Остров священной гусеницы - Страница 1

Том 1. Глава 1.

Сегодня последняя звезда окунётся в Нил, и великая Анукет завершит сбор добычи, пришло время подсчета долгов. Пока отец пересчитывал зерно в амбарах, превращал молоко в сыр, перещупывал золотые и серебряные слитки, Аника вместе с такой же гурьбой сверстников, улизнула от этих скучных взрослых дел. Улицы Фивы всегда больше притягивали ребятню, чем надоедливые указания родителей и их многочисленных родственников. Острый глаз ребёнка, как уаджет, подмечал любое изменение в облике многочисленных улиц этого большого города. Здесь можно было встретить индийского факира, волшебной меллодией, выманивающего змею из длинного и узкого медного сосуда. Змея, как пьяная, танцевала, реагируя на незаметные взмахи его дудочки. Рядом, его соотечественники, жонглировали факелами, глотали и изрыгали огонь. Ходили напыщенные жрецы, их многочисленные соглядатаи. Под заборами, ютившиеся карлики-клоуны, перекривляли их походку. Веселье Беса несли в себе эти бродячие индийские племена. Но мудрое око Сета обходило их, и взгляд жрецов, уже привыкших к кривлянием комедиантов, скользил мимо их, вылинявших на солнце, шалашей. Черные, как и драгоценное дерево из Африки, нубийцы, точили свои мечи. Фараон пополнил своё войско наёмниками. Они совсем не знали египетского языка, приманивали женщин мешочками серебра. Фараон, каждые полгода, щедро расплачивался со своими войнами. Здесь даже можно было увидеть редкость-желтых, как желток яйца, священной птицы Ибис, женщин, найденных самим Гором, в излучинах диковинной страны. Иногда, приводили в кандалах слуг Осириса, белых людей, разговаривающих непонятным языком бездны. Фараон покупал их, чтоб скормить священным крокодилам, и богиня Таурт была благосклонна к народам Атона, к городу Фивы. Вечером, в честь праздника землевладельца, в честь ознаменования Анукет, проводился обряд очищения: ещё живой, шумерский колдун, посаженный на кол, и его избитый привязанный ученик, ждали своей участи на главной площади Фивы. Шумериец, посмел перед божественным фараоном, представить образцы письменности чуждого письма, другую науку и культуру. За что и был наказан. Нет того, чего не должно быть! Атон был склонен к Фараону, правящему Египтом. Приговорённые ждали своей участи? Колдун умирал, и только жрецы, знали, что он не переживёт эту ночь. А ученик, сегодня вечером примет целый кувшин расплавленного свинца, и слава Атону, никто и никогда не узнает, что есть такая страна Месопотамия.

Дети, как губка, впитывали всё уличное воспитание, его менталитет, его политику, и правила действия. Никто, никто не подал воды, ни умирающему колдуну, облегчив его мучения, никто не подал воды его темноволосому ученику, эта вода стояла в ста шагах от жертвы. Солнце потихоньку заходило за горизонт. Начинался праздник. Народ стекался со всех рабочих окраин, степенные оседлые крестьяне, со своими, многочисленными семьями, заполняли площадь, знать, окруженная рабами, старалась занять лучшие места, военные, в порядке своей субординации, занимали оставшиеся свободные сектора площади. Появился Фараон, жрецы и их гриффоны-осмотрители, главные действующие лица. Про жертву вроде все забыли, Детвора, преодолев все лазейки, смогла проникнуть почти под ноги осужденным, даже слышала хриплый вздох ученика Шумерийца. Сам же Шумериец был без сознания. Было весело, но нам не понять. Над храмом зажглись факелы, большие и малые барабаны известили народ, об открытии дверей храма, и божественная Мерит, языком музыки, встречала процессию восхождения Фараона на престол. Женщины-жрецы омыли ноги живому земному богу, и словно сам, великий Нун коснулся его ступней. Смычёк, пробежал по струнам каманги, и под звуки серебряных труб, Фараон опустился на трон, поддерживая посох и плеть, символы божественной власти над смертными. Две чаши, вырубленные рабами-арамеями в розовом граните, были уже полны кровью жертв, чёрных и белых барашек. И только средняя чаша была пуста и ждала своего часа; жрец, гадающий по внутренностям жертвы, уже потирал вспотевшие от нетерпения руки. Шумерийцу дали воды с хмелящим корнем мандрагоры, налили предсмертный кубок вина с порошком марихуаны, сняли с кола. И буквально, втащили его к жертвенной чаше. Жрецы требовали, чтобы он признался в своём колдовстве, облегчая участь себе, и участь самих жрецов, которым уже порядком надоело упрямство чужеземца, не признающего египетских богов. Он сказал, на хорошем правильном языке с Фивинским выговором: -Я съем Солнце! Я убью Атона в городе его! Фараон рассмеялся, его поддержали жрецы. Вскоре вся площадь обсуждала эту шутку иноземного колдуна. Жрец, стоящий у жертвенной чаши, опробовал остроту ножа и ждал сигнала. Вдруг резко стало темнеть, на небе не стало половины солнечного диска, потом ещё, ещё…и солнце пропало. С воплями ужаса разбежались все, оставив всё у храма Атона, и оружие, и музыкальные инструменты, и посох с плетью. Шумериец дополз до трона, забрался на него, засмеялся и умер. Его никто не слышал, рядом никого не было. Операторы адронного коллайдера опять зафиксировали аварию, приведшую к пробою схемы, полетели какие -то магнитные ограничители, не выдержав нагрузки, на данном участке пути, ипытываемых частиц. Коллайдер выведен в ремонт.

Джафар очнулся от чьего то толчка, кто-то пытался его раздеть, захватывая край его одежды. Он медленно открыл глаза. Рядом с ним стоял осел и пережёвывал часть его халата с семенами горного нута. Ослы, наверно, как и козы любят нут, -подумал он. Не было ни Фараона, не площади, не Египта. Всё было занесено песком. Песок и осёл, осёл и песок. У осла к шее была привязана длинная верёвка, убежал значит: – подумал Джафар. Мимо прошуршала ящерица. Хотелось пить. Джафар пошевелился, он так же был привязан к столбу, только столб лежал на земле, и верёвки казались ослабленными. Видно с узлами осёл поработал,-усмехнулся Джафар. Двадцать раз, по десять дней, как он с хозяином выехал из Урука, и волей судьбы, в первый же день прибытия в Фивы, по приказанию жрецов, войны фараона схватили хозяина, а на него самого, сначала надели браслет раба, потом просто связали его на площади. Хозяину повезло меньше. Кто-то рядом застонал. Джафар поднял глаза, на бархане лежала девчонка, ее левая рука была неестественно вывернута, девчонка опять застонала. Джафар попробовал освободиться, вскорости распутал одну руку, потом другую. Тело ещё болело от побоев, но с каждым снятым узлом, всё больше и больше слушалось хозяина. Осталось только два закованных браслета, на шее и на ноге, которых без кузнеца не снять. Он попытался сесть, девчонка раньше села, вскочила и упала, застонав от боли. Всё-таки повредила руку, – подумал шумериец, он подошел к ней и прощупал кости, вроде просто вывих. Он резко вправил руку. Девчонка опять потеряла сознание. Джафар зафиксировал руку пострадавшей, привязав её к туловищу. И только закончив с лечением египтянки, он решил осмотреться. Он её узнал, этого ребёнка, крутившегося около его ног. Он просил воды, но никто его не понимал…Он опять захотел пить. Но вокруг была полупустыня и земля, казалась серой, не похожей на землю верхнего Египта. Может боги занесли нас на Аравию? Египтянка очнулась, что-то сказала на своём красивом языке, но Шумерец не понял её. Надо идти к людям, – подумал Джафар, – надо идти за ослом, он приведёт нас к воде и еде. Осёл медленно переходил от одного кустика зеленеющего над поверхностью глинозёмного песка, к другому, за ним волочилась длинная верёвка, а за ней, шатаясь, шел шестнадцати-семнадцати летний подросток, похожий на араба и девочка, лет десяти, похожая на куклу Барби, выпущенную по спецзаказу для Южноафриканской республики. У девчонки болталась рука на привязи. После двух часов хождения Джафар понял, что осёл водит их по кругу, Анника устала и в изнеможении, опустилась на ближайший пригорок. Солнце, всё быстрее и быстрее стало клониться к горизонту, уступая место вечерней прохладе. Вдруг где-то далеко раздался ослиный крик, и наш провожатый, подхватив его своим ревом, припустился бежать, волоча за собой верёвку. Солнце уже почти село, и дети увидели свет. Они вышли на свет нашего посёлка, но заходить побоялись, развели костер и съели нашу собаку. Их утром нашел проводник Ильяс, он же и приволок их в лагерь. Один из практикантов-северянин, говорил, что Ильяс шибко за собаку ругался, но детей не бил, зря это наша медсестра, на него наехала. Когда осматривала, говорит на пареньке живого места нет, а у девочки рука, с сильным вывихом. И одежды на них никакой, пришлось за счёт экспедиции покупать. Осел пропал, как призрак, он нам встретился на дороге переселения душ, Анника увидела огонь, и мы пошли на огонь, он висел на столбах, как луна над Нилом, освещая странные жилища, похожие на шутовские шалаши, вокруг воняло слугами Осириса, которые жили в этих шалашах. Запах влаги привел меня к воде, даже здесь, на краю бездны, текут реки! Нет, это не было рекой, скорее маленький ручей, но так хотелось пить…Мы с Аникой не могли напиться. А потом на нас напал воин Осириса, переодетый собакой, и захотел отнять нашу воду, вместе с нашими душами. Мы с Аникой дали бой, Аника сказала, что Гор помог нам, и мы победили. Теперь нужно съесть сырыми печень и сердце война собаки. Но мы были такими голодными, что пришлось развести костер. Я думал, что саксаул и колючие кустарники не горят в преисподней, но около ручья мы нашли много непонятных, абсолютно ровных тонких дровишек. Мы зажарили и съели война, оставив шкуру, как жертву богу Гору. Утром наши души поймал слуга Осириса и потащил в жилище бледных дивов, из которых боги выпили кровь. Им даже одежду приходится носить белую, с красным крестом Сета, чтобы знать, чья это добыча. Один див, раньше, наверное, был женщиной, смотрел на нас, только как он мог смотреть, если его глаза были закрыты волшебством с блестящими стёклами, уаджет скрывающий взгляд, может его гипноз помогал видеть мой мозг? Потом я понял, что мы не готовы, и нас надо помыть и одеть, перед тем, как Осирис съест наши тела. Останется только побороться за души: он мог оставить их себе, мог подарить Гору, а мог отдать их Атону.