От легенды до легенды (сборник) - Страница 48

В то утро дозорные привели к Давыдову дрожащего не то от страха, не то от наступившей в ноябре стужи мужика. Гонец хотел повалиться заступнику в ноги, но тот его остановил.

– Лоб-то побереги, пригодится. С чем явился?

– Беда, барин! – торопливо заговорил мужик. – Хранцузы пришли. Обоз в деревне налаживают, почитай, подвод двадцать. Все подмели, помрем ведь с голодухи!

– Много ли людей?

– Да человек… – гонец возвел глаза и принялся безмолвно перебирать губами, словно считал нарисовавшихся на потолке захватчиков, – сто будет.

– Что ж по науке моей не поступите? Встретьте с поклоном, а как спать лягут…

– Ученые они, – забыв о том, что говорит с самим Давыдовым, перебил мужик. – Пленных гонят. В церкву заперли. Стращают, ежели хоть волос у солдата ихнего упадет, всех перестреляют. Пока с теми, что в деревне стоят, расправимся, порешат наших солдатиков.

– Пленные? – Денис Васильевич покусал ус. – Французу самому нынче голодно. Зачем им потом такая обуза? Все равно постреляют. Бывало.

– Позволь, я с молодцами моими! – вскочил сидящий тут же Елизаров. – Ты только с дела, а мы уж двое суток попусту воздух гоняем.

– Маловато у тебя людей, – усомнился Давыдов.

– Француз по домам сидит, отогревается. Ружья они во дворе шалашом ставят… если мужик смирный. Смирный у вас мужик?! – окликнул поручик гонца, больше чтоб приободрить.

Тот с готовностью закивал.

– Смирный, смирный… солдатики ж в церкви. Конвой при них. Куды ж рыпаться?

– Вот и ладно! Пока лягушатники очухаются, уже скрутим. Несколько человек к церкви пошлю. Чтоб разом по обеим точкам ударить. Не ждут же.

Давыдов колебался. Вдруг из сумрака выступил Архип. Оказавшийся с ним рядом Елизаров отпрянул. Он готов был крест целовать, что проводник появился прямо из стены.

– Лощина там, – буркнул дед. – По ней к самой деревне подобраться можно. Глядишь, не заметят. Покажу.

Бешеным вихрем влетевший в деревню отряд Елизарова был встречен шквальным огнем. Трое ополченцев легли на месте, еще двоих тяжело ранило. Пришлось спешно отходить, чтобы внести поправки в первоначальный план. Со стороны деревни слышались редкие выстрелы. Французы огрызались больше для острастки, пули сюда не долетали.

– Где ж их сотня?! – скрипнул зубами поручик. – Тут все три! Из домов да из-за заборов палят. А мы как на ладони. Приметили нас, похоже, пока по лощине крались. Прохлопали мы дозорных.

– Видать, сотня та – обозное прикрытие было, – предположил один из гусар. – Пока то да се, основная часть подтянулась. Кони вон еще не расседланы. Только подошли, выходит.

– Вижу, – покачал головой Елизаров. – Скачи к Давыдову. Без подмоги никак. А мы тут покуролесим.

Когда отряд Давыдова примчался на помощь, из группы ополченцев осталась треть. На провокацию французы не поддавались, преследовать поредевший отряд Елизарова не спешили. Отбивались, упорно не покидая укрытий.

– Что ж ты людей не жалеешь! – набросился Давыдов на Елизарова.

Поручик отвел глаза.

– На себя отвлекал. Боялся, уйдем, а они – к церкви. И моих, и пленных положат.

Давыдов сжал кулаки.

– Ладно, выкурим. Пару изб запалим, сами вылезут.

– Дозволь мне! – Елизаров подался вперед. Сейчас Давыдов отправит остатки его группы в лагерь, и за погибших отомстит кто-то другой. В глазах поручика полыхнуло отчаяние – пусть он не выполнит приказ, будет разжалован в рядовые, да хоть в вечные конюхи, но враг заплатит за кровь его товарищей. И плату взимать будет он сам! Денис Васильевич глянул на Елизарова. Хотел было рявкнуть, запретить, чертыхнуться, но вместо этого вдруг тихо сказал:

– Иди. Прикроем. Найди еще человек шесть. Поджигать с нескольких сторон, чтоб дым завесой.

С Елизаровым вызвались идти шестеро из двадцати семи выживших его людей. Давыдов тому не удивился.

Левый угол избы занялся пламенем. Над наваленным у стены скарбом заклубился черный дым. В доме началась паника. Поручик закашлялся. Дым – хорошо, в нем можно спрятаться от стрелков. С противоположной стороны избы грохнула дверь. Послышался топот, лязг оружия и вопли на французском языке. Потом залп. «Наши!» – удовлетворенно отметил поручик, и тут что-то ужалило его в шею. Обозленный выходкой русских французский офицер бил почти наугад. Дым ел глаза, от кашля ружье вздрагивало. Эту пулю можно было назвать шальной. Падая, Елизаров увидел сочащееся сквозь едкую черноту сияние. Взметнувшаяся как-то сразу вьюга бросилась ему на грудь, прильнула холодными снежинками к лицу.

– Пурга… надо же, – чему-то удивился поручик, и все померкло.

Захваченный в плен полковник де Совиньи с непроницаемым лицом сидел за столом. Давыдов ходил по комнате, заложив руки за спину. Как же ему хотелось придушить этого презрительно поджавшего губы хлыща! Но его кодекс гласил – убивать только на поле брани или продавшихся врагу изменников.

– Итак? – Денис Васильевич взял себя в руки и продолжил допрос.

– Мое вам последнее слово – вы никогда бы не победили Великую армию императора, если бы не морозы!

– Ах, морозы! – Давыдов не выдержал, рванулся к столу. От неожиданности полковник отпрянул. Однако непостижимый, одетый как мужик аристократ лишь уперся кулаками в столешницу и приблизил глаза к растерянному лицу полковника. – Я скажу вам. Сытые лошади выдержат любой мороз. Это касается и людей, пятнадцать тысяч из которых у вас нынче больны. Ответьте, морозы ли лишают вашу армию обозов с фуражом, продовольствием и боеприпасами? Морозы ли вносят сумятицу внезапными атаками? Морозы ли вынуждают простого крестьянина вступать в мои отряды или сражаться с врагом в собственной деревне? Когда я начинал, мне выделили восемьдесят казаков и пятьдесят гусар. Посмотрите, сколько нас сейчас! А ведь я говорю о том, что даже не затрагивает вопроса основных частей русской армии. Это только народное ополчение, в котором главное – люди, а не морозы. Но, если вам угодно, давайте о морозах… Для вас сюрприз, что в России они бывают? – Давыдов насмешливо прищелкнул языком. – Понимаю, хочется списать все на непредвиденные обстоятельства, но разве одеть солдат соответственно климату не одна из задач командования? Простите, но корзины и пуховые платки, намотанные на ноги, греют существенно хуже, чем валенки. Да и воевать в них несподручно.

– Ваша война неблагородна! – взвился француз. – Нападать из-за спины недостойно!

– Прошу покорно простить, что я так неблагородно защищаю свою Отчизну от тех, кто явился с оружием! – развел руками Давыдов.

Из угла послышался тяжелый вздох. Де Совиньи и Давыдов обернулись. Там никого не было.

Холодно. Изо рта шел пар. Денис Васильевич похлопал себя по плечам и посмотрел на верхушки сосен. Когда еще рассвет, а скоро выходить. Главное преимущество партизанских партий – маневренность. Вот есть – а вот и умчались. Но его отряд с первых дней своего существования рос, пополняясь все новыми и новыми ополченцами. Перебрасывать войско становилось все сложнее. Давыдов задумался.

За спиной под чьей-то грузной поступью заскрипел снег. Предводитель обернулся. Перед ним стоял Архип. Да какой! В шубе и шапке с меховой оторочкой. В руке – искрящийся ледяным хрусталем посох.

– Куда ж ты так вырядился? – обретя дар речи, поинтересовался Давыдов.

– Уходим мы. – Голос старика тонул в пышной бороде.

– В какие веси, позволь осведомиться?

– Того тебе знать не надо, – привычно пресек вопросы Архип. Потом глуховатый бас его смягчился, в нем скользнула грустинка. – Что тебе знать следует, так это что прав ты был.

– В чем прав?

– Твоя правда – есть сила больше моей.

– Ну да… – хмыкнул Давыдов, а про себя подумал: «Забавный дед, хоть и с придурью. Жалко, куда пойдет?» – Ты, Архип, оставайся. К вареву твоему мы привыкли, почти не тошнит.