Остров священной гусеницы - Страница 5

Астроном целый день рассказывал мне о звёздах, о Белой стране, всё что знал, многое придумывал, многое и не надо было придумывать, оно придумывалось само. Я спросил его за птиц, он перешёл на шёпот, постоянно оглядываясь: -Птицы, это табу, это нельзя! Птицы-враги Священной Гусеницы, «всё что летает, должно быть уничтожено», процитировал он Священную книгу. Оказывается, ещё в давние времена, уничтожены были птицы, ангелы, демиурги, бабочки…-Погоди, мне когда– то Учитель рассказывал, что гусеницы произошли от бабочек,-Сказал я. Астроном побледнел, закрыл мне ладонью рот: -Учитель не мог такое сказать, в храме лежит железная нога Священной Гусеницы, каждый добросовестный прихожанин дважды в месяц целует ежели не мог ты встретиться с Учителем, он полгода назад уехал в страну «Ё».Я забыл совсем, что здесь может быть всего один Учитель, который уехал в страну «Ё», потому что он родился в этой свободолюбивой стране. Здесь, один раз в три года, делается паломничество в страну «Ё», каждым, кто, каким– то образом связан с этой страной. Я попросил Астронома рассказать за две страны подземелья. Он обиделся, это у вас там подземелье, а у нас нормальный мир, и люди у нас нормальные, и не едят мясо пойманных обезьян, поджаренное на кострах. А про эти страны ты узнаешь потом, только лучше Белой страны ничего нет. Ему показалось, что мы засиделись в пыльной и душной комнате, и он меня вытянул на улицу. Я вспомнил о разговорных камнях. Он подвел меня к одному: камень, как камень, только раковина на самой верхушке, как у молюска. Оказывается, они живые, и питаются земной энергией, в нашей стране есть специальная служба, которая выращивает эти камни. Говорят, что есть даже такие камни, к которым и подходить не надо, сказал заветное слово, и говори с кем хочешь. А так, всё просто, называешь имя с кем хочешь поговорить, если он подошел к камню, то говори, сколько хочешь, хоть целый год разговаривай, только 3 серебряных блёстки у тебя, каждый год, изымут за услуги связи. У каждого имени свой сигнал вызова, его можно даже транслировать в мозг, так удобнее пользоваться. Астроном отошел от меня, и мы тут же испытали камни связи, следующий сигнал я услышал у себя в голове. Звонил Историк, приглашал на встречу клуба секретных любителей музыки, называл явки, пароли. Мы с ним договорились встретиться завтра, я пообещал к нему зайти, ближе к обеду. Ему нравилось любое действие окутывать тайной, создавать культ на пустом месте. Каждый придумывал сказку, в которой жил! Историка считали странным, но богатым человеком. Между прочим, с ним было очень интересно, он знал 1000 занимательных историй и загадочных случаев, это была неисчерпаемая копилка всего, что творилось в этом мире. Астроном ему всегда проигрывал в спорах, злился, иногда доходило до рукопашной, но их, как магнитом, тянуло друг к другу. Он категорически отказался идти к Историку, этот звонок окончательно испортил Астроному настроение, он ушёл от меня, что -то бурча себе под носа я поплёлся в сторону неисследованной улицы, она уходила вправо от площади, от самого фонтана, далеко оставляя за собой, и тюрьму, и офис всего, в том числе и связи. -Улица Ковролётная, -прочитал я на табличке дома. Странное название, и магазины какие– то странные, здесь продавались парики, накладные брови, ресницы, всё для женщин. Я был единственным мужчиной на этой улице, женщины, стоящие за прилавком, попадающиеся навстречу, по ходу моего ознакомления с городом, здоровались со мной, как с обречённым, как с принцем, спешащим на обед дракона, в качестве любимого блюда. К концу улицы прохожих не осталось совсем, на стук моих шагов, ко мне подошел слепой старик, спросил, на какую улицу он попал. Я ответил. Старик, только услышал про Ковролётную, так чухурнул от меня, в противоположном направлении, как будто за ним гналась стая бешенных собак. Я всё же, не смотря на внешнюю скрытую опасность, дошёл до конца. Здесь был конвейер каких– то телег, без колёс, которые одна за другой, останавливались ненадолго на площадке, потом медленно отъезжали и ускоряясь, улетали в небо. Это чем– то напоминало аттракцион из рассказов Аники о городе, тем более, что на входе на площадку, стояли два больших разукрашенных клоуна, и приглашали прокатиться, как бы заманивая в небо. Я преодолел в себе это жуткое желание и молча потопал домой, в надежде узнать от Астронома всё об этой странной улице, и о летающих каретах. Астронома дома не было, на столе лежала записка, но прочитать я её не смог, из-за корявого почерка. Весь вечер и всю ночь я провёл в переживании за друга, а утром, с первым сигналом водных часов, находящихся в храме Большой Гусеницы, я побежал по Цветочной улице, с запиской в кармане, в надежде, что застану Историка, и он прочитает, что в ней написано. Историка дома не было, он тоже где-то пропал с вечера. Домоправительница подтвердила, что прибегал Астроном и они вместе с Историком куда то ушли. Записку она крутила, и так, и этак, но чтоб прочитать её, направила меня к господину Рынде, благо, что директор паноптикума жил, напротив. Мы с ним пересеклись, когда я выходил от Историка, Рында спешил на работу, я ему пересказал всё по пути. До места работы было недалеко, накрапывал дождь. Рында кому-то крикнул, чтоб выключил поливалку, и дождь закончился. Он взял записку, и вслух прочитал: -Поливай цветы, поплыл выручать Свистульку. И больше ничего, для другого Спасатель не требовался, главное-поливай цветы. Мне было интересно, что там натворил Свистулька, что его выручать понадобилось, за этих пять дней? Осталось только ждать, когда приплывут с острова Историк и Астроном. Меня Рында ввёл в музей, извинился, что нет Гиды (Гида уехала с Учителем), она бы провела тебя по музею по высшему классу, с объяснениями и с красочными характеристиками каждого экземпляра. Ты тут осматривайся, а я побежал, и Рында испарился, оставив меня один на один с чудовищами. (Он панически боялся оставаться внутри паноптикума. Правда я тогда этого не знал.) Я молча переходил от одного экземпляра, к другому: -причудливую растительность, сменили первые океанские ящеры-монстры, рядом сидели демиурги, стаями, похожие на Шурим, казалось, что они только прекратили разговор. Меня поразило с какой тщательностью были сделаны копии, даже взгляд их стеклянных и восковых глаз, казался живым, осмысленным. Дальше шли животные, как чучела, нагроможденные друг на друга, стаи птиц свисали с искусственных скал, разнообразная мелкая живность была выложена вдоль тропинки, абсолютно бессвязно: змеи с хомяками, мыши с крысами. В конце был человек, в диких шкурах, рядом застыла его жена, с курительной трубкой, трубка ещё дымилась, в самодельной грубой подвешенной колыбели лежал ребёнок, похожий на орангутанга и сосал соску. Дальше были двери с изображениями богов, они были заколочены досками, время от времени кто-то там буянил, оттуда раздавался шум и крики, что директор сволочь и вор, пропил их зарплату за полгода, что и на него найдём управу, вот только вырвемся из лабиринта. Я обернулся: соска валялась на полу, уже мужик курил трубку, а впереди у ящера, стоящего перед стаей демиургов, непрерывно бежала слюна изо рта. Мне что-то расхотелось возвращаться, и я вышел через боковые двери. Но только я туда вошёл, ко мне с визгом подскочила какая то мохнатая образина, со словами, что сюда нельзя, не готово ещё, и выпихнула меня наружу. Директора я нашёл в беседке, он при моём приближении, успел что-то спрятал в сумку. Я спросил, как отсюда выйти, он видимо не понял, сказал «Угу «и махнул рукой. Я прошёл через запах полироли или спирта, доносящийся из беседки, за которой сразу начиналась улица, параллельная Цветочной. Рядом с Цветочной мне хотелось, чтоб находилась улица Ягодная или Виноградная, какое же было моё удивление, когда на табличке близстоящего дома, я прочитал-Улица Поп…остальное было густо заретушировано. -Может быть Популярная или Попутная, -подумал я. На этой улице был единственный на весь город магазин сантехники, со светящимися унитазами на витраже. Мне надоело обследовать город по его второстепенным улицам, легче было найти карту города, где обозначено всё не особо значимое, и только на случай, если мне понадобится магазин скрепок или иголок с нитками. Я вновь вышел на Цветочную и пошел к площади. На площади, как всегда, кто-то чего-то строил; наверное, очередной праздник приближается.