Остров Весёлых Робинзонов (с иллюстрациями) - Страница 12

Я бы мог припомнить и другие трудные для меня минуты. Я бы мог рассказывать вам и об Антоне, кото­рый обогнал ветер, улепетывая от деревенских ребят, принявших его за одного городского шалопая-обольс­тителя; об Антоне, который вынес из горящего дома завернутого в одеяло ребенка. И пусть это оказался не ребенок – дети были спасены раньше, – а подготов­ленное для прачечной белье хозяина: все равно Антон вел себя как герой.

В этот вечер мы припомнили многое. Мы лежали на своих кроватях и тихими, грустными голосами исповедовались друг другу. Мы были единодушны: ни­когда за всю нашу почти тридцатилетнюю жизнь мы не выглядели так позорно и глупо, как сегодня.

А между тем утром наше настроение было иное. Теоретически мы были подготовлены неплохо. Потапыч в популярной лекции разъяснил нам роль и значе­ние коровы, ее устройство и функции. Мы ликовали: дело казалось совсем пустяковым. Проще бывает разве что у критика, который вдребезги разносит роман, не прочтя ни единой строчки. Потапыч вывел из хлева белую, в яблоках коровенку, потрепал ее за уши и без особых церемоний представил:

– Глюкоза. Дает двадцать литров в день!

Мы вежливо поклонились; правда, на Глюкозу это впечатления не произвело. Чувствовалось, что даже опытный придворный не сделал бы из нее светской львицы. Однако из уважения к ее производительности мы простили Глюкозе некоторые пробелы в воспита­нии. Потапыч присел на скамеечку, поставил ведро и ловкими движениями начал вытягивать из розовых со­сков длинные белые струи.

– Вот таким макаром, – сказал он, вставая. – Потом, значит, пасите на той лужайке, а молоко раз­лейте в крынки и поставьте в погреб. Ежели что, я на огороде.

Мы нетерпеливо бросили жребий. Честь открытия доильного сезона выпала мне. Глюкоза ободряюще мычала. Я сел на скамейку, потянулся к вымени и тут же получил довольно чувствительный удар хвостом по носу.

– Но, но, не балуй! – закричал я, подражая пастуху из какого-то романа о деревне.

Глюкоза виновато кивнула и замерла в ожидании. Я с торжеством взглянул на Антона, вытер платочком нос и дотронулся до соска. В то же мгновенье хвост Глюкозы совершил маятникообразное движение и дважды смазал меня по лицу. Антон заржал.

– Держи хвост! – заорал я.

Глупо хихикая, Антон двумя пальчиками взялся за кончик хвоста и стал в позу фрейлины, держащей шлейф королевы. Я снова потянулся к вымени.

Следующий удар хвоста окончательно вывел меня из себя.

– Не можешь держать хвост – дои сам!

Антон отдышался, вытер слезы и сел на скамейку. Глюкоза сделала шаг вперед. Антон подвинулся – Глюкоза отошла ровно на такое же расстояние.

– Ты что, издеваешься, скотина? – взорвался Антон.

Мы решили уточнить с Глюкозой наши взаимоот­ношения.

– Понимаешь, родненькая, – льстиво сказал Ан­тон, заглядывая в коровьи глаза, – мы же твои друзья, честное слово! Ты ведь дашь нам тебя подоить, не правда ли?

Глюкоза внимательно вы­слушала, и, как нам показа­лось, в ее темных глазах по­явилось раскаяние.

– Ты не будешь больше шалить, ладно, Глюкозочка? – просюсюкал Антон, осторож­но гладя корову по рогам. – Ну, молодчина, так и стой.

Антон возвратился на мес­то, подмигнул мне и…

Стыдно сказать, что сделала Глюкоза в тот момент, когда я задрал ей хвост. Антон потом говорил, что его еще никогда так не оскорбляли. Помимо чисто мораль­ного ущерба, мой друг был травмирован еще и тем, что ему пришлось срочно бежать на пруд замывать свои брюки. Минут через десять он вернулся в легкой спор­тивной форме, а мы устроили короткое производствен­ное совещание. С ненавистью глядя на Глюкозу, Антон начал размышлять:

– Если мы пойдем кланяться Потапычу, он рас­трезвонит и над нами будут смеяться до конца месяца. Нужно справиться своими силами.

– Ну и что же ты предлагаешь?

– Прежде всего изолируем ее хвост! – догадался Антон. – Возьми шпагат и привяжи хвост к столбу… Вот так. Теперь подвижность этой скотины ограничена. Заходи спереди и держи ее за рога. Придется выдо­ить ее силой!

В ведро ударили сильные струйки. Мы дружно крикнули: «Ура!» Антон ликовал. Он энергично рабо­тал напевая: «Нам Глюкоза не страшна, не страшна, не страшна…»

Почему именно Глюкоза ему не страшна, Антон поведать миру не успел. Корова взбрыкнула задними ногами, опрокинув ведро. Только минут пять спустя Антон издал первый членораздельный звук. Затем пло­тину прорвало, и на Глюкозу обрушился такой водопад брани, что со стоящей рядом березки посыпались листья.

– Что ты хохочешь, идиот? – визгливо закончил Антон свой монолог. – Немедленно иди за Потапычем!

Вернулся я без Потапыча, но с его тельняшкой и кепкой. Старик тут же признал свою вину: он забыл, что корова – животное целомудренное и незнакомых людей подпускать к себе не любит. Потапыч пред­ложил мне перевоплотиться в него: переодеться и привязать к подбородку мочалку. Было также реко­мендовано притупить бдительность Глюкозы ведром пойла.

Глюкоза с подозрением покосилась на странную фигуру, но тельняшка ее успокоила. Корова принялась за пойло, уже не обращая на нас никакого внимания. Хотя под конец мои пальцы сводила судорога, я само­отверженно выдоил из Глюкозы полное ведро молока. Мы отнесли его в погреб и разлили по крынкам.

Когда же пришли обратно, Глюкоза исчезла. На ее месте лежал Шницель и торопливо грыз жареную ку­рицу. Увидев нас, пес подхватил курицу за ножку и юркнул в калитку. Антон взялся за сердце.

–Я его убью! – простонал он, схватил палку и по­мчался за Шницелем. Я немного подождал и, как бы сделал любой зевака на моем месте, пошел смотреть на расправу. Из-за кустов доносился приглушенный го­лос Антона. Я осторожно заглянул сквозь ветви. Лежа на траве, Шницель приканчивал курицу и вниматель­но слушал своего хозяина. Ласково поглаживая двор­нягу по голове, Антон проникновенно говорил о страшной участи воришек, о всеобщем к ним презре­нии. Он говорил, что вору не место в человеческом обществе. Шницель благодушно кивал и облизывал длинным языком покрытую жиром морду. Я кашля­нул, и Антон, прервав проповедь на полуслове, сурово закончил: