-специфически, а в тех действительно многосторонних связях с мировым научно-техническим процессом, а равно и общелитературной традицией, без учета которых невозможно творческое развитие писателя-фантаста. Эти работы способствовали утверждению в новой отрасли нашего литературоведения испытанной историко-литературной традиции, которая обеспечила добротный уровень современных работ об отечественной научно-фантастической литературе.
Исследования развернулись сразу в нескольких направлениях: от изучения творчества отдельных писателей [критико-биографический очерк Б.Ляпунова «Александр Беляев» (М., 1967)[443] и диссертация Е.Званцевой «Научно-фантастическая проза И.Ефремова» (1968)] до литературно-социологического анализа [книга Ю.Рюрикова «Через 100 и 1000 лет. Человек будущего и советская художественная фантастика» (М., 1961)[444] и статья К.Зелинского «Литература и человек будущего» (Вопросы литературы, 1962, №2), статья и предисловия И.Бестужева-Лады, Э.Араб-Оглы, З.Файнбург] и историко-теоретических [диссертация Т.Чернышёвой «Человек и естественная среда в современной научной фантастике» (1969) и монография Н.Чёрной «В мире мечты и предвидения» (Киев, 1972)] и типологических [упоминавшаяся выше диссертация Е.Тамарченко] работ до наблюдений над поэтикой и стилем научно-фантастической литературы [статьи чешской русистки М.Генчковой]. В 70-е годы появились критико-библиографический обзор научной фантастики Б.Ляпунова «В мире мечты» (М.: 1970) и методико-библиографическое пособие А.Осипова и А.Чалисовой «Фантастика. Читатель. Библиотека» (М.: 1971; напечатано на ротапринте).
Примечательная широта диапазона современного изучения научной фантастики соответствует её реальному многообразию. Но есть одна общая черта, присущая работам всех типов, даже такой, как книга Г.Гуревича «Карта страны фантазий» (М.: Искусство, 1967), которая рассчитана на широкий круг любителей фантастики (очерк Г.Гуревича посвящен главным образом фантастике в кино): все они в той или иной мере стремятся осмыслить специфику научной фантастики в её историческом развитии. Ряд исследований непосредственно рассматривает историко-литературный процесс: диссертация индийского аспиранта Ленинградского университета К.Джингра «Пути развития научно-фантастического жанра в советской литературе» (1968), очерки автора этих строк в коллективных монографиях «История русского советского романа» (Л.: 1965) и «Русский советский рассказ. Очерки истории жанра» (Л.: 1970) и его книга «Русский советский научно-фантастический роман» (Л., 1970).
Первой собственно литературоведческой работой о научной фантастике явился как раз историко-литературный очерк — брошюра Е.Брандиса «Советский научно-фантастический роман» (Л.: 1959). В этом небольшом по объему исследовании впервые были четко охарактеризованы основные этапы развития «жанра» и его направления за более чем четыре десятилетия и, что впоследствии оказалось весьма существенным, именно научное предвидение правильно было оценено как эквивалент реализма в современной фантастике, как основной метод, ориентирующий все её направления — и прежние, и вновь сложившиеся. Такой взгляд на советскую фантастику развит был в другом, расширенном очерке Е.Брандиса[445] и дополнен в брошюре С.Ларина «Литература крылатой мечты» (М.: 1961) анализом текущих явлений советской фантастики 40-50-х годов. Очерк Брандиса послужил отправной точкой концепции, оформившейся в позднейших исследованиях, которая не противопоставляет произвольно одни направления другим (например, вненаучную фантастику — научной), но стремится оценить их отношение к основному методу всей советской литературы. Тем самым было положено начало включению научной фантастики в общую историю жанров и направлений русской советской прозы (например, в упоминавшихся «Истории русского советского романа» и «Русском советском рассказе»).