От ненависти до любви 2. На пути в вечность (СИ) - Страница 4
- Но ты за них не волнуйся, я сам все решу, – закончил свой доклад Иван.
- Ты ведь совсем недавно пришел в себя. Когда успел так много сделать? – подивилась я работоспособности больного, лишившегося селезенки всего насколько часов назад.
- Забыла, кто я? Пострадала голова, значит, - с сожалением погладил меня по волосам Иван. - Я же Царев, - гордо усмехнулся этот индюк. - Я всесилен.
- Вау-вау, а ты богом по выходным случайно не подрабатываешь, всесильный мой? – закатила глаза я. А спустя секунду поняла, что сморозила. Царев тоже удивился.
- Твой? – хитро улыбаясь переспросил он.
- Вовсе нет, случайно вырвалось, - смущенно скривилась я и заторопилась к выходу. – Поздно уже, мне пора. Отдыхай.
- Мне нравятся такие случайности, – подмигнул этот пижон. – Спокойной ночи, моя – подчеркиваю - кормилица.
- Иди к черту! – окончательно смутилась я и скрылась за дверью, улыбаясь, как ненормальная. Как же странно и смущает. Но от глупого хихиканья у двери меня отвлекли фотовспышки. Блин!
В своей палате я умылась прохладной водой, остужая пылающие щеки, и посмотрела на себя в зеркало. И как такая страшила могла понравиться такому красавчику – риторически спросила сама себя, ощупывая рассеченную под пластырем бровь и разбитую губу. Сколько еще мне придется пережить ударов судьбы рядом с мистером Большой и Совершенный Иван Царев? Еще один риторический вопрос. Распластавшись на кровати в привычной позе на животе, я попыталась отбросить головную боль и уснуть. Бесконечный день был слишком богат на впечатления. Я так устала. А бодрствовала всего пару часов от силы…
Мне показалось, что я только закрыла глаза, когда меня разбудил страшный крик.
- Нет! Нет!
Я быстро подорвалась с кровати, не смотря на резкую боль в спине. Кричали точно из соседней палаты. Иван! Что-то случилось! На него снова напали?! Филатов сбежал и пришел отмстить?! Ивану больно? Сколько отчаяния в его крике.
Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове. Немногим больше времени мне понадобилось, чтоб ворваться в его палату.
- Ваня! Ванечка! – бросилась я к нему. Он метался по кровати, простыни сбились, повязка окрасилась красным. – Тебе больно? Кто-нибудь! – закричала я не своим голосом, пытаясь удержать его на кровати. Его глаза резко распахнулись и с трудом сфокусировались на мне. На мгновение он замер, а затем рванул меня на себя, сжимая в объятиях.
- Жива. Ты жива. Я не убивал. Прости, прости меня. Жива, - бормотал он в бреду. Я расплакалась и от боли, и от того, что почувствовала ладонями, как намокает его повязка. Крови слишком много!
- Все хорошо, это просто сон. Ванечка, все хорошо! – всхлипывала я, пытаясь оторваться от него и понимая, что причиняю этим ему боль. Он застонал и отпустил меня, крепко цепляясь за руку. Я заглянула ему в глаза и ужаснулась: дикий страх, паника, бессилие, отчаяние, облегчение и снова страх. Кажется, он еще не до конца проснулся.
- Просто сон, - прошептал он сорванным от крика голосом.
Следом за мной вбежали охрана и медперсонал. Они суетились вокруг него. Мне не хотелось мешать, но Иван крепко держал меня за руку, не отпуская ни на шаг. Ему что-то укололи, проверили швы, что-то говорили, но я не слышала и не видела ничего, кроме его глаз, напряженно смотрящих прямо в глаза мне. По щекам струились слезы. И по моим, и по его.
- Просто сон, – шептала я вместе с ним.
Этот ужас пережитого, долго ли он будет преследовать нас?
Вскоре все покинули палату, а Иван начал расслабляться после укола. Видела, как тяжелеют его веки, но он боролся со сном. Рука все также крепко сжимала мою ладонь.
- Не уходи. Пожалуйста.
- Я не уйду. Буду здесь, пока ты не проснешься. Буду сторожить твой сон. Отдыхай, – прошептала я в ответ. Иван легонько потянул меня на себя, и я поддалась. Он перестал смотреть мне в лицо и, кажется, смутился всей этой сцены. Но продолжал удерживать меня.
- Я напугал тебя. Прости, – прошептал он, со стоном подвигаясь на кровати и освобождая мне место. Я послушно примостилась на здоровом боку рядом.
- Ничего. Все хорошо. Спи. Я буду здесь.
- Не хочу спать. Не хочу видеть все снова, – уже с закрытыми глазами шептал Царев.
- Я спою тебе, хочешь? Это не позволит плохим снам достать тебя.
Иван лишь кивнул, а я запела единственную колыбельную, которую знала наизусть. Вернее, которую мама знала наизусть, поскольку она пела мне только ее.
Сегодня я спою тебе
Песню о прекрасном сне,
Где небо ярко-голубое
И всё вокруг твоё, родное.
Там море шепчет свой рассказ,
Природы лик радует глаз,
И счастье совсем рядом где-то,
Закрыв глаза узнаешь это.
Расслабься и засни скорей,
Забывшись в свете фонарей.
Расчистив свой путь ото зла
Свободен ты и цель ясна.
Волнение твоё прошло,
Теперь всё будет хорошо.
Не бойся, я ведь буду рядом
И успокою своим взглядом.
Да, всего лишь сон,
Но как же реален он.
Стоит руку протянуть,
И звезда укажет путь.
Здесь спокойно и светло,
И на душе теперь тепло.
Здесь нет уныния и зла,
И вновь жива твоя мечта...
Я все пела и пела, наблюдая, как Ваня расслабляется. Сначала ослабла хватка на руке, потом разгладилась морщинка между бровей, веки перестали дрожать. Окончив колыбельную едва слышным шепотом, я легонько поладила его по щеке свободной рукой. Холодный. Стараясь как можно меньше двигаться и шуметь, я аккуратно стянула со стула плед и постаралась укрыть нас. Спина отвечала болью, но я упрямо продолжала орудовать одной рукой и ногой, пока не справилась. Повинуясь внезапному порыву я потянулась и поцеловала его в лоб. Все будет хорошо. Что же тебе приснилось такого жуткого? Наверняка похищение. Спрошу тебя завтра. А сегодня больше ни одному кошмару не позволю потревожить твой сон.
Несколько раз за ночь Иван дергался, но стоило мне продолжить петь, как он успокаивался, снова сжимая мою руку. Незаметно я и сама засыпала до очередного судорожного вздоха Вани.
Утро пришло неожиданно.
- Что это тут у нас? – презрительный голос показался хорошо знакомым. Я резко распахнула глаза, но его обладатель мирно посапывал. Приснилось мне что ли?
- Постельные грелки в этой больнице имеют весьма странный вид, – раздалось насмешливо-злобное фырканье за моей спиной. Я вскинулась, но Иван удержал меня и проснулся. Не взглянув на меня, он уставился за мою спину. И столько было стужи в его глазах, что я поежилась от холода. Но губы его дрогнули. От страха? Обиды? Злости? Презрения? Находиться с тем человеком в одном помещении ему явно трудно.
- Будильник выглядит еще более странно, - тихо ответил он скорей всего для меня. Лев Петрович, а это был именно он, судя по тому, как к нему обращался подошедший доктор, оставил это без внимания. Проигнорировал или не услышал? Я снова попыталась встать, но Иван продолжал крепко держать меня. Еще и ногу сверху закинул.
Нет, ну это уже ни в какие рамки! Обхватил меня, как медведь колоду! Когда я попыталась вырваться, он на секунду взглянул на меня потеплевшим и даже, кажется, умоляющим взглядом и снова уставился на отца. Я сдалась, решила не бросать его беззащитного перед, очевидно, разозленным мужчиной. Вспомнились рассказы Гнездова о том, что отец бьет Ваню. Что ж, я буду твоим щитом.
- Ты снова угодил в историю! Еще и журналисты пронюхали и караулят! Почему от тебя одни проблемы? – без предисловия начал обличительную речь Царев-старший, не обращая внимания на меня и доктора, который рассказывал все об операции и текущем состоянии Вани. Но Льву Петровичу нет дела до деталей, ведь он уже оценил результат: его сын живой и относительно дееспособный, раз рядом с ним «грелка». Я услышала смущенное бормотание врача о делах и звук закрывшейся двери. Кажется, охрана тоже ушла. Никто не хотел попасть под горячую руку тирана. Итак, нас оставалось только трое из восемнадцати ребят? А я еще и в такой неуместной позе. Ну, Царев, устрою я тебе! Потом. Когда разберемся с твоим папашей. Который тем временем продолжал возмущаться и обвинять Ваню во всех смертных грехах. Я всем телом чувствовала, как он все больше напрягается, превращаясь в гранитную статую.