От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай - Страница 25

По окончании письма ученики подходили и по очереди подавали тетрадки учителю, который просматривал написанные иероглифы. Если некоторые были изображены неверно, он поправлял их, а в случае нескольких ошибок, бамбуковая тросточка прогуливалась по спине ученика, и бедняга возвращался на свое место, чтобы переписать еще раз.

Проследив некоторое время за этим однообразным учением, мы ушли, и Сплингерд рассказал мне следующее: первичную школу проходят по возможности все мальчики в городах и селениях; только в мелких поселках и уединенных фанзах в глуши, не имеющих средств держать учителя, дети часто остаются неграмотными. Но эта грамотность не высокого качества; дети заучивают философское учение Конфуция, содержащееся в нескольких книгах, и знакомятся при этом с изображением двухтрех тысяч наиболее употребительных иероглифов; они могут написать заученные изречения и продекламировать их наизусть. Таким образом упражняется только зрительная и слуховая память. Ни математика, ни география, ни история не преподавались в этих школах. Разговорному языку, простому счету ребенок учился между прочим, в семье, где наблюдал также в большей или меньшей степени применение правил морали, почитания родителей и пр., изложенных в учении Конфуция. Громадное большинство китайцев оставалось при этих знаниях на всю жизнь. Впрочем, в первой книге Конфуция Сянцзыван содержатся замечания этого философа о природе человека, об истории, литературе и естественной истории, существовавшие 1000 лет тому назад. Эта книга содержит 1668 иероглифов, изображенных на 178 строках, и на ее изучение тратят несколько лет. За ней следовала книга классиков в 1000 письменных знаков, требовавшая еще несколько лет, чем и заканчивалось обучение.

Более состоятельные родители после этого пристраивали сына. К какомунибудь купцу, чтобы он совершенствовался в счете и письме и приобретал торговую сноровку.

Необходимо сказать, что в те годы в Китае не было высших школ, подобных европейским университетам, как не было и средних школ, подобных европейским. Все такие школы начали появляться только в начале XX века, так что приведенные характеристики относятся к последнему периоду жизни дореволюционного Китая.

Поэтому современный читатель сочтет архаизмом, сравнимым только с тем, что имело место в средние века в Европе, высшие степени образования, которые достигались в Китае в это время. Желающие получить первую из четырех степеней подвергались экзамену в своем уездном городе, власти которого назначали тему для письменной работы и давали день на ее выполнение; экзаминатором являлся литературно образованный чиновник, имевший звание «улучшателя учености». Имена выдержавших испытание и получивших звание «иенмин» вывешивались в экзаменационном зале; число их редко превышало 5 % явившихся на экзамен. Они имели право поступить в школу, находившуюся в окружном городе; окончив ее, они подвергались новому испытанию на звание «фумин», с более строгими требованиями. Выдержавшие готовились к третьему испытанию в присутствии ученого из главного города провинции, который раз в год объезжал окружные города и проводил в них экзамены, дававшие право на звание «сюцай», аналогичное степени бакалавра и освобождавшее от телесного наказания.

Следующее ученое звание «цзюжень», вроде кандидата, получалось после испытания в главном городе провинции. При впуске в экзаменационный зал явившиеся подвергались обыску, чтобы они не могли пронести в карманах, обуви, складках одежды или письменных принадлежностях миниатюрное издание классиков или заранее написанное сочинение. В зале их рассаживали в отдельные каморки, у дверей и окон ставили караульных. Вечером, по сигнальному выстрелу, всех выпускали; то же повторялось еще один или даже два дня. Пищу испытуемые приносили с собой. На первый день испытания задавали четыре темы из первых четырех книг Конфуция, причем одну тему следовало изложить гекзаметрами в поэтической форме. Наименьший размер сочинения составлял 100 иероглифов, красиво написанных. На второй день давали темы из пяти классиков. Темами вообще являлись изречения из классиков и их комментаторов, и нужно было указать, откуда взята тема, и развить ее согласно правилам риторики. После этого экзамена, продолжавшегося иногда два дня, давался перерыв на сутки, и затем явившимся вновь, т. е. считавшим, что они подали удовлетворительное сочинение, задавали 5 вопросов — по управлению государственными должностями, по применению законов, по истории, географии и темным местам в классиках и философах.

Испытательной комиссии в составе 10 человек давалось 25 дней для просмотра представленных сочинений. Но в многолюдных провинциях на эти испытания являлось до 5000 человек, каждый из которых подавал 13 сочинений. Понятно, что сотни сочинений оставались непрочитанными. Имена выдержавших испытание объявлялись в полночь 10 числа 9 месяца глашатаем с высшей башни города; на следующий день списки их раздавались на улицах, рассылались во все города провинции и вывешивались при орудийных салютах в зале испытаний. Затем следовал банкет от города, на котором мандарины прислуживали чествуемым, а у входов стояли слуги в фантастической одежде с ветвями маслин — символом литературных успехов — в руках.

Высшую ученую степень «цзиньши», вроде доктора, получали по экзамену в Пекине, столице Китая, куда являлись получившие звание цзюнжень в провинциях. Обстановка испытания была подобна вышеописанной (рис. 55), темы аналогичные, но экзаминаторы имели высшие ранги, и выдержавшие представлялись богдыхану, который давал трем избранным награду. В виду больших расстояний в Китае и плохих путей сообщения на испытания в Пекин приезжали только кандидаты, имевшие достаточные средства. Из выдержавших этот экзамен уже немногие стремились получить самую высокую степень «гуньщи», т. е. ученого, которой должны были предшествовать еще годы литературных и философских занятий, так что ее добивались многие только в старости. Но и в испытаниях на звание бакалавра, кандидата и доктора нередко принимали участие пожилые люди или даже старики; бывали случаи, что отец, сын и внук экзаменовались на то же звание одновременно.

Этот институт испытаний был учрежден для поднятия образованности и для того, чтобы высшие должности доставались только образованным людям. Но должности и даже ученую степень в Китае все же получали за деньги, и это совершенно обесценивало смысл этого учреждения, и многие баккалавры, кандидаты и доктора оставались долго или всю жизнь безработными.

Рис. 55. Вверху — здания, в которых в Пекине запирали экзаменующихся; в середине — экзаминаторы; внизу — группа экзаменующихся на высшую ученую степень

Трудность изучения китайского языка и письменности обусловлена особенностями иероглифического письма. Каждый иероглиф представлял не букву, как в европейских языках, а целое понятие. Этим объясняется громадное число иероглифов, достигающее 100000; даже общеупотребительных, знание, которых необходимо для чтения и письма в житейском обиходе, от 2000 до 3000. Многие из них состоят из 10–20 значков — черточек и точек — в определенном положении; если пропустить один из них или написать его неправильно, иероглиф получит другое значение. Первоначально китайские иероглифы, подобно египетским, представляли схематическое изображение понятия в виде четвероногого, птицы, рыбы, человека, орудия и т. п., но постепенно превратились в комбинацию черточек и точек. Для европейца трудность языка увеличивается тем, что многие понятия, изображаемые различными иероглифами, имеют почти тождественное произношение; китайцы различают их интонациями, трудно улавливаемыми ухом европейца, или же о точном значении слова приходится догадываться по смыслу фразы. Китайская грамматика очень проста: слова не изменяются ни в падежах, ни в склонениях, и соблюдается только определенный по рядок в расположении подлежащего, сказуемого, прилагательного, глагола, наречия, позволяющий понимать смысл фразы. Например фразу «я хочу есть» нужно сказать «я хотеть есть» и нельзя сказать «я есть хотеть». На рис. 56 изображены некоторые иероглифы более простых начертаний. Приведем их значение и произношение.