Острова богов - Страница 10
Опираюсь на стойку и медленно обозреваю помещение, ожидая, когда меня заметит девушка-бармен. Я знаю, что выгляжу так же роскошно, как и все посетители, – сегодня я особенно тщательно выбирала одежду. Темно-серый костюм отлично скроен, пояс жилета завязан вокруг талии, рукава белой сорочки закатаны. Такая одежда отличает меня от женщин в платьях, переливающихся в свете ламп, и это мне определенно нравится.
Жакет я сняла, а булавку с рубином приколола к жилету. Сегодня хочу всем своим видом дать понять, что я настроена серьезно. Днем я заходила к парикмахеру. Сейчас мои кудри убраны в высокую прическу, и лишь несколько прядей на затылке выпущены и лежат мягкими кольцами. В остальном я выгляжу строго. И так же ощущаю себя внутренне.
Охранники клуба покупают костюмы там же, где я, только мой сидит идеально, а на их массивных фигурах костюмы трещат по швам. Портные Руби могли бы исправить все ошибки, но суть в том, чтобы мужчины производили впечатление огромных и сильных. Их мощь не скрыть, спрятаться под одеждой могут лишь примитивные люди.
Руби уделяет внимание всем аспектам бизнеса, ничто не является для нее мелочью. Ей нравится, когда эти парни выглядят так, как сейчас. Неприглядный штрих на фоне общей роскоши, нечто примитивное, контрастирующее с высоким классом. Таков наш мир, в нем есть и алмазы, и песок.
Симпатичная девушка-бармен улыбается мне из-за стойки и подходит ближе. Кожа ее теплого цвета палисандра, черные волосы заплетены в косы и скреплены сзади. Однако видеть ее мне непривычно. На этом месте с самого открытия клуба был Лоренто – бармен, всегда готовый выслушать. Он меланхолично протирал бокалы, пока я жаловалась ему на жизнь. Странно, что его нет, не в его привычках брать выходной.
– Я раньше тебя здесь не видела. – Я опираюсь локтями на стойку и смотрю на девушку в упор – выдержит ли она мою улыбку.
– Я работаю в «Кровавой Руби». – Она достает из-под стойки конверт, кладет и подвигает мне. – Какая-то девушка оставила его для тебя.
Наши пальцы соприкоснулись, когда я стала его поднимать. Что-то подсказывает мне, что это не случайно. Что ж, хорошо.
– Лоренто решил взять выходной? – спрашиваю я и достаю из конверта единственный листок.
– Говорят, он решил уйти на пенсию, на покой, – беспечно отвечает девушка. От этих слов я цепенею, смотрю на нее в упор. В нашем деле пенсия – вовсе не игры в саду с внуками. Но так поступить с Лоренто после стольких лет?.. В чем он провинился перед Руби, если она..?
– Ну да, – выдавливаю я из себя и отвожу взгляд в сторону. Невольно представляю, как Лоренто стоит на своем месте в любимом расшитом жилете и рассказывает очередную историю о тех диких временах в его далеком детстве, когда всем заправляли гангстеры. Я не сдерживаю себя, позволяю с головой погрузиться в воспоминания.
Но довольно скоро я закрываю дверь в прошлое и переключаю внимание на письмо. Сегодня мне нельзя отвлекаться, надо быть предельно собранной. Послание на мое имя из отдела в посольстве Алинора, в нем подтверждается, что принц действует по утвержденному плану. Засовываю конверт за пазуху и улыбаюсь девушке за стойкой, хотя внутри все клокочет и интуиция подает сигналы. Надо немного выпустить пар, снизить градус напряжения.
– Знаешь, – говорю я, – пожалуй, я задержусь и выпью бокал шампанского.
Она смотрит под стойку и достает оттуда хрустальный бокал с крупинками сахара на ободке.
– Позволь предложить кое-что другое. – Она ставит передо мной бокал и начинает творить. – Тебе понравится.
– Я бы предпочла шампанское.
– Прости, но Руби… – Она бросает на меня полный сожаления взгляд и начинает смешивать что-то розовое с пузырьками.
Ясно, она имела в виду, что Руби против того, чтобы я пила спиртное в клубе. Сегодняшний вечер чрезвычайно важен еще и по этой причине. Если я справлюсь, то стану значимой фигурой, и никто не сможет смотреть на меня сверху вниз. А пока я делаю вид, что не замечаю, как покраснели от негодования щеки, и равнодушно пожимаю плечами, будто мне нет до приказов сестры никакого дела.
Девушка медленно наполняет бокал, я беру его и делаю глоток. Пузырьки лопаются на языке, покалывая, и оставляют вкус персиков, хотя сейчас не их сезон. Стараюсь думать не об унижении в связи с отказом, а об этой роскошной альтернативе.
Руби говорит, что всегда надо использовать представившийся шанс получить удовольствие, и она права. Уж нам с ней известно, что такое голод и каково выживать лишь благодаря милосердию людей. С той ужасной поры прошли годы, но я до сих пор утром просыпаюсь в одной позе, даже если засыпаю с разбросанными в стороны руками и ногами. Я открываю глаза и вижу, что лежу, прижавшись к стене с одной стороны кровати, чтобы маме и сестре было свободнее, хотя мы уже давно не спим втроем.
Некоторые вещи не меняются. Даже сейчас, в этом клубе, я и Руби остаемся девочками, которые стоят на берегу и провожают свою маму на север, в Нюсрэю.
– Вы приедете, как только я найду работу, – сказала она тогда Руби. Та кивнула и начала отдирать от мамы мои руки, а я рыдала и отказывалась ее отпускать. Наверное, уже тогда я чувствовала, что мы прощаемся навсегда.
Никому из персонала клуба Руби не известно, откуда мы и как смогли забраться на самый верх. Никому не известно и о том, что в здании клуба когда-то был доходный дом, а мы вдвоем жили в крошечной, самой дешевой комнатенке. Это наша тайна – одна из тысяч вещей, что удерживают нас рядом.
Иногда мне кажется, что я до конца дней останусь той девочкой, которая во все глаза смотрела, как Руби одевается вечером, готовясь уходить. Делает прическу и сует в рукав нож.
– Будь дома, – говорит она мне. – Не шуми. И знай, я сделаю все, что нужно.
И я оставалась и ждала, устроившись на полу сырой комнаты, которую мама сняла для нас перед отъездом, а потом в другой, под самой крышей – в нее мы перебрались, когда вышел срок оплаты. Иногда я уходила в Храм и несколько часов сидела там в последнем ряду. Макеан был богом, загнанным в рамки судьбы, которую он не выбирал, и зеленые сестры говорили, что ему нужна наша вера, чтобы получить свободу.
Теперь все здание, в углу которого мы ютились в детстве, принадлежит Руби. Но мы обе до сих пор помним и никогда не забудем, каково это – подскакивать от каждого шороха, опасаясь, что сейчас у нас все отберут. Мы поклялись, что подобного в нашей жизни больше не случится.
Руби строила свою империю, приложив всю силу и упорство. Она никогда не останавливалась, никогда не колебалась. Большинство людей не обладает и долей этих качеств.
Я сейчас старше, чем она была, начиная дело, но она все еще не считает меня взрослой.
Мне, как и нашему богу, нужна вера. Это укрепит меня, сотрет клеймо вечной младшей сестры – ее младшей сестры.
И вот я подаю идею, которая заставит обратить внимание на мои слова, приглядеться и увидеть, что я выросла.
Макеан – бог игры и риска, и с его помощью я начну сегодня вечером самую важную партию в жизни.
Делаю глоток из бокала, слизываю с губ сахар.
Сегодня сестра впустит меня в свой мир.
Я очень этого жду.
Через полчаса у двери появляется Джуд. Он выглядит так, словно Дазриэль вытащил его из канавы: черные волосы всклокочены, на темной щеке запекшаяся кровь. Один из охранников поворачивается и заглядывает внутрь помещения. Перехватив его взгляд, я качаю головой. Он выталкивает Джуда обратно, тот недовольно хмурится, но все же уходит.
Я обхожу стойку, ставлю пустой бокал и улыбаюсь девушке-бармену, давая понять, что ни вина, ни чего-то другого не требуется. Путь мой лежит дальше за перегородку, в кухню. Я вздрагиваю от резкого контраста приглушенного освещения и тишины клуба с ярким светом, грохотом кастрюль, шумом рабочего помещения. Не говоря уже об окриках шефа из Фонтеска и его помощников.
Я пробираюсь вперед ко второму выходу из здания, который ведет в грязный и неприглядный переулок, где ждет Джуд. Он стоит, скрестив руки на груди, и сердито смотрит исподлобья. Позади стоит Дазриэль. Его мускулистые руки сложены, видны магические рисунки, а выражение покрытого шрамами лица, как всегда, безучастное. Порой я задаюсь вопросом: что, интересно, должно произойти, чтобы это выражение поменялось?