От шляхтича Завальни до гоблина в пальто (СИ) - Страница 1

Annotation

Статья о белорусскоязычной фантастической литературе.

Людмила РУБЛЕВСКАЯ

Призрак плачет на кургане

Всемирная революция начинается на Марсе

Наш звездолет врезался в Проксиму Центавра

Матрица, шматрица, гоблин в пальто

Людмила РУБЛЕВСКАЯ

От шляхтича Завальни до гоблина в пальто

Из истории белорусской фантастической литературы

Термин «фантастика» в оборот ввел французский критик Шарль Нодье в 1830 году. Но неужели вы думаете, что и родилась она, космическая наша, только вместе со своим обозначением? Как высказался Кир Булычев: «Фантастика начиналась, когда охотники пришли с охоты, один из них нарисовал убитого им медведя — это был реалист, а второй нарисовал медведя, которого он убьет завтра — это было рождение фантастики». Сегодня терминов в сей области более, чем можно понять… Долго пытались отделять «чистую» научную фантастику от фэнтези, а также утопий, фантасмагорий, мистики и т. п. Один из «столпов» жанра, американский литератор и издатель Хьюго Гернсбек, доказывал, что истинная фантастика должна «предсказывать, обучать и не предаваться пустым фантазиям». Никаких гоблинов, только честные инопланетяне! Но литературоведы уже махнули рукой на попытки классификации в сегодняшней каше стилей и жанров. Не будем привередничать и мы. К сожалению, формат газетной статьи позволит нам остановиться всего лишь на отдельных эпизодах истории отечественной фантастики, к тому же оставив «за кадром» фантастику русскоязычную… Ну да нельзя же «объять необъятное», как говаривал Козьма Прутков, персонаж тоже вполне фантастический.

Призрак плачет на кургане 

Наша литобщественность периодически разражается дискуссиями на тему «Чаму ў нас няма беларускамоўнай фантастычнай лiтаратуры?». Но так ли это? Начиналось все со сказок и легенд. Неудивительно — и в то время, как Джонатан Свифт писал своего «Гулливера», и когда Распе отправлял барона Мюнхгаузена на Луну, а Мэри Шелли сочиняла «страшилку» о Франкенштейне и его монстре, в Беларуси создавать национальную литературу было невозможно. Поэтому первые произведения, имеющие отношение к фантастике, написаны тут на польском языке. В XVIII веке веселый монах Караль Жера сочинил свою озорную, карнавальную «Торбу смеха», использовав народные анекдоты и сказки. В XIX веке появляется произведение, до сих пор вызывающее множество подражаний, — «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах» Яна Барщевского. Заброшенные усадьбы, летающие драконы-цмоки, плачущие на курганах призраки, нерадивые школяры, превращающиеся в огромных тараканов (совсем по-кафкиански), русалки, лешие, чернокнижники… Это было весьма далеко от «темы века» — прогресс, изобретения, географические открытия…

Но подлинный расцвет фантастической литературы настал в ХХ веке. Странный художник, Язеп Дроздович, бродит по дорогам Беларуси и рисует цикл «Нябесныя коды» — пейзажи других планет, например, «Гуканне вясны на Сатурне». Вацлав Ластовский пишет «Лабiрынты», книгу, от которой иногда и ведут отсчет белорусской фантастики. Таинственная жизнь бесконечных подземелий под Полоцком однако не слишком широко захватила умы, поскольку появились темы иные… Революционные.

Всемирная революция начинается на Марсе

В 20—30-е гг. прошлого столетия жанр фантастики пришелся «ко двору» новой идеологии. Поручалась ему популяризация научных знаний, а главное — живописать то будущее, которое намеревались построить. Мировая революция, коммунизм в масштабах Вселенной… Если помните, герои «Аэлиты» Алексея Толстого участвуют в пролетарском восстании на Марсе. «Либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо не будет никакого, а будет песок и пыль на мертвой планете». Не остались в стороне и наши писатели. Фантастическая повесть Янки Мавра «Чалавек iдзе!..» вдохновлена идеей победы человека труда. Кондрат Крапива печатает любопытную поэму «Хвядос — Чырвоны нос», сюжет которой явно перекликается с «Клопом» Маяковского. Герой, закоренелый пьяница, «заспиртовывает» себя при жизни. Через сто лет Хвядоса размораживают… И он попадает в Беларусь светлого коммунистического будущего. Все живут как бы в одной стране, с единым всеземным языком, другие языки сохраняются в качестве диалектов. Кстати, вывески обязательно двуязычные. «Скрозь электрыка слугуе», освоен и «мирный атом», жители пользуются автокрыльями и подвижными тротуарами. Поскольку вся планета представляет собой одно огромное хозяйство, каждая страна имеет свой участок деятельности. Беларусь — гигантская свиноферма. Да, еще мы выращиваем сады…

Представляете — 1930 год, полным ходом начинаются репрессии… В литераторской среде — грызня, разборки, обвинения в упадничестве, буржуазных мотивах… А тут — о будущем безоблачном счастье. К тому же Кондрат Крапива, бывший отнюдь не в стороне от литпроцесса, использовал поэму, дабы расквитаться с врагами. В тексте — шаржи на известных писателей. Кто достоин светлого будущего, кто нет… Возможно, эти изобличения и имели последствия, отнюдь не фантазийные.

Наш звездолет врезался в Проксиму Центавра

21 сентября 1937 года в британском издательстве «Аlien&Unvin» была напечатана книга, ставшая культовой, — фэнтези Дж. Р. Р. Толкиена «Хоббит». Теперь предложено считать эту дату всемирным Днем фэнтези. А на территории Советского Союза в то время фантастическая литература признается «проявлением враждебного модернизма». И практически исчезает. Дозволяется разве что так называемый «ближний прицел»: описывать изобретения, которые вот-вот совершит советская наука. И так — до второй половины 50-х, когда сдерживаемая фантазия творцов не только выплеснулась, но просто-таки рванула к звездам. Роман И. Ефремова «Туманность Андромеды», вышедший в 1957 году, стал точкой отсчета для новой «фантастической волны». Тем более фантастика на глазах становилась реальностью — первый спутник, полет Гагарина… В белорусской литературе появляются книги Янки Мавра «Фантамабiль прафесара Цылякоўскага» и Миколы Гамолко «Шосты акеан». Активно осваивается в жанре Владимир Шитик, пишет фантастические рассказы Наум Ципис. А вот ненапечатанная при жизни повесть Владимира Короткевича «Адвакат д'ябла» из ряда «выбивается» — сегодня ее назвали бы готической фэнтези.

Но постепенно оказалось, что фантасты «зарвались». От «Собачьего сердца» Булгакова и «Сказки о тройке» Стругацких вреда идеологической машине посчитали отнюдь не меньше, чем от диссидентских мемуаров. В 80-х фантастику вновь пробуют усмирить… Но поздно. Народ вошел во вкус. А оттенок запретности только добавил интереса. Тем более — в жанре столько возможностей для завуалированных намеков и издевок над официозом! Клубы любителей фантастики растут соотносительно с клубами авторской песни, то есть бурно и неконтролируемо. В середине 80-х довелось и мне побывать на заседаниях такого клуба, в самом подходящем помещении — на физфаке БГУ, где по назначенным дням собирались «высоколобые» любители Брэдбери и Воннегута. До сих пор помню, как шепотом хвалили одного из адептов клуба, написавшего повесть, в которой действовали злобные сиамские близнецы, называвшиеся Карл Маас и Фридрих Энгеляс или вроде того. В газете «Чырвоная змена» появляется популярная рубрика коротких фантастических рассказов. Правда, не сказать, чтобы в этом жанре усердствовали «профессионалы». Возможно, потому, что за жанром утвердилось звание «несерьезного». Но все же что-то появлялось — от романов Василя Гигевича и антиутопии Алеся Адамовича «Последняя пастораль» до рассказов Юрия Цветкова… Ну а в 90-х — прорвало…

Матрица, шматрица, гоблин в пальто