От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войн - Страница 17
К этому времени советский правитель и гитлеровский министр настолько поладили между собой, что упоминание антикоминтерновского пакта более не смущало их. Риббентроп еще раз объяснил, что пакт был направлен не против России, а против западных демократий. Сталин вставил замечание, что «антикоминтерновский пакт в действительности напугал главным образом Лондонское Сити (то есть английских банкиров) и английских лавочников».
В этот момент, как свидетельствует немецкий отчет, благожелательное отношение Сталина привело Риббентропа в столь хорошее расположение духа, что тот даже попытался раз-другой сострить — примечательное событие для этого полностью лишенного юмора человека.
«Имперский министр иностранных дел [продолжает отчет] шутливо заметил, что Сталин, безусловно, был меньше напуган антикоминтерновским пактом, чем Лондонское Сити и английские лавочники. Что думал немецкий народ по этому поводу, видно из анекдота, который берлинцы, известные своим остроумием и юмором, сочинили, что Сталин еще сам присоединится к антикоминтерновскому пакту».
В заключение нацистский министр иностранных дел ударился в рассуждения, как горячо немецкий народ приветствует соглашение с Россией. «Сталин ответил, — говорится в немецком отчете, — что он действительно верит этому. Немцы желают мира».
Этот фарс достиг своего апогея, когда наступило время произносить тосты.
«Сталин по своей инициативе предложил тост за фюрера: “Я знаю, как немецкий народ горячо любит своего фюрера. Поэтому я хотел бы выпить за его здоровье”.»
Молотов выпил за здоровье имперского министра иностранных дел. Молотов и Сталин неоднократно пили за пакт о ненападении, новую эру в германо-советских отношениях и за немецкий народ.
Имперский министр иностранных дел в свою очередь предложил тост за Сталина, тосты за Советское правительство и за успешное развитие отношений между Германией и Советским Союзом.
Однако, несмотря на подобный теплый обмен речами между людьми, которые еще недавно были смертельными врагами, Сталин, по-видимому, в уме испытывал сомнения относительно соблюдения нацистами подписанного пакта о ненападении. Когда Риббентроп собрался уйти, он отвел его в сторону и сказал: «Советское правительство очень серьезно воспринимает новый договор. Он может в качестве гарантии дать свое честное слово, что Советский Союз не предаст своего партнера».
Что же подписали новые партнеры?
Опубликованный договор содержал обязательство, что обе договаривающиеся стороны воздержатся от всякого нападения друг на друга. Если одна из них «окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу». Ни Германия, ни Россия не будут «участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой Стороны».
Текст основных статей почти идентичен тексту советского проекта договора, который Молотов вручил Шуленбургу 19 августа и о принятии которого Гитлер сообщил в своей телеграмме Сталину. Русский проект уточнял, что договор о ненападении вступит в силу только в том случае, если одновременно будет подписан «особый протокол», который станет неотъемлемой частью пакта.
Согласно свидетельству Фридриха Гауса, участвовавшего в вечерней встрече, высокопарная преамбула, подчеркивающая установление дружественных советско-германских отношений, которую Риббентроп хотел включить в договор, была выброшена по настоянию Сталина. Советский диктатор возразил, что «Советское правительство не может вдруг внезапно преподнести своему народу германо-советскую декларацию о дружбе после того, как нацистское правительство шесть лет подряд лило на него навоз ушатами».
Таким образом, Гитлер получил то, чего он конкретно хотел: срочное согласие Советского Союза не присоединяться к Великобритании и Франции, если они сдержат свои договорные обязательства прийти на помощь Польше в случае нападения на нее.
Цена, которую заплатил Гитлер, была изложена в «Секретном дополнительном протоколе» к договору.[20]
«При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе…
1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР…
2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.[21]
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.
Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия».
Вновь Германия и Россия, как и во времена немецких королей и русских императоров, договорились о разделе Польши. А Гитлер предоставил Сталину свободу рук в восточной Балтике.
И наконец, в Юго-Восточной Европе русские подчеркнули свою заинтересованность в Бессарабии, которая отошла от Советского Союза к Румынии в 1918 году, а немцы декларировали свою незаинтересованность в этой территории — уступка, о которой Риббентроп позднее пожалеет.
«Этот протокол, — говорилось в документе, — будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете».[22]
И действительно, его содержание стало известным только после войны и захвата секретных архивов Германии.
24 августа торжествующий Риббентроп вылетел в Берлин, а на следующий день Ворошилов, встретившись с главами английской и французской военных делегаций, заявил им: «Ввиду изменившегося политического положения нет смысла продолжать обсуждение».
Два года спустя, когда немецкие войска вторглись в Россию, в нарушение этого пакта, Сталин по-прежнему продолжал оправдывать свою одиозную сделку с Гитлером, заключенную за спиной англо-французских военных делегаций, проводивших переговоры в Москве.
«Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов, — утверждал он в выступлении по радио 3 июля 1941 года, — и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии».
Так ли? Этот вопрос все еще остается предметом споров. То, что эта грязноватая тайная сделка дала Сталину такую же передышку, какую царь Александр I получил от Наполеона в Тильзите в 1807 году, а Ленин от немцев в Брест-Литовске в 1918 году, было очевидным. Вскоре она также обеспечила Советскому Союзу выдвинутые оборонительные рубежи против Германии за пределами существовавших границ Советского Союза, включая базы в Прибалтийских государствах и Финляндии — за счет поляков, латышей, эстонцев и финнов. И самое главное, как подчеркивалось позднее в официальной советской «Истории дипломатии», она гарантировала Кремлю, что, если Россия позднее подвергнется нападению Германии, западные державы уже будут бесповоротно втянуты в войну против «третьего рейха» и Советский Союз не должен будет один противостоять немецкой вооруженной мощи, как этого боялся Сталин летом 1939 года.
Все это, несомненно, верно. Но есть и другая сторона медали. К тому времени, когда Гитлер собрался напасть на Россию, армии Польши и Франции, а также Английский экспедиционный корпус на континенте были уничтожены, а Германия имела в своем распоряжении ресурсы всей Европы и никакой западный фронт не связывал ей руки.