Острова блаженных - Страница 7

Женщина закричала, сорвала с головы платок, начала рвать на себе волосы. Аккуратная коса растрепалась. Позор – никто, кроме мужа, не должен видеть женщину простоволосой. Женщина рухнула на колени рядом с безжизненной грудой плоти и костей, в которую превратился ее любимый сын. Мальчик-убийца стоял рядом, не до конца осознавая, что сделал.

Мальчика переполняли самые разные чувства. Страх, отвращение, яростная радость, ослепительный восторг разрывали грудь. Свобода – больше никто не будет его мучить и избивать!

Вокруг было тихо. Соседи почему-то не пришли на крик. Где-то далеко – гул голосов. Что-то отвлекло соплеменников, что-то случилось. Тревога? Пожар? Набег?

Собственная драма мальчика продолжалась. Женщина, истерично крича, набросилась на него, осыпая ударами. Она била его по-женски, раскрытыми ладонями, но ненависть придавала ей сил. Мальчик пятился и скулил, пока не споткнулся о крыльцо дома и не упал. Женщина, несмотря на истерику, была настроена решительно.

Видимо, смерть в тот день завершила здесь все свои дела и спешила в ту мрачную дыру, что называет своим домом. Град ударов прекратился. За спиной женщины возник высокий мужчина и удержал ее за руки.

– Что за дела здесь делаются?

Отец, которого не было дома целое лето, вернулся. Вождь и его войско пришли домой.

– Время делать дело, и время слово молвить. Дело сделано, а слово не вымолвлено.

Отец сидел за широким дубовым столом. Этот стол он сделал сам – как и стулья, кровати и всю избу. В округе не было недостатка в дереве, и вся округа была деревянной. Как скульптор высекает из камня скульптуру или как червь гложет яблоко, так и предки вгрызались в леса и превращали их в жилье, в комфортабельный островок безопасности.

– Почто ты брата убил?

Мачеха подала было голос, но Отец поднял руку, и женщина замолчала. Мальчик не хотел отвечать, но если спрашивает Отец, молчать нельзя.

– Он меня обижал, бил.

– Давно начал?

– Всегда, как ты уезжал.

Отец недобро посмотрел на Мачеху из-под густых русых бровей.

– Молча бил или говорил чего?

– Говорил.

Тут Мальчик почувствовал на себе взгляд Мачехи и с опаской взглянул на нее. Она не умела скрывать свои чувства. Отсутствие этого навыка – большой недостаток. Мальчик сразу понял, что спасен. И для спасения ему не нужно врать и изворачиваться – достаточно сказать правду.

– Что говорил? – мрачно спросил Отец.

– Сучьим сыном называл. И еще грязнокровкой.

– Тут покойник соврал тебе, видит Чур, – тяжело уронил Отец. – Кровь у тебя моя, а значит чистая.

Тяжелое молчание воцарилось в избе.

– Скажи, жена, – обратился Отец к Мачехе, – доколе ты зло на меня держать будешь? Мы что звери, недалеко ушли от них. Полны мы злобы, полны мы алчбы и жажды, но также полны мы и похоти. Такими мы сделаны, и нет у меня ответа, кто нас такими сделал. Сколько я помню себя, был я зверем, только без шкуры, как мой отец, как отец отца моего, как и его отец. Чужая кровь будоражит нас, заставляет нашу кровь быстрее течь под кожей. От смерти жаждем жизни еще сильнее. Когда за воином шла, какой судьбы ожидала ты?

– Верности ждала я, и ничего больше, – сквозь зубы процедила Мачеха.

Глубокая складка разделила густые отцовские брови.

– Дерзкая ты, за то и позвал тебя за собой, – покачал головой Отец. – Верность, молвишь. Так я верен тебе. В твой дом я возвращаюсь после славной сечи. Ждешь, что только с тобой буду? Такой верности от воробья жди или от псины – все одно не дождешься.

Женщина молчала, по щекам текли слезы.

– Сами себя не переборем, об этом и говорить нечего. А сына первого жалко – так и мне жалко. Живот рвется. Хороший рос сын, крепким был бы воином. Однако же, – тут Отец повернулся к Мальчику и указал на него пальцем, – вот этот малец доказал, что он будет воином на голову выше. Из всех нас он ближе всего к предкам – недалеко еще от них ушел. Корни сильны в нем, и он еще под защитой ушедших. Если была бы эта смерть неугодна предкам, они бы помешали. И Закон Силы никто не отменял. Силен не тот, кто сильно бьет, силен тот, кто побеждает. Запомни это.

И Мальчик запомнил это, крепко запомнил.

– Не плачь, жена. Ты сделаешь мне еще много детей. На то и дана нам молодость, чтобы детей делать. Жалко того, но славно, что у нас есть этот. Ты мать его, поскольку другая мать умерла. Заботься о нем, как о своем, коли пошла за мной. Ведь он – это мое, а все мое – твое, стало быть, и он твой. Чую я, он далеко пойдет. А ты, малец, запомни еще одно, – Отец положил на голову Мальчика свою огромную руку, перевитую толстыми канатами мышц, – сколько бы у тебя ни было силы в руках, врагов только головой победить можно.

Мальчик запомнил и это. Еще крепче, чем предыдущее.

Мальчик, Отец и Мачеха. Других имен нет. Либо умело скрыты в складках памяти, либо забыты, либо совсем стерлись со страниц истории за давностью лет. Не люди, а персонажи, которые за века превратились в архетипы. Образы из преданий, пересказанных много раз. Привилегия первых – их именами называют явления. Трагедия первых – имена забываются, явления остаются, переименовываются новыми первооткрывателями. Смерть – синоним забвения, жизнь – синоним памяти. Ничто не мертво, пока его помнят.

История Мальчика, разворачивающаяся перед глазами Вячеслава, история, которая становится частью его, Вячеслава, жизни, – это история несчастливой семьи, которая, вопреки высказыванию Толстого, несчастлива точно так же, как и другие несчастливые семьи. Как семья Роланда, а до нее – семья Гамлета, а еще раньше – семья Ореста. И миллионы других менее известных семей в прошлом, настоящем и будущем.

Отец – вождь северного племени. Потом на этих землях будет жить великое множество народов под общим именем славяне, но сейчас мир велик, как никогда, расстояния огромны, зимы суровы, лета жарки, добыча обильна, земля плодородна. Идеи государственности нет и в помине. Каждый – за себя и за своих, а свои – это семья.

Это мир мужчин, в котором мужчины дерутся, отнимают друг у друга добычу, а женщины в этой борьбе – только трофеи, не более чем домашний скот, способный заботиться о другом скоте. Разумеется, все чуть сложнее, потому что привязанности сильны, многие мужчины трусливы, а многие женщины – сильны характером. Но во все времена есть некий срез эпохи, некое усредненное значение (как римляне, поедающие виноград за ленивыми беседами о политике, или праздно философствующие греки), и эпоха Отца и Мальчика – воплощенная Валгалла.

Когда живое существо с развитым головным мозгом не озабочено проблемой выживания и стремлением добыть себе пищу, у него возникает потребность чем-то занять время – до следующего приступа голода. И тогда котенок начинает играть с клубком, а пес – бороться с соседскими собаками. За тысячелетия культуры человечество изобрело множество развлечений, но на восходе эры homo sapiens их было не так уж много. Племя, которое возглавлял Отец, десятилетиями развлекалось набегами на соседей, и все прочие развлечения строились вокруг битв – славных и не очень. После удачных битв гремели пиры, устраивались совместные купания, чтобы смыть пот, кровь и пыль сечи. Под вопли скоморохов затевались кулачные бои с пленниками и потехи с захваченными женщинами. После поражений проводились долгие ритуальные церемонии с целью вернуть благосклонность предков.

Зачастую приходилось обороняться, но никто никогда не устраивал геноцид. Также никто не посягал на чужую территорию – мир был большим, места хватало всем. Ненависти не было – просто желание развлечься, провести время. Страх смерти был – но только как животный инстинкт. Кураж и примитивная вера в предков помогали его преодолеть. Считалось, что духи предков, когда не заняты веселой дракой или пиром, – рядом, охраняют достойных и наказывают виноватых. Умершие неправедно, все ущербные – трусы, воры, увечные, калеки – обращаются в кровожадных упырей и вурдалаков и мстят живым за то, что те живы. Идеи ада не было и в помине – только бесконечные пир и битва среди родных лиц. И над всем один простой и ясный закон – Закон Силы. Кто сильнее, тот и прав.