Острова богов - Страница 3
Где-то на палубе «Лизабетт» капитан Ренса наверняка вскинула голову, носом втянула воздух и учуяла произнесенную ложь. Однако торговка вздрагивает, словно очнувшись.
– А я тут болтаю без умолку. Нам лучше – как это вы, молодежь, говорите – поддать газку. – Она улыбается будто своим мыслям, и напряжение на лице становится более заметным.
Через минуту свечи мои уже завернуты, и я продолжаю путь.
Вскоре позади остаются флаги на мачтах кораблей и шум толпы у рыночных лавок на холме Роял-хилл. Ноги сами несут меня, а душа трепещет по мере того, как я приближаюсь к величественному и красивому Храму – я спешу к Баррике. На улице перед Храмом стоят служители в военной форме. Мои глаза слепит начищенная медь труб, созывающих народ на послеполуденную службу, где прозвучат молитвы о мире. Однако на каменных ступенях Храма нет прихожан, а в объявлении, что прикреплено рядом с дверью, сообщается, что в соседнем помещении вечером пройдет танцевальная вечеринка с живой музыкой. Я и не знала, что с посещаемостью нынче так плохо.
Я прохожу мимо, чтобы не попасться на глаза стоящей неподалеку служительнице, и попутно бросаю монету в чашу для пожертвований. Мы, матросы, никогда не забываем о почтении.
Сегодня у меня нет времени на праздность. У меня большой список поручений от капитана, а времени на выполнение совсем мало – так Ренса пытается помешать мне добраться до конторы начальника порта.
– Ты слоняешься там постоянно с того дня, как мы пришвартовались, – грубо сказала она утром. – Сегодня для разнообразия займись делами.
Для разнообразия, капитан Ренса? И это ты мне?
Целый год я только и делаю, что выполняю с благословения духов поручения, какие только приходят на ум моему капитану. Я изучила каждый дюйм корабля от трюма до бушприта[1].
И вот, наконец, все закончено. Помогите мне, духи, уберегите от необходимости провести хоть одну лишнюю минуту под командованием капитана-тирана. Этот день должен стать последним.
Сегодня в порту я узнаю то, чего так жду. Иной вариант я не вынесу.
Иду по узкому проулку, где дома стоят почти вплотную. Где верхние этажи нависают над улицей, а из ящиков на окнах падают цветы. На втором этаже кто-то включил радио – я слышу суровый тон диктора, но не могу разобрать слов.
Сворачиваю на Бульвар Королевы и замираю на месте, чтобы пропустить несущуюся с грохотом с горы машину пивовара. Делаю шаг назад и осторожно выглядываю – автомобили несутся сплошным потоком.
Город Киркпул выстроен из золотистого песчаника. Он лежит в долине, окруженный горами, и открыт морю лишь с одной стороны. Если смотришь на Киркпул со стороны моря, видишь Бульвар Королевы, протянувшийся от порта до самого Роял-хилл, до дворца на вершине, пики которого поднимаются к небу, как возвышающаяся над палубой грот-мачта.
От бульвара в стороны расходятся улицы. На каждой множество лавок и магазинов, в них предлагают свои товары портные, пекари и торговцы, привозящие издалека специи. Люди со всего мира живут и торгуют в Киркпуле, город являет собой уникальную смесь культур. Каждый может ощутить себя здесь как дома, в отличие от многих других портов.
Мимо проносится экипаж купца. Я, не раздумывая, цепляюсь сзади, как лакей, и несусь по ухабистой дороге вниз. Торговец улавливает изменение веса и замечает меня в зеркале заднего вида. Маневрируя, пытается стряхнуть, но качка для меня – дело привычное. Согнув колени, я умудряюсь удержаться.
На улице, где много лавок пекарей, меня охватывают запахи и воспоминания. В детстве мы часто бывали здесь с отцом, когда совершали стоянку в порту Киркпула. Он покупал мне липкую от сахарной пудры булочку, а я жевала ее, сидя на его плечах, как на насесте, и представляла, что нахожусь в «вороньем гнезде» на мачте[2]. Выпечку готовили довольно просто – из теста делали рулет и посыпали сахаром и пряностями. С той поры такие ароматы напоминают мне о походах на юг, когда я была ребенком, таким маленьким, что моя нога помещалась поперек доски на палубе «Лизабетт». На корабле у меня получилось стоять уверенно раньше, чем на земле.
Свернув за угол, я оглядываю водную гладь у подножья Роял-хилл и вспоминаю о конторе в порту и сообщении, которое меня ждет. Опускаю глаза и смотрю на пальцы, сжимающие балку кареты. Как и всегда, представляю, что кожа перчаток лопнула, обнажив зеленые знаки на руке. Стискиваю зубы и приказываю себе не думать об этом.
Все пустое. Он скоро будет здесь. Раньше отношения у нас с отцом были проще, легче.
Пригибаюсь и держусь крепче, когда экипаж прибавляет скорость, чтобы обогнать плетущуюся впереди телегу. Впереди слышится возмущенное ржание лошади, затем чей-то крик, и колеса начинают скользить, унося карету в сторону. Медленно она начинает заваливаться, опрокидываясь. Руки напрягаются и трясутся под тяжестью тела. Я зависаю на несколько секунд и падаю на землю. Боль пронзает все тело. Спешно поднимаюсь и на четвереньках уползаю с дороги, пока меня не сбил следующий проезжающий экипаж.
– Никогда не доводилось видеть, чтобы моряк летал, – кричит высунувшаяся из окна женщина. Слова вызывают смех у всех, кто ее слышит. Из-за того, что кожа у меня светлая, краснею я всегда заметно. Смущаюсь и начинаю стряхивать пыль с одежды.
Оглядевшись, понимаю, в чем причина задержки. Вниз по холму к докам движется вереница черных автомобилей с блестящими отполированными боками. Перед ней, сдерживая процессию, медленно ковыляет запряженная в телегу лошадь.
– Кто это, седьмое пекло? – кричу я женщине в окне, хотя уже почти знаю ответ.
– Принц Леандер. – Она подпирает подбородок рукой и мечтательно разглядывает машины, словно сможет увидеть за тонированными стеклами самого принца. – Почему никому не пришло в голову убрать с дороги эту клячу?
– Лошадь? – Бровь на моем лице невольно ползет вверх. – Да она единственная, кто честно делает свою работу. Скажите, велик ли вклад его высочества в жизнь общества?
После этих слов женщина с презрением от меня отворачивается.
Поговаривают, принц устраивает вечеринки на всю ночь, а потом спит до обеда, что его гардеробная размером с просторную квартиру, а его личный секретарь ежедневно печатает на позолоченной пишущей машинке ответы с отказом на многочисленные предложения руки и сердца. Все, кто об этом слышат, говорят, что хотят такой жизни. Но у меня невольно возникает вопрос: какой же в ней смысл?
Я иду вперед по переулку мимо прилавков с рулонами заморских тканей и выхожу, наконец, на параллельную улицу, ведущую к докам Роял-хилл. Ренса будет ждать меня там, и мне достанется, приди ей в голову мысль, что я могу ослушаться.
Контора в порту представляет собой здание, значительное и по высоте, и по ширине. На самом верху пост наблюдателя за судами, входящими в гавань. Заметив новое судно, человек спешно бежит вниз и записывает название и время на доске мелом.
Но наверх мне сегодня не надо.
В здании пахнет, как на корабле, – хлопком и брезентом, солью и немного плесенью. Обычно я расслабляюсь, стоит сменить атмосферу города на привычный мир. Я здесь уже три дня – ровно столько времени прошло с нашего прибытия в порт, и рана в душе болит все сильнее.
– Ждешь «Фортуну», Селли? – Это Таррант с «Благословенной богини», еще одного корабля отца. Улыбка кажется белоснежной на темной коже. – Подожди! – он поднимает палец. – Говорят, она возвращается, идет напрямик. Думаю, пока все неплохо.
– Непременно вернется, и очень скоро. – Я хлопаю его по плечу и продолжаю пробираться дальше, но останавливаюсь и оборачиваюсь. – Таррант! – Он стоит уже в дверном проеме и смотрит на меня. Надо постараться, чтобы голос не звучал умоляюще. – Ты меня здесь не видел.
Он усмехается.
– Опять капитан тебя прижала?
– А когда было иначе?
– Здесь не протолкнуться. Сложно кого-то заметить, особенно тощего матроса, да еще в веснушках. – Он подмигивает мне и удаляется.