От десятой луны до четвертой - Страница 9

В результате этих странных маневров нас привезли в какое-то странное помещение, пустое, необъятное, больше всего похожее на склад, и выгрузили с пожитками прямо на холодный грязный пол.

– Быстро переодеться в форму номер четыре, – прошипела с перекошенным лицом надзидама.

Сгрудившись кучкой посреди гулкого зала, пахнущего сырым погребом, мы в полном недоумении стали натягивать на себя белые блузы и серые юбки. Надзидама тоже спешно облачалась в свой, надзидамовский вариант этой формы, то роняя тесемки, то наступая на свои оборки.

– Поштроиться! – скомандовала она, держа в зубах шпильки.

Недовольно бурча, мы поштроились, то есть построились. Вошел Серый Ректор, оглядел наш нестройный ряд и растрепанную, скособоченную надзидаму, поморщился.

– Сейчас, барышни, вас заберут по домам родственники, но это не значит, что вы перестанете быть воспитанницами, – холодно сказал он. – Итак, прослушайте правила для воспитанниц, находящихся в отпуске. Перемещаться по улицам города, бывать в общественных местах и на публичных приемах дозволяется только в форме номер четыре и в сопровождении родственников. Появление на улицах после Часа Дракона[3] запрещено. Посещение увеселений запрещено. Замена перчаток на более светлые категорически запрещена. Раз в неделю вы обязаны явиться на перерегистрацию. Все.

Как и большинство наших суровых правил, выполнять их собирался только полный недоумок. Разве что кроме последнего правила. С перерегистрацией дело обстояло строго: не отметишься – объявят в розыск.

– По двое построиться, – звонко и мелодично скомандовала надзидама, вынувшая наконец шпильки изо рта.

Ректор возглавил процессию, барабанщик и флейтист грянули марш пансионата, и мы с помпой появились в соседнем помещении, где парились заждавшиеся нас родственники. Наверное, наш сверхскоростной обоз опоздал, что и послужило причиной последних событий.

Наконец каждый номер вручили соответствующему родственнику под роспись. Меня дожидался совершенно незнакомый мне дяденька. По виду – слуга.

Вместе с ним мы покинули душное помещение и очутились на сырой, сочащейся дождем улице. Я просто глазам не поверила: настоящий дождь, мелкий и теплый, он даже не лил, а сеял, почти висел в воздухе, как туман. В Пряжке сейчас он был бы или снегом, или градом.

К слуге прилагался экипаж, в данный момент это было очень кстати.

Мы забрались, и он мягко покатил по раскисшим улицам. Было так интересно посмотреть на знаменитый Хвост Коровы, но дождь убаюкал меня в экипаже, как в колыбели, и я позорно проспала весь путь до дома двоюродной тетушки.

Окончательно я проснулась уже в темном коридоре. Повинуясь легкому направляющему толчку в спину, пошла за другим человеком, к которому прилагался уже не экипаж, а подсвечник с толстой свечой.

Человек со свечой привел меня к неплотно прикрытой двери. В щели просачивались яркие полоски света.

Протирая заспанные глаза кулаком, я вошла.

Комната была освещена множеством свечей, закрепленных в напольных, настольных и настенных подсвечниках.

Кроме свечей в комнате были люди и толстые войлочные подстилки на полу в качестве мебели. Ну еще шкаф, стол и несколько табуреток.

В центре комнаты стояла спиной ко мне и о чем-то горячо спорила с двумя молодыми людьми девица, наряду которой позавидовали бы даже наши эротичные охранники из Пряжки.

Юбка у нее отсутствовала напрочь, замененная обтягивающими ноги лосинами и высокими сапогами. Узкий костюм с вызовом охватывал ее, на локтях блестели заклепками налокотники, на плечах – наплечники. На боевом мужском чеканном туго затянутом поясе висел футляр с метательными шипучками.

Она гневно подергивала хвостом в ответ на доводы собеседников, а ее светлые длинные волосы были собраны в высокий конский хвост на макушке.

Ничего себе у меня тетушка…

На звук захлопнувшей двери она обернулась.

– Привет, старушенция! – мрачно сказала я. Это была не двоюродная тетя.

Это была моя родная сестра. Старшая.

А тетя, оказывается, все-таки существовала.

Самая настоящая, и дом, в котором мы сейчас находились, принадлежал как раз ей, безо всякого обмана.

Тетушка оказалась преинтересным экземпляром. Достаточно молодая и очень красивая, она была вхожа в самые высшие круги и даже в Легионе у нее был брат (то, что раньше было позором для семьи, теперь стало неслыханной удачей). Тетя знала весь бомонд столицы и ее тоже знали все. Дядя отсутствовал в принципе, и это, похоже, тетю совершенно не огорчало, даже наоборот. Как я поняла, занять место моего двоюродного дяди стремились очень многие, тратя на это силы, время и деньги. Словом, на жизнь она не жаловалась.

И при всем при том, импозантная тетушка, не моргнув глазом, поддерживала заговорщиков, практически мятежников. Не то на всякий случай, не то из любопытства. Если на всякий случай – в ней говорила кровь Сильных, если из любопытства – кровь Умных.

Она, предупрежденная слугой с подсвечником, ненадолго зашла в комнату, посмотрела на меня, потрепала по щеке и сказала:

– Чувствуй здесь себя как дома, деточка. Надеюсь, вы хорошо повеселитесь во время этих праздников, ты, твоя сестра и друзья твоей сестры. Они, во всяком случае, уже чувствуют себя как дома. Устраивайся.

После чего тактично оставила нас одних.

– Мы не сразу тебя нашли, – объяснила сестра. – С этими номерами хитро придумано. Они их присваивают вам здесь, в столице, и распихивают по заведениям уже пронумерованными. Узнать, кто есть кто на самом деле, – очень сложно, эти данные хранятся в засекреченном архиве Службы Образования и Воспитания.

Она была такая крутая и деловитая, что я постеснялась спросить про родителей. Еще высмеет, что до сих пор маленькая.

Вместо этого я ехидно (знай наших!) спросила:

– А где приличествующая каждой девице юбка скромного фасона из добротной, практичной материи?

– Это же столица, темень! – постучала пальцем по голове сестрица. – После победы славного Легиона "Отрубленный Хвост" юбки и чепчики носят только кухарки. Завтра в город выйдем, сама увидишь. Познакомься пока с нашими. Это – Нож. Обожает рассуждать логически.

Невысокий, темноволосый и сероглазый парень, с которым она спорила, дружелюбно улыбнулся и протянул мне руку. Я протянула свою:

– Двадцать Вторая.

И остолбенела: сестру словно кто-то хлыстом хлестнул, так она вздрогнула и скривилась. Она глядела на меня с такой болью, словно я в одночасье стала калекой.

Глупый мой язык, проклятая Пряжка! Я, Умная из народа Умных, назвала не имя, что дали мне родители, а номер, полученный от Сильных! Что они со мной сделали?!

– Пушистая, сестричка, – сглотнув, тихо сказала сестра. – Ты – Пушистая!

Ну вот, несмотря на ее старания, прежнее имя я все равно потеряла.

Потому что с той минуты все, находящиеся в комнате, вместо просто Пушистая, стали звать меня Пушистая Сестричка.

Первым делом мне отвели место на свободном тюфяке за шкафом. Обстановка тут была такая же походная, как и в нашей повозке.

Узнав о победе Легиона, Боевое Сопротивление Умных из разных городов подтянулось сюда, в столицу, надеясь на месте определить, каким образом можно вклиниться в ситуацию, когда старой власти уже нет, а новая еще не устоялась.

В доме тетушки квартировала верхушка молодого Сопротивления – представители отрядов, как я поняла, это было что-то вроде съезда с определением дальнейшей стратегии борьбы.

И теперь они ругались, похоже, не первый день. Если у них у всех характер такой, как у моей сестрицы, то это ничуть не удивительно.

Я с удовольствием бы послушала спор, я так давно не слышала наших, но спать хотелось страшно.

Сестра отвела меня в закуток, отделенный от остальной комнаты громоздким старинным шкафом, – это было женское отделение лагеря Боевого Сопротивления.