Освободите тело для спецназа (СИ) - Страница 3

Рота Зверева в случае войны действовала на американском направлении. Сюда подбирались люди, знающие английский. И язык тоже входил в обязательную программу подготовки, также же как рукопашный бой, стрельба, минно-взрывное дело, радиосвязь, прыжки с парашютом и многое другое, без чего спецназовцу не обойтись. Нет у него ни мощного тыла, ни прикрытия. Не предвидел — убит, не проверил — убит, не заметил — убит, не услышал — убит, зазевался — убит, промахнулся — убит! Он может рассчитывать только на себя и товарищей. На свой ум — холодный и решительный, на свои руки — тренированные и умелые, на свои ноги — быстрые и неутомимые. И не многим посчастливится уцелеть.

Но не взлетят из шахт десятки вражьих ракет, не поднимутся в воздух десятки ядерных бомбардировщиков, не отойдут от береговых причалов десятки вражеских кораблей. Смерти нет, ребята!!!

Поклонись ему низко, этому парню, которому суждено первым шагнуть в горнило войны. Он даёт тебе жизнь!

…Глеб парил под потолком в углу своей комнаты. Было легко и радостно, как будто избавился от каких-то оков, опутывающих по рукам и ногам, и получил долгожданную волю.

Внизу, на самом краю кровати, лежало его тело, обнаженное по пояс, в старых спортивных штанах. «Надо же, получилось, получилось!» — со счастливым чувством подумал он, весь купаясь в ощущениях блаженства и какой-то воздушной, непередаваемой неги, как будто ласковый океан раскачивал его на пологих качелях.

«А штаны-то, оказывается, совсем износились — коленки светятся», — мелькнула у него забавная мысль, заставившая его улыбнуться. И он опустился поближе к своему неподвижному телу, рядом с которым лежала записка, написанная полчаса назад. Глеб протянул руку и попытался ее поднять, но это не удалось. Пальцы брались за листок, он даже чувствовал гладкую поверхность бумаги, но когда он поднимал руку, записка оставалась на месте.

Прекратив свои бесполезные попытки, Глеб подошёл к зеркалу. Как он и ожидал, своё астральное тело он в нём не увидел, только краешек окна и кресло в углу. Покрутившись и так, и сяк, отодвинувшись чуть дальше и приблизившись вплотную, Ткач так ничего и не рассмотрел в холодной поверхности стекла (разве что мелькнула какая-то тень, но это могло и почудиться). А вот сам себя он видел. Его призрачное тело было одето точно так же, как и то что лежало на кровати. Разве что цвет штанов был чуть бледнее.

Удовлетворённо хмыкнув, он шагнул к двери и протянул руку. Но с дверной ручкой повторилось то же самое, что и с листом бумаги. Пальцы её ощущали, но когда он начинал тянуть, двигалась только его рука. Дверь даже не думала шелохнуться.

«Эх! Не догадался оставить дверь открытой! Хотя…»

Глеб, не долго думая, растопырил пятерню и нажал на дверь. Ладонь прошла насквозь, почувствовав еле уловимую плотность материала.

— М-да, — чуть озадаченно буркнул он, видя свою руку только до запястья, и, на всякий случай, осторожно пошевелил пальцами. Пальцы, без всякого сомнения, работали нормально, хотя их и не было видно. Ткач осторожно приблизился, с опаской наблюдая, как выкрашенное белой краской полотно двери «пожирает» его вытянутую руку и, коснувшись поверхности лбом, секунду подумав, начал потихоньку продавливать и голову, закрыв на всякий случай глаза.

Никаких неприятных ощущений не было. Тело неестественно наклонилось вперед и в нормальных условиях давно бы потеряло равновесие.

«Грохнулся бы мордой вниз, как пить дать», — почувствовав, что голова прошла, облегчённо открыл он глаза и критически осмотрел свою, согнутую в локте руку, плечо и часть туловища, барельефом застывшие в оформлении дверного косяка.

— Неплохо, но страшновато, — оценил Глеб свою скульптурную композицию и поспешил сделать шаг вперёд, очутившись, наконец, в коридоре. Постоял там с минуту, судорожно пытаясь сосредоточиться на мелькнувшей и ушедшей мысли о равновесии:

— Конечно же, какое к черту равновесие! Все мои восемьдесят килограмм на кровати остались! — радостно шлёпнул он себя по лбу, как будто решив труднейшую задачу.

«Но ведь тогда меня и матушка Земля не должна притягивать, если веса нет?!» — со страхом подумал он, представив на мгновенье, что его тело медленно — медленно начинает подниматься вверх, легко оторвавшись от привычной тверди. Его страх ещё больше усилился, когда потолок быстро стал надвигаться, в мгновенье накрыв темнотой. А когда он панически заработал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, то уже наполовину торчал в чужом коридоре этажом выше.

«Я спокоен, спокоен, спокоен», — привычно пробормотал Глеб установочную фразу, пытаясь вернуть себе самообладание.

— Мать честна! Знать бы, где упасть — соломки постелил, — уперся он уже более спокойно руками в пол, соображая, что лучше — вылезти совсем или спрыгнуть назад.

Решить он не успел. Дверь комнаты неожиданно распахнулась и в коридор выпорхнула Ленка.

Ткач так и застыл от неожиданности, задрав голову и широко распахнув глаза.

«Это называется, приплыли», — только и успел подумать он, когда, задев его полой халатика, та промчалась в ванную. «Везёт же некоторым!» — облегчённо выдохнул Глеб, сообразив, что девушка его не заметила, и решительно вытащил ноги.

В ванной зашумел душ и через секунду донеслось Ленкино подвывание: — О - о — о - ой!

Видно вода, льющаяся из распылителя, была поначалу холодной.

«Интересно, закричит или нет? А может действительно меня не видит?» — не подумав, что может напугать девушку до смерти, просунул он через дверь ванной руку и энергично помахал ею несколько раз, чтобы привлечь внимание.

Ленка не закричала, а наоборот, что-то начала мурлыкать себе под нос, не очень разборчивое из-за шума воды.

Глеб вытянул шею, осторожно вдавил голову и уставился на девушку. Та стояла во весь рост за полиэтиленовой шторкой и медленно поворачивалась под резкими водяными струями, подняв почти к самому распылителю тонкие красивые руки.

«Черта лысого она увидит с закрытыми то глазами», — сообразил новоявленный экспериментатор. Решив всё же дождаться, пока на него соизволят обратить внимание, Ткач протиснулся в ванную весь. За шторку он не полез, чувствуя какое-то недоверие к льющейся воде.

Ленка, кокетливо склонив головку, старательно промыла свои роскошные длинные волосы, а затем, легонько их отжав, закрутила узлом на макушке. Потом она намылила маленькую губку и ласково прошлась по своим розовым коленочкам, ямке пупочка и крепким грудкам с вишенками сосков. Глеб старательно ловил её редкие мимолётные взгляды, направленные в его сторону, впрочем, не слишком явные из-за чуть запотевшей полупрозрачной плёнки. Никаких эротических вожделений он пока не ощущал, но с удовольствием наблюдал, как девушка, чуть раздвинув ноги, не обошла вниманием аккуратный чёрный треугольничек внизу живота и круглые, словно по циркулю выписанные, ягодицы.

Соседка была на два года моложе его и училась в том же педагогическом, что и Ткачёв. Знал он её лет десять — их семьи одновременно въехали в новый дом. Ткач шутливо при встречах называл её Еленой Прекрасной, совсем и не приметив как-то, что из застенчивого цыплёнка действительно вырос белый лебедь.

Елена, наконец, выключила душ и отдёрнула шторку. Глеб стоял в шаге от неё, и не увидеть его было просто невозможно. Но девушка не обращала на него никакого внимания. Она плавно перенесла через край ванны ножку и потянулась за висевшем на крючке полотенцем. При этом девчонка так аппетитно для мужского глаза выгнулась в талии, эдаким крутым, но восхитительно плавным изгибом, что Глеб с сомнением покосился на свои сильно выцветшие спортивные штаны, ожидая, что те начнут предательски оттопыриваться. Но со штанами всё было в полном порядке.

Ленка стояла к нему боком и чуть нагнувшись, вытирала свои точёные ножки. «Хороша чертовка!» — подумал он и, не удержавшись, дотронулся до налившегося тяжестью остроконечного холма, завораживающего своим дьявольским колыханием.