Остров Весёлых Робинзонов - Страница 17

– Вы что-то слишком часто начали мною восхи­щаться, – нашелся он. – Придется расставить повсю­ду сторожевые посты и удвоить бдительность.

– Молодые люди, скорее за стол! – послышался издали голос Ксении Авдеевны. – У нас такое тво­рится!

– Я еще потом с вами поговорю, – угрожающе сказала Антону Машенька. – Побежали!

Нас ожидал совершенно потрясающий сюрприз: на столе возвышалось огромное блюдо пышных, румяных и необыкновенно аппетитных блин­чиков! Все сидели с набитыми ртами и восторженно мычали. Это был на­стоящий лукуллов пир, вакханалия, гимн обжорству. Восторгам не было конца. А виновник торжества, дежур­ная кухарка Раков, скромно сидел в сторонке и нехотя, морщась и отма­хиваясь, принимал поздравления. Вездесущий Потапыч, знавший все секреты, рассказы­вал, что разбудил Ракова по его просьбе в пять утра и был буквально потрясен, увидев, с каким искусством стряпает Илья Лукич.

– Подумаешь, блинчики, – ворчал Раков, весьма, однако, довольный произведенным впечатлением, – я как-никак десять лет был поваром в ресторане. Эх, деваляйчики какие готовил, соуса, бисквиты! Языки проглатывали!

Блинчики были восхитительно вкусные, и все так наелись, что даже обрадовались, когда кончилась сме­тана. Но Раков немедленно притащил из кухни… та­релку клубничного варенья, и восторги вспыхнули с новой силой. А когда на десерт мы получили по чашке холодного, с каким-то чудным ароматом компота, Юрик и Шурик выскочили из-за стола, подхватили Ракова и завопили:

– Качать его, качать!

Мы откликнулись на призыв, и довольно-таки весомая туша Ракова несколько раз взлетела в воз­дух. Только Борис сунул руки в карманы, демонстрируя свое особое мнение: он еще не мог примириться с перевоплоще­нием «лодыря и симулянта».

– Работу Ильи Лукича нуж­но отметить приказом по комму­не, – шепнула Борису Машень­ка. – Обязательно!

Борис нехотя кивнул: жела­ние Машеньки – закон…

– А что будет на обед, миленький Илья Лукич? – тормошила героя Ксения Авдеевна. – Поучите меня, пожалуйста.

– Да, да, Илья Лукич, – профессор уважительно поклонился, – как лицо заинтересованное, присоеди­няюсь к просьбе предыдущего оратора.

– Хорошо, пойдете со мной, – важно ответил Раков. – Только одно условие: язык держать за зубами! Меню должно быть секретом, это мой принцип.

Дрова на день были заготовлены. Глюкозу и ку­рятник Потапыч великодушно взял на себя, и поэтому все отдались блаженному отдыху. Игорь Тарасович с Зайчиком отправились вскрывать очередной курган, Лев Иванович уселся на веранде с губной гармоникой и нотной бумагой: сочинялось новое музыкальное произведение. Юрик и Шурик обучали игре в бас­кетбол Бориса, я читал книгу, а Машенька и Антон, раскачиваясь в гамаках, вскрывали друг у друга недо­статки и поднимали друг друга на смех – игра, кото­рая, по моему глубокому убеждению, была не столь безопасна, как это казалось ее участникам. Размышляя об этом, я незаметно для себя уснул, доставив большое удовольствие и себе и Машеньке (мы заметили, что она радовалась как дитя, когда нам перестало хватать девя­тичасового ночного сна).

Разбудил меня какой-то непривычный шум. Я при­поднялся и – не поверил своим глазам: к берегу подхо­дил катер! Возбужденно переговариваясь, на берегу толпились все члены коммуны.

– Мимо проезжал, решил газеты подкинуть! – вы­ крикнул моторист, бросая Потапычу конец.

Катер пристал к причалу, и мы с волчьей жадно­стью набросились на газеты. Потапыч о чем-то гово­рил с мотористом, а мы возбужденно сообщали друг другу новости. И тут я обратил внимание на Ма­шеньку: она держалась чуть-чуть в сторонке и была чуть-чуть не такая, как всегда. Сверкнула мысль: ведь пришел катер! Я посмотрел на своих друзей: они тоже были взволнованы и тоже искоса поглядывали на Машеньку. И мне вдруг захотелось, чтобы катер-иску­ситель скорее ушел, чтобы исчезла эта вдруг возник­шая напряженность. И по глазам своих друзей я по­нял, что они думают о том же.

– Спасибо за газеты, Григорий, – поблагодарил моториста Потапыч. – Через две недели ждем, приез­жай к обеду.

– Приеду, не беспокойтесь!

Взревел мотор.

– Отдай концы!

И здесь произошел случай, навсегда вошедший в летопись коммуны имени Робинзона Крузо.

– Стой! Подожди! – послышался крик.

Все оцепенели. Борис сжал кулаки и сделал шаг вперед, но в него с двух сторон вцепились Машенька и Зайчик.

– Давай быстрей! – выкрикнул моторист. – Кидай чемоданы!

– Пошли, товарищи, – сухо сказал Ладья, и мы, обходя Ракова стороной, молча зашагали наверх. Машенькины глаза подозрительно заблестели. На ду­ше было противно и сыро. Стрекот мотора отдалялся.

– Ишь, жмет! – повернувшись к озеру, воскликнул Шурик. – Ой!

Мы оглянулись.

На причале, не сводя глаз с удаляющегося катера, сидел Раков. Рядом с ним стояли его чемоданы.

– Н-да! – радостно выдохнул профессор. Машень­ка вспыхнула. Борис, ни слова не говоря, помчался вниз.

– Илья Лукич! – окликнул он неподвижного Ракова. – Илья Лукич!

Раков не шелохнулся.

– Илья Лукич, – повторил Борис, дотрагиваясь до его плеча.

Раков медленно повернулся.

– Ну чего? – хмуро спросил он.

– Извините, Илья Лукич. Позвольте, я помогу вам отнести чемоданы.

По настоянию Игоря Тарасовича мы отправились на обход острова. Мысль о том, что мы живем на неподнятой археологической целине, не давала ученому покоя. Недавние неудачи только разожгли его пыл. Ему мере­щились валуны с надписями тысячелетней давности, курганы-могильники с бесценными для науки костя­ми, дощечки, бусы и клады.

– Неподалеку от Новгорода, – мечтательно произ­нес он, – не так давно нашли прелюбопытную берес­тяную дощечку: некая Настасья писала Петру, что ее муж Василий уехал торговать кожами и приедет только через месяц. Это говорит…

– …о том, – продолжил Антон, – что за тысячу лет женщины нисколько не изменились. Стоило мужу уехать в служебную командировку за кожами, как Настасья тут же отпраздновала с Петром это со­бытие.

– Ну, а чем же кончилась романтическая исто­рия? – поинтересовалась Машенька.

– Ответное письмо Петра, увы, не найдено, – уныло ответил Игорь Тарасович.

– Добром это дело кончиться не могло, – решил Антон. – Представляю, что дружок Василия, местный почтмейстер, послал к своему приятелю гонца-скоро­хода, и бедняга рогоносец, бросив кожи, досрочно вернулся из командировки. Он поднял скандал, и Пет­ра за моральное разложение уволили из вечеуправления. В состоявшейся затем дуэли Петр мечом обрубил Василию рога. Кстати, они еще не нашлись?

– Антон, вы женоненавистник, – сказала Ма­шенька. – Чем это мы, бедные, так провинились перед вами?

– Вы – ничем! – весело ответил Антон. – Да и к остальным я отношусь не так уж плохо. У меня даже иногда мелькает мысль, уж не обратить ли на кого-ни­будь из них свое внимание.

– И что же вы делаете с этой мыслью? – полю­бопытствовала Машенька. И, оглянувшись, тихо доба­вила: – Ну, скажем, если эта мысль… обо мне?

– О вас? – Антон усмехнулся. – А разве о вас можно думать как о женщине? Ведь вы врач, и при взгляде на вас у человека могут возникнуть только мысли об уколах, горчичниках или валерь­янке. Так что, моя красавица, ничем не могу вас по­радовать.

– Ага, значит, все-таки я красавица? – зацепилась Машенька. – Следовательно, если бы я перестала быть врачом, вы могли бы обо мне думать просто как о кра­савице, не так ли?

– Какая дьявольская логика! – восхитился Антон. – Нет уж, лучше оставайтесь врачом, в этом качестве вы будете безопаснее.

– Значит, я для вас все-таки опасна? – настаивала Машенька. – Ну, признайтесь, что вы меня боитесь!