От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войн - Страница 103
Но, по-видимому, ничто из этого не принималось им в расчет в то время, когда он ликующе сообщил репортерам, как, по его мнению, он вел бой: «Первое, что я сделал, — это упорядочил район сражения, распределил все. Я разместил резервы в нужных и хорошо продуманных местах. Я реорганизовал американскую и британскую армии. 7-й корпус был разбросан. Я сказал: “Так дело не пойдет. В бою его сразу проглотят”. Я принялся за дело и вновь сформировал корпус. И когда он вновь начал таять в оборонительном сражении, я снова сформировал его. Вы должны иметь хорошо сбалансированный, аккуратный бой, когда попали в свалку».
В действительности же главный бой, проходивший между Манэй и Селль с 21 по 26 декабря и решивший исход сражения в северной части Арденн, никогда не был «аккуратным боем». Ибо это была не игра в шахматы, а ссора в баре. Это была беспорядочная серия неистовых схваток, почти не связанных друг с другом, которые отличались разрушением коммуникаций и ссорами командующих почти на каждом уровне.
Так, например, Риджуэй хотел, чтобы 7-я бронетанковая дивизия стояла и сражалась к востоку от Зальма. Ее командир Хэзбрук заявил, что если так сделать, то от дивизии ничего не останется, и Монтгомери поддержал его. Но позже вспыльчивый Риджуэй возразил против отвода 82-й воздушно-десантной дивизии к практически недоступному гребню на юге Вербомона, и на этот раз его поддержал Ходжес. Монтгомери уступил, и 82-я воздушно-десантная дивизия почти вся погибла, когда немцы начали мощную атаку, в результате которой был взят Гранмениль.
Везение и удача, а не военная рассудительность руководили на поле сражения; и если последнее закончилось в пользу союзников, то это произошло лишь благодаря тому, что немцы не смогли обеспечить горючим свои бронетанковые силы, подкрепить свои истощенные в атаках войска или возместить их потери, защитить себя от мощных воздушных атак или состязаться с союзниками в скорости наращивания средств. Ну и, конечно, основным фактором поражения немцев была совершенно неожиданная для них способность американских солдат восстанавливать силы после сокрушительной атаки, которая разрывала их фронт, внося хаос и смятение, и выстоять, сражаться, а затем самим атаковать. Это была реакция, опрокидывавшая точный расчет времени, от которого зависело наступление.
Руководство Арденнским сражением на севере перешло к Монтгомери после четырех критических дней, во время которых уже появилось большинство тех факторов, которые обрекли потом наступление на провал. Случай и другие факторы, над которыми Монтгомери был не властен, свидетельствуют о том, что он был не способен осуществлять тот абсолютный контроль, который присущ его стилю полководческого искусства.
Фельдмаршал лорд Монтгомери Аламейнский — один из тех немногих солдат второй мировой войны, которые достигли звания «великого полководца», и его репутация прочно покоится на столпах битвы в Северной Африке и при высадке на северо-западе Европы. Ничто не может отнять у него его место в истории, но когда дадут окончательную оценку его карьере, я думаю, битва в Арденнах не будет рассматриваться как один из его триумфов.
В южной части поля сражения внезапность, ярость и сила немецких атак, казалось, вначале ошеломили Верховное командование, и возникло опасное промедление по крайней мере в 36 часов в подготовке тактического и стратегического отпора этому крупному наступлению. Только то, что немцы в конце 1944 года были не способны воспользоваться этим промедлением, помешало им достигнуть по меньшей мере Мааса. Недостаток в людях и снаряжении вместе с несбалансированным развертыванием сил способствовал первоначальному провалу планов немцев, но столь же важным было и то, что американцы удерживали свои позиции тогда, когда холодная военная логика говорила «это невозможно», а они срывали расписание, и задуманный «блицкриг» обернулся тяжелым, изнурительным состязанием, которое немцы не могли выиграть.
Верховное командование экспедиционными силами союзников в Европе и штаб 12-й группы армий сосредоточили свое внимание на той части фронта, которая была ближе к ним, и предоставили 1-й и 9-й армиям США отражать атаки на севере по своему усмотрению. Ходжес, который рано потерял в сражении оперативный контроль над 8-м корпусом, сказал Монтгомери, что не видел ни Брэдли, ни Эйзенхауэра с того момента, как началась атака на его армию. К счастью, он и командующий 9-й армией генерал Симпсон были давнишними друзьями, и передача дивизий от одного к другому совершалась неформально, по телефону, без обращения в Верховное командование союзными силами в Европе, что было «нарушением», которое немцы никак не могли предусмотреть в своих планах.
В связи с расстройством коммуникаций и «значительным смятением и дезорганизацией в тылу американских войск».[120] Верховное командование плохо представляло, что происходило на линии сражения вплоть до третьего дня, поэтому и большинство донесений о битве начинается с этого времени. Позже, когда крупное немецкое наступление потерпело поражение, роль тех рот, которые приняли на себя первый удар и держались в течение часов и даже дней, пока не были разбиты, была недооценена, в то время как о частях, участвовавших в конечной победе, писали в героических терминах. Пропаганда — это также оружие войны, а мертвые не дают интервью.
С другой стороны, генерал Паттон всегда находил время для бесед с корреспондентами, и благодаря его колоритной фигуре и живописной речи 3-я армия редко сходила со страниц газет. Несмотря на то, что 3-я армия не была введена в бой до тех пор, пока немцы на западе не были весьма значительно ослаблены почти полным уничтожением их сил, загнанных в «Фалезский мешок», Паттон, убежденный, что война развивается недостаточно быстро, думал, что он покажет, как это надо сделать.
Игнорируя приказ Брэдли расположить мощные силы у «ворот» Бретани, для того чтобы предотвратить возможную контратаку с востока, он погнал свои танки вместо запада на Брест. Поскольку в Бретани практически не было немецких войск, за исключением тех, которые охраняли порты, 3-я армия могла передвигаться быстро, поддерживаемая примерно 50 тысячами французов из подполья, которые активизировали свои действия.
Публике были нужны в то время фанфары, которые поднимали настроение, и заключительный рейд Паттона был подхвачен газетами и всячески разрекламирован. Брэдли был очень рассержен. Он говорил, что Паттон больше заинтересован в крупных заголовках, чем в использовании своей головы для разработки тактики. Он писал после войны: «Джорджа стимулировали крупные заголовки. Чем чернее они были, тем безрассуднее он сражался».
Генералу Паттону очень крупно повезло в том, что его начальство так хорошо его понимало, знало и его бесспорные достоинства, и слабые места.
Ни один другой генерал не отважился бы пройти так быстро и так неосторожно через Францию, как это сделал он, но ему исключительно везло в необычных обстоятельствах, ибо в какой-либо прежний момент войны или на каком-либо другом участке фронта в то время он, вероятно, потерял бы армию. Но Джордж Паттон, с хлесткой речью и презрением к осторожности, был «неклейменым теленком», животным, которое всегда вызывало восхищение у американской публики. Солдаты, которых он так беспощадно гнал, возможно, и ворчали немного, но им доставляло удовольствие считаться «парнями Паттона».
Каждый рассказывал истории о нем, и если Эйзенхауэр жаловался, что Джорджи Паттон прибавил ему больше седых волос, чем немцы, а Брэдли он не раз приводил в ярость, они тем не менее относились к нему с большой любовью. Он был словно бельмо на глазу. Сорвиголова, он всегда кого-нибудь обижал, но всегда выходил сухим из воды и дело делалось; каждый, кто сам не был под обстрелом на линии фронта, думал, что шумная манера действий Паттона — это та, с помощью которой выигрывают войны.
В Арденнах, как мы видели, тактический контроль на южном фасе сражения осуществлял Паттон, который начал дело с шумным успехом. Его боевой подвиг, выразившийся в том, что он вывел большую часть своей армии из боя на одном участке и в течение четырех дней повернул ее на 90 градусов для атаки на другом участке, вполне заслуживает похвалу Брэдли: «Это один из самых удивительных подвигов полководческого искусства в ходе нашей кампании на Западе». Но после этого драматического начала 3-я армия разочаровала своим медленным продвижением.