Отцы и сыновья - Страница 3

Аркадий. Ты хочешь сказать?..

Николай. Мальчик.

Аркадий. Ты и?..

Николай. Ему шесть месяцев.

Аркадий. У меня появился маленький брат.

Николай. Сводный.

Аркадий. Сводный.

Николай. Митя.

Аркадий. Митя.

Николай. Митя. Теперь ты все знаешь. Должен тебе сказать, что он вылитый я.

Аркадий вдруг смеется и обнимает отца.

Аркадий. Папаша, лучшей новости быть не может!

Николай. Правда?

Аркадий. Конечно, правда. Ах ты, хитрюга! Старый повеса! Ловко ты все это проделал! Поздравляю!

Николай. Ты не сердишься?

Аркадий. Сержусь? Господь с тобой, я так рад за тебя!

Николай. Спасибо тебе, сын. Спасибо. Мы не будем говорить об этом в присутствии Павла. Боюсь, что он не одобряет все это. С его понятиями о классовых и общественных приличиях.

Слева входят Павел и Базаров. Поговорим после.

Базаров — студент. Смуглый, худощавый, впечатлительный. Чувствует, что в этом доме он посторонний по своим политическим и общественным воззрениям, отсюда его высокомерие и резкость.

Аркадий. Вот и он! Проходи, Базаров! Подойди сюда. Дядюшка, вы уже, наверно, познакомились — Павел Петрович Кирсанов. А это мой отец, Николай Петрович Кирсанов. Евгений Васильевич Базаров.

Базаров официально кланяется.

Николай. Душевно рад и благодарен за доброе намерение посетить нас, Евгений Васильевич. Надеюсь, вы сможете провести у нас большую часть лета, а также надеюсь, что вам не наскучит наше общество.

Павел. Ты помнишь, в батюшкиной дивизии был лекарь Базаров? Так этот лекарь, он говорит, его отец.

Николай. Правда? Боже мой, как тесен… как…

Павел. Extraordinaire, n'est се pas?[4]

Николай В самом деле. Вы же тоже будете доктором? Прекрасно. Отлично. Садитесь. Садитесь. Устали, должно быть, с дороги.

Базаров. Я предпочитаю стоять.

Николай. Конечно. Лучше постоять. Размять ноги. Непременно… Надо постоять… Значит так… как бы получше все это устроить… Чай можно накрыть здесь. Затем молодые люди могут отдохнуть, а ужинать будем в семь. Хорошо? Петр! Ну ведь нарочно прячется от меня. Это уже не шутки. Дуняша! Ох, если бы вы знали, как все труднее становится управлять. Ну разве я преувеличиваю, Павел? Старая система… конечно, в ней были свои изъяны. А что теперь?.. Теперь я отдаю всю землю крестьянам, чтобы они возделывали ее — дарю им ее. Но будут ли они возделывать ее даже для себя? Я бы очень хотел, Аркадий, чтобы ты вник в это дело. В мои годы это становится непосильным для меня… к сожалению. (Дуняше.) Ах, Дуняша. Принеси сюда самовар.

Павел. Для меня какао, s'il vous plait[5].

Николай. И возьми в буфете бутылку темного хереса. Молодые люди, возможно, хотят… этого… покутить!

Дуняша пристально смотрит на Базарова.

Аркадий. Тебе хочется покутить, Базаров? Да, нам бы хотелось покутить, папаша.

Николай. Дуняша!

Дуняша. Что, барин?

Николай. Темного хересу. В буфете. И бокалы.

Она уходит в дом.

Что творится с этой девицей? А как поживает ваш батюшка, Евгений Васильевич?

Базаров смотрит на него отсутствующим взглядом. Пауза.

Ваш батюшка — он здоров?

Базаров. Полагаю, что да. Я его три года не видел.

Николай. Он ведь был в отъезде — да?.. Путешествовал?

Базаров. Ничего не знаю о этом.

Николай. А-а!

Базаров. Три года не видел его, потому что не был дома с тех пор, как поступил в университет.

Молчание.

Аркадий (быстро). Дайте-ка я расскажу вам об этом типе. В этом году он снова завоевал золотую медаль за ораторское искусство — третий год подряд. Николай. Замечательно!

Аркадий. Он также… (Базарову.) Нет, дай мне договорить… он также президент философского общества и редактор журнала. На редкость радикальное издание — университетское начальство запретило оба номера в этом году! Нас вызывали на дисциплинарный совет… помнишь? «Революционеры! Проклятые революционеры!»

Николай. Ораторское искусство — превосходная дисциплина. Превосходная! Я очень одобряю… это… это… ораторское искусство.

Павел. И на какую же тему вы… ораторствуете?

Базаров. Политика. Философия.

Павел. У этих предметов есть кое-что общее, так ведь?

Аркадий. Ну, будет, дядюшка. Ты же сам знаешь, что есть.

Павел (Базарову). И ваша философия?..

Аркадий. Нигилизм.

Павел. Как?

Аркадий. Нигилизм, дядюшка. Базаров — нигилист. И я тоже.

Николай. Интересное слово. Это от латинского — nihil, ничего, сколько я могу судить. Стало быть, это человек, который ничего не уважает. Абсолютно ничего.

Аркадий. Это человек, который ко всему относится с критической точки зрения.

Павел. Не все ли равно.

Аркадий. Нет, не все равно, дядюшка! Не надо понимать так примитивно!

Павел. Я — примитивно? Помилуй Бог!

Аркадий. Нигилизм начинается там, где подвергаются сомнению все идеи и принципы, как бы почитаемы они ни были. А это неизбежно приводит к выводу, что мир должен быть создан заново. (Базарову.) Я достаточно точно изложил нашу позицию, так ведь?

Базаров с безразличием пожимает плечами и разводит руками.

Павел. Итак, вы верите только в науку?

Аркадий. Мы ни во что не верим. В науку можно верить не более, чем в погоду, или земледелие, или плаванье.

Николай. Я должен сказать тебе, что земледелие теперь уже совсем не то, что прежде. За прошедшие пять лет я увидел, как техника земледелия шагнула вперед…

Аркадий. Я бы попросил тебя, папаша, не отвлекать нас от темы своими наивными замечаниями.

Николай. Прости.

Павел. Позвольте тогда простой вопрос: если вы отвергаете все принятые принципы[6] и правила, что двигает вашим поведением?

Аркадий. Я не понимаю, что значит этот простой вопрос.

Павел. В силу чего вы действуете?

Аркадий. Мы действуем в силу того, что признаем полезным. Полезное — сохранять, неполезное — выкидывать за борт. Однако самое полезное, что мы можем делать, это отрицать, отметать, отвергать.

Павел. Все?

Аркадий. Все, что не имеет пользы.

Павел. Все принятые нормы, всё — искусство, науку?

Аркадий. А какая от них польза? Все на свалку.

Павел. Вот так, с цивилизацией уже расправились.

Николай. Неприятие, Аркадий, несомненно означает разрушение, однако несомненно и то, что мы должны не только разрушать, но и строить.

Аркадий. Сперва нужно место расчистить. На данном этапе нашей эволюции мы не имеем права предаваться собственным фантазиям.

Николай. Я не о фантазиях говорю.

Аркадий. Иногда трудно понять, о чем ты говоришь, папаша.

Павел. И когда же вы начнете проповедовать открыто свое новое евангелие?