От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войн - Страница 11

«Между Германией и Советской Россией не существует реального столкновения интересов в международных делах… Пришло время рассмотреть оздоровление и нормализацию германо-советских отношений… Итало-германский союз[14] не направлен против Советского Союза. Он направлен исключительно против англо-французской коалиции…

Если вопреки нашим желаниям начнутся военные действия с Польшей, мы твердо убеждены, что даже это никак не должно привести к столкновению интересов с Советской Россией. Мы даже можем пойти гораздо дальше и заявить, что при решении германо-польского вопроса — в какой бы форме это ни произошло — мы учтем русские интересы, насколько это возможно».

Затем Шуленбургу следовало подчеркнуть опасность для России союза с Великобританией.

«Мы не можем понять, что может реально побуждать Советский Союз активно участвовать в английской политической игре окружения (Германии. — Прим. перев.)… Это означало бы принятие на себя Россией одностороннего обязательства без какого-либо действительно ценного ответного английского обязательства… Британия не в состоянии предложить России действительно ценное quid pro quo, как бы ни были сформулированы договоры. Всякая [военная] помощь в Европе сделана невозможной “Западным валом”[15]… Мы поэтому убеждены, что Британия снова будет придерживаться своей традиционной политики предоставить другим державам таскать для нее каштаны из огня».

Шуленбург также должен был подчеркнуть, что Германия не имеет «агрессивных намерений» против России. И наконец, ему поручалось сообщить Молотову, что Германия готова обсудить с Советским Союзом не только экономические вопросы, но и «возвращение к нормальным политическим отношениям».

Гитлер счел, что проект идет слишком далеко, и приказал задержать его. По словам Гауса, на фюрера произвело впечатление оптимистическое заявление Чемберлена 24 мая, когда английский премьер-министр сообщил палате общин, что в результате новых английских предложений он надеется на возможность достижения широкого соглашения с Россией «в скором времени». Гитлер боялся нарваться на отказ. Он не отказался от идеи «сближения» с Москвой, но решил, что пока лучше будет придерживаться более осторожного подхода.

Захваченные официальные немецкие документы подтверждают эти колебания фюрера. Подготовленные Риббентропом указания послу, которые были показаны Гитлеру 26 мая, так и не были отправлены. Гитлер отменил их. В тот же вечер Вайцзеккер направил Шуленбургу радиограмму, в которой рекомендовал придерживаться «позиции полной сдержанности — Вы лично не должны предпринимать никаких шагов до следующего указания».

Эта криптограмма и письмо, которое статс-секретарь МИД Германии написал Шуленбургу, но задержал отправку до 30 мая, когда к нему была сделана весьма примечательная приписка, наглядно показывают замешательство в Берлине. В своем письме Вайцзеккер сообщал, что в Берлине полагают, что англо-советское соглашение «будет не так легко предотвратить» и что Германия колеблется предпринять решительную попытку помешать этому из-за опасения вызвать в Москве «взрыв язвительного татарского хохота». Кроме того, конфиденциально сообщил статс-секретарь, Япония и Италия холодно относятся к предполагаемому шагу Германии в Москве, и эта холодность союзников сказалась на решении Берлина придерживаться сдержанной позиции. «Таким образом, — подытожил Вайцзеккер, — мы сейчас хотим подождать и посмотреть, как далеко зайдут взаимные обязательства Москвы и Парижа — Лондона».

Вайцзеккер задержал отправку письма, видимо считая, что Гитлер еще не принял окончательного решения. 30 мая он добавил к письму следующий постскриптум:

Эта беседа с Астаховым мало чего дала, но она представляла собой начало нового почина со стороны немцев. Предлогом для приглашения советского поверенного в делах было обсуждение статуса советского торгпредства в Праге, которое русские стремились сохранить. В ходе беседы, вращавшейся вокруг этого вопроса, оба дипломата пытались выяснить, что друг у друга на уме. Вайцзеккер сказал, что он согласен с Молотовым — политические и экономические вопросы не могут быть полностью отделены друг от друга — и выразил заинтересованность в «нормализации отношений между Советской Россией и Германией». Астахов заметил, что Молотов не имел «намерения закрыть дверь для дальнейших советско-германских обсуждений».

Несмотря на взаимную осторожность, немцы несколько приободрились. Вечером 30 мая Вайцзеккер отправил срочную криптограмму Шуленбургу в Москву:

«Вопреки планируемой до этого момента тактике, мы сейчас, в конце концов, решили установить определенный контакт с Советским Союзом».

На протяжении всего июня в Москве между германским посольством и народным комиссаром внешней торговли А. Микояном велись предварительные переговоры о новом торговом соглашении.

Советское правительство по-прежнему с большим подозрением относилось к Берлину. Как сообщил 27 июня Шуленбург, Кремль полагает, что немцы, добиваясь торгового соглашения, хотят сорвать переговоры русских с Англией и Францией. «Они опасаются, — радировал он в Берлин, — что, как только мы этого добьемся, мы можем завести переговоры в тупик».

28 июня Шуленбург имел длительную беседу с Молотовым, которая, согласно его донесению в Берлин, протекала «в дружественной обстановке». Тем не менее, когда немецкий посол положительно отозвался о договорах о ненападении, которые Германия заключила с Прибалтийскими республиками,[16] советский наркоминдел ехидно заметил, что «должен усомниться в надежности таких договоров, после того что происходит с Польшей».

Шуленбург был одним из уцелевших приверженцев старой школы Секта, Мальцана и Брокдорф-Рантцау, которая стремилась к сотрудничеству с Советской Россией после 1919 года и установила его в Рапалло. Как свидетельствуют его отчеты и телеграммы в 1939 году, он искренне пытался восстановить тесные отношения.

Внезапно 29 июня Гитлер приказал прервать переговоры с русскими, в том числе и по экономическим вопросам.

Немецкие секретные документы не содержат никаких сведений, объясняющих эту внезапную перемену настроения Гитлера. Шнурре еще 15 июня предупредил, что прекращение экономических переговоров будет невыгодным для Германии политически и экономически.

Да и неровный ход англо-французских переговоров с Советским Союзом едва ли мог настолько обескуражить Гитлера, чтобы привести его к этому решению. Он знал из депеш германского посольства в Москве, что Россия и западные державы зашли в тупик в вопросе предоставления гарантий Польше, Румынии и Прибалтийским государствам. Польша и Румыния решительно отказывались разрешить проход советских войск через их территории, чтобы встретить нападение Германии. Латвия, Эстония и Финляндия также упорно не соглашались принимать советские гарантии — позиция, которую поощряла Германия, открыто грозя им карами, если их решимость ослабнет.

Стремясь найти выход из тупика, Молотов предложил в начале июня, чтобы Великобритания прислала в Москву на переговоры министра иностранных дел. Однако лорд Галифакс отказался поехать. Вместо него англичане решили послать второстепенного чиновника Форин оффис Стрэнга, которого мало кто знал в Англии и за ее пределами. Русские восприняли это как свидетельство того, что Чемберлен по-прежнему не относился всерьез к созданию союза против Гитлера.

18 июля советский торговый представитель в Берлине Е. Бабарин посетил Юлиуса Шнурре в министерстве иностранных дел и сообщил ему о желании России расширить и оживить советско-германские экономические отношения. Он передал памятную записку по вопросу о торговом договоре и заявил, что, если существующие разногласия между сторонами будут устранены, он уполномочен его подписать. 22 июля советская пресса сообщила, что в Берлине возобновились советско-германские торговые переговоры.