От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке - Страница 46

Все же эффект от учебы в СССР был в целом благотворным для двусторонних отношений. Выпускники советских вузов, как правило, сохраняли хорошие воспоминания о стране, где они провели лучшие, студенческие годы жизни, и теплые чувства к народу, среди которого они жили, хотя и не к коммунистическому режиму.

Естественно, что студентов из Турции, Ирана, Афганистана было меньше, хотя после апрельского переворота 1978 года в Кабуле в СССР были направлены десятки тысяч афганцев.

Почти четвертая часть арабских студентов возвращались с советскими женами, как правило русскими. По неофициальным подсчетам, в арабских странах к концу ХХ века около ста тысяч человек жили в семьях, где хотя бы один – русский.

Однако десятки тысяч женщин, вышедших замуж за граждан других стран, считались отрезанным ломтем. Советские чиновники именовали их с презрительным оттенком «совгражданками». Их грубо отпихивали от советских колоний, от посольств, не пускали детей от смешанных браков в советские школы за рубежом.

«Мы не могли ничего сделать, – говорит Е.Д. Пырлин, – это наша беда, а не вина. Тот строй, который у нас был, не позволил осуществлять нормальные человеческие связи»¹⁷⁷.

А.Ф. Смирнов (журналист-арабист)¹⁷⁸. Развитию связей с арабским миром у нас крайне препятствовала закрытость советского общества. Десятки тысяч арабских граждан получили образование в Советском Союзе. Тысячи политэмигрантов и других выходцев из арабских стран обосновались (правда, с большим трудом) в Советском Союзе. Но взаимопроникновение русской и арабской культур, участие арабов в тех или иных наших делах крайне незначительны. В то же время в США, например, правой рукой президента Буша был ливанец Сунуну, послом США в Марокко до недавнего времени был также выходец из Ливана. Выходцы из арабских стран – врачи, бизнесмены, политические деятели, дипломаты – играют большую роль в США. Многие из них не забыли арабский язык. В нашем АПН, чтобы побеседовать с арабским журналистом, которого я знаю тридцать лет и который оказал нашей стране услуг не меньше, чем некоторые наши сограждане, я должен заполнить несколько бланков, принять его в специально защищенном и изолированном помещении, сделать запись беседы и т. д. Роль арабских граждан в наших органах информации, работающих на Ближний Восток, чисто техническая – переводчики, стилисты. В крупнейших американских и британских университетах совместно работают арабские и западные востоковеды, на равных готовят и публикуют научные труды. Я же до сих пор не видел ни одной серьезной книжки, если не считать словарей, написанной совместно советским специалистом и его арабским коллегой[12].

Автор. Наши внутренние проблемы сказывались вовне.

А.Ф. Смирнов. Еще как. Подбор кадров для командировок бывал сомнительный. На наших стройках и совместных объектах в арабских странах работало слишком много «блатных», в том числе средних и малых начальников, не знающих непосредственно своего дела и не заинтересованных в изучении новых технологий, арабского или даже европейских языков. В военных же контрактах царил полнейший произвол.

Прежде, в хрущевские времена, многие советские специалисты отличались подлинным интернационализмом и энтузиазмом в работе. Но дух стяжательства был нередким.

Автор. Наши люди нередко вынуждены были неприлично экономить.

А.Ф. Смирнов. Ну не дипломаты же! У них были частые загранкомандировки. Но конечно, наша практика обрекала за границей советского специалиста, независимо от его квалификации, зачастую на полунищенское и бесправное существование на глазах у десятков арабов, хорошо обо всем осведомленных.

Автор. Но если отвлечься от быта, то, может быть, картина предстанет другой.

А.Ф. Смирнов. И да и нет. Наши военные специалисты нередко проливали кровь и погибали в ряде стран, например в Египте. Это останется в памяти египтян. Убивали или брали в плен советских гражданских специалистов и в странах, где разгорелись гражданские войны, нередко вызванные догматической, тоталитарной политикой дружественных Москве режимов. Но наша гуманитарная помощь нередко отсутствовала там, где приходила помощь Запада.

Автор. Ну а общий итог?

А.Ф. Смирнов. И все-таки я бы ни в коем случае не стал перечеркивать все то положительное, что сделано, – от Асуана до профтехучилища в Йемене. Мы же в 50-х годах начинали с нуля. Сейчас есть большой задел.

Оглядываясь на период, охваченный настоящей главой, обнаруживаешь, что в ней нашлось очень мало места для описания взаимоотношений Советского Союза и местных компартий. Означало ли это исчезновение идеологического компонента во внешней политике Советского Союза? Отнюдь нет. Хотя относительный вес прагматизма и мифологии изменился, мышление и поведение советского руководства были по-прежнему пронизаны мессианскими идеями, искажающими внешнеполитические приоритеты и конкретные действия. Груз инерции и пропагандистских установок давил на принятие политических решений.

А.С. Кулик¹⁷⁹. Большинство коммунистических партий, с которыми мне приходилось работать, создавались с нашей помощью, а не потому что это отвечало той реальной обстановке, которая складывалась в арабских странах. Тот факт, что мы поддерживали так называемые левые движения, социалистические, коммунистические, это оказывало зачастую негативное влияние на выработку нашей ближневосточной политики.

Если империализм был высшей и последней стадией капитализма, то кто-то и в угнетенных империализмом странах капиталистической периферии, и в его бастионах должен был возглавить победное шествие народов к апофеозу развития человеческого общества – социализму в форме советской сталинско-брежневской модели.

Такая роль, естественно, предназначалась «пламенным революционерам, верным друзьям СССР» – коммунистическим партиям и на Западе, и на Востоке. Именно они – в идеале – должны были стать авангардом борьбы за освобождение своих народов на Западе от гнета буржуазии, а на Востоке – от колониального или полуколониального ига, создавая себе социально-политическую базу среди рабочих и других трудящихся.

Большевики считались как бы одной из секций Коммунистического интернационала, в который на тех же правах входили другие партии-секции. Одной из главных задач зарубежных коммунистов была защита интересов и безопасности Советского Союза – страны, где взяла в руки власть одна из секций Коминтерна и откуда шла поддержка других секций, конечная цель которых – пролетарская революция и приход их к власти в своих странах. Эти идеалы не вызывали до поры до времени сомнений ни у советских, ни у зарубежных коммунистов. Разве не сказали еще классики, что «рабочие не имеют отечества»? Разве поддержка СССР не соответствовала интересам «своих трудящихся» и делу освобождения от колониального гнета своих стран? Лояльность по отношению к СССР была в принципе составной частью убеждений «настоящих коммунистов».

В 20–40-х годах реальные процессы, проходившие в СССР, лишь немногих из зарубежных коммунистов отталкивали от их мессианской идеи. Образ страны победившего социализма, доносимый до них советской пропагандой, начисто заслонил реалии сталинского режима. Те из иностранных коммунистов, кто жил в СССР, уцелел в период «чисток» 30-х годов и сохранил убеждения и идеалы, переживали трагический надлом: разрыв между лозунгами и реальностью был слишком велик. Кое-кто превратился либо в манкуртов, которые с постоянством магнитофона повторяли изречения «вождя народов», либо в циников, готовых ради выживания и куска хлеба с маслом на все. Судьба отдельных арабских, турецких, иранских коммунистов, сгинувших в сталинских застенках, еще ждет своих исследователей.